Улеб Твердая Рука(др. изд)

Солнце припекало все сильнее, поднимаясь выше и выше в безоблачном белесом небе. Низко парили птицы у края леса, где витало зыбкое марево над болотцем, за которым начиналась равнина, а дальше, если взобраться на самый высокий из холмов, опоясывающих равнину, можно уже различить дымы и отблески куполов Адрианополя, раскинувшегося вокруг места слияния двух рек.

Когда кавалькада приблизилась к месту, откуда наблюдали за ней Улеб и Велко, на расстояние примерно в две стадии, они открыто выехали на средину дороги и застыли, как изваяния, внезапно выросшие на пути.

— Увидели нас, — молвил Улеб, — остановились.

— Снова двинулись, — немного погодя заметил Велко. — Похоже, что пленники-то из наших.

— Да, — произнес Твердая Рука. Он извлек из-за пояса платок, подарок Кифы, повязал им нижнюю часть лица. — Укройся в тени и держи их на острие стрелы.

— Хорошо, — кивнул Меткий Лучник и отъехал на обочину, под деревья. Вынул стрелу из заплечного колчана, положил ее на тетиву.

— Кто эти люди и в чем их вина? — громко обратился Улеб к напыщенному старцу и указал на невольников, привязанных к повозке.

— Я вижу перед собой благородного рыцаря, — последовало в ответ. — Я угадал в нем благородство, хотя не вижу лица. И я не спрашиваю, зачем понадобилось благородному рыцарю скрывать лицо. А ведь имею право знать…

— Сейчас спрашиваю я! Отвечай!

Вдруг один из латинян-охранников визгливо вскричал:

— Мы под рукой досточтимого хилиарха Гекателия! И ты, дерзкий чужестранец, на его земле!

— Я спрашиваю: кто эти люди? — повторил Улеб.

Старик, названный хилиархом Гекателием, молча глянул на слуг. Пращник выхватил рог, намереваясь протрубить то ли для храбрости, то ли для того, чтобы призвать на помощь, но в это мгновение его руку поразила стрела, пущенная Метким Лучником, и рог шлепнулся в пыль.

Один из латинян ринулся на Улеба, угрожая копьем. Юноша легко уклонился, даже не сдвинулся с места, и, едва нападавший проскочил мимо него, к изумлению остальных, метнул нож. Ох, стоять бы незадачливому латинянину, не лезть а рожон, а так… грохнулся оземь с коротким хрипом. Благо прочим, что опомнился Гекателий, уберег их от верной гибели, понял умудренный жизнью, что силою тут не возьмешь, крикнул слугам:

— Торна! (Назад!) — Этак лучше, — сказал Улеб. Спешился, выдернул свой клинок из поверженного врага, сел опять на коня, приговаривая: — Мало учил вас Святослав, князь великий.

Гекателий зашипел зло:

— Если тебе нужны беглые твари, можешь спасти их от виселицы тридцатью златниками. Золото мне — и посторонись!

— Кто эти люди? Булгары?

— Да.

Улеб почувствовал, как хлынула кровь к лицу, взглянул на Велко, поодаль державшего лук наготове, обернулся к надменному халиарху и сказал, с трудом сдерживая себя:

— Ты добыл их в бою?

Внезапно сквозь стон связанных невольников просочилась славянская речь одного из них:

— Обманом! Убей их! Убей! Убей нелюдов! Убей их, юнак!

Он, этот несчастный, упал на колени в отчаянной мольбе. Второй пытался его поднять. Улеб обрубил их путы, затем приблизился к хилиарху вплотную.

— Я Улеб, росс по прозвищу Твердая Рука. Эти люди свободны, иначе, ромей, клянусь Перуном, ты падешь! Вот мой меч — мое слово. Беги же прочь со своими холопами!

Известное повсюду имя юноши произвело на Гекателия сильное впечатление. Он растерянно озирался, соображая, как быть. Наконец собрался с духом и заговорил:

— Я не сержусь на тебя, юный странник, ты слишком храбр для своих лет. В молодости и мне случалось резвиться и шалить на дорогах. Однако ты достаточно умен и знаешь, что за иные развлечения платят. Возмести убыток и разойдемся с миром. Двадцать солидов за убитого, десять за руку пращника и по двадцать номисм за этих полудохлых рабов. Конь и оружие побежденного по закону поединков твои!

— Убирайся, если жизнь дорога! Спасайся и молись, чтобы я тебе больше не встретился!

Делать нечего. Хилиарх потоптался немного, швырнул копье на повозку, щит снова на спину, стегнул коня и отступил, бормоча бессильные проклятия. Вслед за ним удалились и наемники его. Посрамленные и взбешенные, ускакали в город.

Прервав благодарные излияния спасенных, которые все еще не могли прийти в себя, Улеб и Велко уступили им коней, помогли взобраться в седла, ибо самостоятельно они не в силах были проделать это.

В лагере их встретили радостными приветствиями. Шумной гурьбой посыпались из кустов на поляну, где торчал единственный стяг. Все в кольчужной чешуе, загорелые, крепкие, белозубые удальцы. А ведь в самих-то едва теплилась душа когда-то. До чего же, однако, преображается человек на волюшке!

— Братья, вот нам два новых товарища, — сказал Твердая Рука соратникам, обступившим прибывших, — позаботимся о них. Накормите досыта, обмойте раны этим снадобьем. — Он вынул из сумы деревянную флягу с горькой настойкой ирного корня. — Приоденьте их и пускай отдохнут в шалаше. А мы с Метким Лучником опять отлучимся. Нужно добыть им лошадей и ратное снаряжение.

— Где? — спросил Велко.

— Неужто думаешь, что гордец Гекателий не поспешит в погоню за обидчиками, прихватив из городища подмогу?

— Не в своем уме, братец! — воскликнул Велко. — Ты да я против стольких! Либо жизнь тебе надоела, либо вовсе позабыл про Улию.

— Не станем драться с тучей, — сказал Улеб, — я такого не говорил, чтобы выйти один на сто. То молва нас с тобой вознесла до небес, а по правде мы из костей и мяса, как всякий.

— Все это шуточки.

— Экий ты бестолковый сегодня! Ишь нахохлился! — Улеб хлопнул дружка по плечу. — Сразу двух молодцов у ромеев отняли, а ты бухтишь!

— Да ну тебя, вечно баешь загадками.

— Что тут хитрого! Хилиарху на ум не взбредет, что мы схоронились поблизости. Он, премудрый, решил, будто мы сломя голову удираем подальше от города. Понесутся они в погоню мимо нашего места, изловчимся сзади… Словом, там разберемся.

— Едем, — оживился Велко. — Скорей, не то прозеваем!

Спустились к самому краю леса и спрятались в зарослях папоротника как раз против болотца, на заплесневелой воде которого плескались дикие утки. Отсюда хорошо просматривалась дорога, петлявшая от холмов в низине до лесной чащи.

Деревья, могучие, стройные, как колонны, высоко устремляли замшелые стволы, зарывались раскидистыми кронами в яркую голубизну неба. Молодые побеги подступали к самым папоротникам, оберегаемым влажной непроницаемой тенью вековых исполинов.

— Светлый день… — Улеб покусывал сорванную травинку. — Светлый и длинный, как день Белого бога. В долгий день и короткую ночь Купалы на Днестре жгут огни, жарко празднуют уличи. А мечи на гвоздях да в чуланах. Любо дома. Кифа с батюшкой тоже скучают, наверно… Затерялась сестрица…