Улица мертвой пионерки

Заменяющий правую руку стержень вонзился бывшему футболисту в щёку, под скулой. Он не закричал. Проворачивая прут, пионерка ввинтила железо в череп. Кожа на лице дяди Руслана натянулась, превратилась в подобие мокрого перекрученного полотенца. Прут проткнул голову насквозь, вышел из основания шеи и пригвоздил мужчину к стене. Его глаза закатились, и он обмяк.

Всё это заняло не больше минуты.

Статуя выдернула железную руку, позволив трупу упасть, и повернулась к мальчику.

Егор забыл дышать. Парализованный страхом, он смотрел, как голем приближается. Будто жуткая цапля на металлических лапках.

Пионерка вошла в комнату. Нагнулась над пленником. Её бело-жёлтое гипсовое лицо отразилось в зрачках Егора. И хотя у статуи не было глаз, она тоже смотрела на него глазными впадинами.

— Я не немец, — сдавленно произнёс мальчик. — Я свой, я Егор Казотов, я не немец…

Металлическая рука уткнулась ему в грудь.

Егор попробовал зажмуриться, но веки ему не подчинялись.

— Не немец…

Пионерка склонила голову на бок. Прут скользнул вниз и освободил кисти мальчика от верёвок.

— Я свой, — твердил Егор, не понимая, что произошло.

И она ушла. Не проронив ни слова, потому что рот её был сжат и запечатан навсегда. В коридоре она поддела прутом дядю Руслана и унесла с собой.

Ещё через полчаса Егор нашёл силы встать и покинуть дом.

Он шёл по городу-призраку, а потом бежал рысцой, настолько быстро, насколько позволял вывих. Он знал, что никогда не расскажет родителям ни про бывшего футболиста, ни про ту, что спасла его.

Пусть пытают — всё равно не расскажет.

А далеко позади, охраняя посёлок, стояла девочка-пионер. Однажды кто-нибудь да заглянет в полый постамент под её ногами и найдёт там не только сигареты. Но пока посёлок не ждал гостей. И пионерка салютовала луне окровавленным протезом.