Улица Королевы Вильгельмины: Повесть о странностях времени

Близких родных у нас не осталось. Ни у нее — мать умерла задолго до войны, отца тоже убили на фронте. Моих же родителей в самом начале войны фашисты расстреляли в латвийской тюрьме.

Так что нам предстояло продолжить род.

МОЯ ПОЧЕТНАЯ ГРАМОТА

Было еще рано. Я не спеша добривался у роскошного настенного зеркала в золоченой резной раме, когда во двор нашего графского особняка, минуя часового у ворот, въехал «виллис» фельдъегерской связи с очень серьезным насупленным сержантом на переднем сиденье и двумя сопровождающими солдатами-автоматчиками на заднем. У сержанта под мышкой объемистый портфель. Опять, значит, торжественно и церемонно привезли нам очередную шифровку. Я хмыкнул. Как правило, в них под грифом «сов. секретно» содержалась чепуховая обыденщина. Подполковник Гуркин, верный своей привычке, аккуратно вскроет специальным ножичком засургученный и прошитый посередине пакет, бегло пробежит глазами листок и передаст секретарю «на вечное хранение» — в пыльную папку на второй полке сейфа, ключи от которого неизвестно когда и кем утеряны и который отлично открывается самой обыкновенной женской шпилькой для волос.

Обильный поток шифровок по любому поводу был атавистическим наследием недавно отгремевшей войны, своего рода ритуальным обрядом. Когда же от нашего «хозяйства» и в самом деле требовалось что-либо срочное и важное, вышестоящие начальники прибегали к обычному телефону, пренебрегая строгими правилами военного периода, и шпарили открытым текстом на всю Европу. Однако в тот день, о котором идет речь, все пошло по совершенно другому сценарию. Не успел фельдъегерский «виллис» покинуть нашу территорию, как за мной примчались из канцелярии.

— К Гуркину! Мигом!

Смыв наскоро мыльную пену с лица, я рванул по витой широкой мраморной лестнице на первый этаж, где располагались наши рабочие помещения и кабинет начальника.

Подполковник Гуркин положил передо мной расшифровку. Я прочитал с удивлением и радостью:

«Сов. секретно».

Начальнику отделения гвардии подполковнику Гуркину.

15 июня в Москве в помещении Антифашистского комитета советской молодежи на улице Кропоткинской состоится расширенный пленум ЦК ВЛКСМ с участием Антифашистского комитета. Начало в 10 часов.

Под Вашу личную ответственность предлагается командировать гвардии старшего лейтенанта Квина с содокладом в пределах пятнадцати минут «О перспективах демократического движения молодежи Венгрии».

Шикин» [9] .

9

Генерал-полковник Шикин И. В. В то время начальник ГлавПУ Вооруженных Сил СССР.

— Ваше мнение, старший лейтенант? — Гуркин едва заметно улыбается.

— Какое еще мнение, товарищ подполковник! Приказ! Придется ехать!

Тщетно пытаюсь скрыть бурную радость. Москва! Редкие вызовы в столицу для меня всегда праздник.

— Радуетесь! — подполковника Гуркина не провести. Он прекрасно понимает, что происходит у меня на душе. — Не рано ли? Сегодня четырнадцатое. Рейсового самолета нет.

— И еще доклад писать... — Я скисаю на глазах начальства.

— Ну, ну! Не вижу трагедии. Положение и перспективы молодежи вы знаете не хуже самого товарища Ракоши, не надо никаких бумажек. С самолетом тоже устроимся. Я договорюсь с военными летчиками. Да вот прямо сейчас — чего откладывать.

Снял трубку телефона прямой армейской связи:

— Полковника Бидаху, пожалуйста...

Все складывалось как нельзя лучше. В пять утра с военного аэропорта в Москву отбывал с грузом «Дуглас». Обратно рейсовым.

— Смотрите, почетную грамоту ЦК ВЛКСМ на радостях в Москве не оставьте, — отпуская меня, загадочно улыбнулся подполковник.

— Какую почетную грамоту? Мне?

— А кому еще?.. Прорвался такой слушок через границы и заставы... Ладно! Теперь к себе, соберитесь с мыслями, после обеда доложите. Никаких записей, кратко, емко. Не забудьте про возможные варианты развития событий. И ни звука о пропавшей делегации. Учтите: там щелчков по носу не любят.

К вечеру я был полностью готов.

Спал беспокойно. То полет снился, то почетная грамота — подполковник Гуркин зря трепаться не будет.

Только, казалось, заснул — и тут же осторожный стук в дверь.

— Пора! — шепчет Игнат, персональный водитель шефа. — Четыре ноль-ноль.

— Ты повезешь?

— Гуркин приказал на своей.

Вот это да! «Шкода люксус супериор». Шикарный красный лимузин, обитый изнутри красной же кожей, с шестью скоростями, радиоприемником. Говорят, до Гуркина этот жеребец благородных кровей помещался в конюшнях короля Румынии.

Собраться мне — двадцать секунд. Из вещей — один планшет с документами. Плаща не беру — вон какое ясное утро.

Прокатились до аэродрома с ветерком, Капитан корабля, ветеран моих годков, предупрежден.

— Только имей в виду, старшой, сидеть придется на кулях, на ящиках. Есть, правда, хлипкая садовая скамейка, но на ней еще хуже: взбрыкивает на воздушных ямах как необъезженная кобыла,

Да какая там разница!

Летели не прямо, садились раза три возле небольших городков. Летчики говорили: что-то смазать, что-то отрегулировать, «Дуглас» никудышный, давно пора на свалку. Но я же видел. Нас ждали. Подходили женщины, подходили старички со старухами, получали ящички, кульки, мешочки. Ничего криминального, конечно: свои посылают своим. Но время, время-то идет!

Когда подлетали к Внукову, я взглянул на часы и моментально вспотел. Через полчаса начинают, а я еще в воздухе.

Хорошо, летуны посадили на свой автобус и примчали к метро «Парк культуры». А оттуда одна остановка до Кропоткинской.

И вдруг...

— Товарищ гвардии старший лейтенант!

Я по инерции продолжаю бежать, но уже чувствую: что-то неладно!

— Товарищ старший лейтенант! — голос уже включен на полный звук. — Вы! Вы! С планшеткой в руке.

Останавливаюсь. Кряжистый майор с квадратным лицом. На рукаве повязка дежурного, на груди — одна-единственная черно-оранжевая медальная планка — «За победу над Германией».

Подходит нарочито медленным шагом. Небрежно кидает кисть правой руки под козырек:

— Майор Колядный. Комендантская проверка. Ваши документы!

Документы у меня чище чистого. Подаю офицерское удостоверение, командировочное предписание. Ох, пистолет в кобуре... Да что это я! Он же у меня в предписании записан.

Майор медленно, по слогам читает текст. Внимательно вглядывается в печать, разглядывает командировку на просвет.

А минуты бегут, бегут...

— Нарушаем форму одежды, товарищ старший лейтенант. И где? В столице нашей родины!

— Я нарушаю?

— Не я же! У кого планшет в руке? У меня или у вас? А где ему положено быть? На ремешке между плечом и шеей. А сам планшет должен висеть на левом боку, не ниже середины бедра.

— Так у меня же и ремешка с собой нет.

— Вот и еще одно нарушение... Словом, так: шагом марш к газетному киоску. Видите, там уже трое таких же разгильдяев. И ждите. Придет грузовая машина, заберет всех в городскую комендатуру.

— А там? — я растерялся как нашкодивший пятиклассник.

— А там? — недобро усмехается майор. — Три часа строевой подготовки. Разговор с помощником коменданта. Отметка в командировочном предписании. Как минимум.

И небрежно сует все мои документы в свою полевую сумку.

— Товарищ майор!.. Я не могу!.. Меня ждут к десяти часам, В ЦК комсомола. Я содокладчик.

— Вот заместителю коменданта и доложите... Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант!.. Вы, вы с расстегнутым воротничком!..

И, как голодный тигр, устремляется от меня к следующей жертве.