Улица Марата и окрестности

К этому свидетельству есть, правда, некоторые вопросы. Особенно смущают упоминания о Тургеневе и Достоевском: достоверно известно, что они и вправду были гостями Панаева, но только уже в другие годы – когда Иван Иванович с супругой переехали на собственную квартиру.

Но может, временами Панаевы гостили у матери и принимали тут своих знакомых?

ДОМ № 76

ДВОЙНОЙ ПОРТРЕТ МЕЙЕРХОЛЬДА

Достаточно внушительный на фоне соседей пятиэтажный дом № 76 построен для купеческой семьи Сироткиных. К элите столичного купечества те не принадлежали: известно лишь, что торговали москательным товаром (краской, олифой, клеем и т. п.) на Мариинском рынке.

Была, впрочем, в истории дома № 76 и более заметная купеческая семья. На рубеже XIX и XX столетий дом перешел от Сироткиных к купцу Александру Александровичу Коровину – члену видной купеческой династии, торговавшей мануфактурой в Александровской линии Апраксина двора (той, что идет вдоль Садовой улицы). Коровины были в числе самых известных в столице торговцев тканями и коврами; известно, что к свадьбе цесаревича Александра Александровича и великой княгини Марии Федоровны их фирма получила солидный заказ на поставку ковров и тканей для Аничкова дворца.

В историю русской культуры, однако, Александр Коровин вошел не благодаря этому заказу. И даже не потому, что был художником-любителем. Увлеченный собиратель современной русской живописи, он сумел сосредоточить в своей коллекции свыше двухсот работ Льва Бакста, Константина Сомова, Бориса Григорьева, Виктора Борисова-Мусатова, Александра Бенуа, Микалоюса Чюрлениса и других мастеров той эпохи. В числе жемчужин его коллекции были знаменитый «Двойной портрет» Всеволода Мейерхольда кисти Григорьева и прогремевшая на одной из выставок группы «Мир искусства» картина «Ужин» кисти Бакста. Тот самый «Ужин», о котором так по-разному отзывались Владимир Васильевич Стасов и Василий Васильевич Розанов. Первый: «Сидит у стола кошка в дамском платье; ее мордочка в виде круглой тарелки, в каком-то рогатом головном уборе; тощие лапы в дамских рукавах протянуты к столу, но она сама смотрит в сторону, словно поставленные перед нею блюда не по вкусу, а ей надо стащить что-нибудь другое на стороне; талия ее, весь склад и фигура – кошачьи, такие же противные, как у английского ломаки и урода Бердслея. Невыносимая вещь!». И второй: «Стильная декадентка fin de si`ecle черно-белая, тонкая, как горностай, с таинственной улыбкой, `a la Джиоконда, кушает апельсины».

Дом № 76

Все эти полотна хранились в доме на Николаевской. Популярный иллюстрированный журнал «Столица и усадьба» в 1917 году писал: «Расположенная в жилых комнатах, картинная галерея не носит скучного характера музейного собрания, наоборот – висящие на всех стенах холсты дополняют стильную художественную обстановку». Стильная обстановка тоже была результатом собирательской деятельности Коровина: известно, что мебель для столовой и гостиной делали по рисункам того же Льва Бакста.

В этих столовой и гостиной перебывал, без преувеличил, весь цвет тогдашней российской живописи. В дневнике Александра Бенуа можно найти краткую запись о том, как он посетил Николаевскую в последние дни 1916 года: «Вечером после долгого времени – у коллекционера А.А. Коровина.., угостившего нас совершенно "довоенным" ужином... Из картин довольно сильное впечатление производит один только портрет Мейерхольда, писанный Борисом Григорьевым. Невиданный же до сих пор мной "Каток" Кости (Сомова) уж очень надуман, даже слишком».

И дальше о бытовых подробностях тогдашней жизни: «Извозчиков совсем нет (!!), и потому пришлось шествовать домой пешком, что, однако, доставило мне удовольствие, так как стояла дивная лунная ночь. Провожали меня через весь город сам хозяин, Добычина, Каратыгина. В первый раз пересекли Неву по только что открытому новому Дворцовому мосту».

Жил тогда Александр Бенуа, надо сказать, на Васильевском острове – так что путь вышел вправду неблизкий...

Собирая картины, Александр Коровин лелеял мечту открыть в Петербурге собственный музей современного искусства. Он приобрел даже особняк на 2-й линии Васильевского острова, который собирался переоборудовать по всем правилам музейного дела, однако революция поставила крест на планах. Из-за слабого здоровья в пору революций Коровин отправился лечиться на юг, а в его отсутствие основная часть собрания картин была передана в Русский музей. По возвращении коллекционер прожил недолго.

Ныне коровинские полотна с Николаевской улицы являются частью собрания Русского музея.

ДОМА №№ 78, 80

МАНУФАКТУРА, РЫБА, ЧАЙ...

Два дома, о которых пойдет речь в этой главе, продолжают купеческую тему в нашей прогулке. Историей они, правда, небогаты. Дом № 78, высотой в три этажа, сохранил доныне характерные черты архитектуры классицизма. В начале XX века он находился во владении купеческого сословия – причем хозяин дома, купец 1-й гильдии и гласный Городской думы Михаил Александрович Александров, как и Александр Коровин, торговал мануфактурой.

Дом № 78

Дом №80

Не один год в этом доме помещалась камера мирового участкового судьи; известно, что судейскую должность здесь довольно долго исполнял Андрей Дмитриевич Стасов, член прославленной семьи Стасовых. Зодчему Василию Стасову он приходился внуком, а критику Владимиру Стасову – племянником.

Еще одно купеческое владение – четырехэтажный дом № 80. Год его рождения строители запечатлели на полу парадной лестницы: «1884».

Заказчиком строительства был купец 1-й гильдии старообрядец Михаил Арсентьевич Киржаков. Хозяин нескольких помещений и рыбных лавок в Ямском и Андреевском рынках, он тоже поселился вместе с семьей здесь, на Николаевской. И открыл чайный магазин прямо по месту жительства. Наверное, чай любил.

А после смерти Киржаков а дом находился в руках его потомков до самой революции, до национализации. Впрочем, родственники купца продолжали жить здесь и много позже – но уже как рядовые обитатели огромных коммунальных квартир.

ДОМ № 82

ШРИФТЫ ОТ ЛЕМАНА

Петербургский немец Франц Иосиф Леман родился в небогатой семье. Когда пришла пора зарабатывать деньги, его определили учеником в известную столичную типографию Карла Края. Там Леман нашел свое призвание. Ему поручили отливать литеры для типографии, и он наловчился делать их хорошо и быстро – до пяти тысяч штук в день!

Когда Край разорился, Леман открыл собственное дело – «Словолитное заведение О.И. Лемана». О.И. – потому что на русский лад Лемана звали Осипом Ивановичем. Занялся он изготовлением шрифтов всерьез, закупил новейшую технику, пригласил лучших мастеров. И уже скоро слава об изящных, аккуратных шрифтах Лемана разнеслась по столице и за ее пределами...

Увы, в возрасте 39 лет Леман скончался. Но дело его не умерло: во главе «Словолитного заведения» встали его наследники. При них мастерская превратилась в настоящий завод, а потому прежнего скромного места для нее уже не хватало. Стали искать в городе подходящий клочок земли и он обнаружился. Это был полупустой участок на Звенигородской улице (№ 20), принадлежавший причту Волковской единоверческой церкви.

В 1899-м акционерное общество «О.И. Леман и К°» приобрело участок, возвело на нем пятиэтажное здание – и работы на новом месте начались. Впоследствии к лемановским владениям был присоединен еще один участок – № 82 по Николаевской улице. Здесь доныне стоят въездные ворота, а рядом с ними служебный корпус.