Улица Окопная

Я задремал, прислонившись к холодному стеклу автобуса.

Очнулся в ознобе, когда от магистрали на Лахти отпочковалась дорога к Третьей кольцевой.

Я загляделся на уродливый пригород. Где-то там, в кущах, Хелена и Сини прячутся от меня.

Что они делают именно сейчас?

Может быть, Хелена обнимает Сини за шею, может быть, Сини просит сказку о «кавове», или она уже научилась говорить «корова»? Сини спит? Что ей снится? Хелена и Сиркку на балконе, обозревают Хельсинки и говорят обо мне гадости. Они видят меня черно-белым, хотя во мне много красного, желтого и зеленого. Для Сини неважно, какого я цвета, она видит меня только большим.

У папули большие плечи, если туда забраться, далеко-о видно.

Да, далеко. Посмотри, Сини, выше крыш, мимо птиц, сквозь облака на тот желто-зеленый автобус, что мчится по широкой дороге в сторону Хельсинки. Там я сижу, прижавшись щекой к стеклу, один глаз прикрыт, другой открыт на тот случай, если твои глазенки блеснут в зарослях этих бесконечных кустов, посмотри, доча, сюда. Я был в Лаппеенранте, выбирал дома и нашел один. Если бы у меня была земля, я построил бы такой дом. Но земли у меня нет. И нет времени, чтобы ее купить. Я должен найти готовый похожий дом. Ты сможешь дождаться? Сможешь. Дождется ли твоя мама, не знаю.

Другие

Если у этого урода есть телефон, номер закодирован. Он мог звонить из автомата. Или с краденого мобильника.

Обычному налогоплательщику не под силу выяснить это. Жертва не обладает правами. Чтобы выяснить номер, каждый пострадавший вынужден оплачивать такое же оборудование, как в полиции. Вот о чем надо написать в «Наш двор».

Мы должны разобраться, кто он. Мы этого так не оставим. Будет всякий ссать у нас во дворе! Нет, как бы ни было трудно. Неча на зеркало пенять – ближайшее в магазине «Алепа», – эти всегда найдут объяснение. Сами устроили себе хреновую жизнь, без посторонней помощи.

Весь вечер коту под хвост из-за этого дерьма. Думали заняться грилем и покидать шары, но после звонка что-то не хочется. Нам это знакомо. Вынужден перекинуться парой слов с наркоманами или шизанутыми, считай, день испорчен. Как им удается так влиять на других? Пьяницы и бомжи по сравнению с ними – пустяк, их только припугни. У нас светодатчик с каждой стороны дома. Прохожий под шофе тормозит сразу, а наркота только прищурится и дальше шагает.

Весь следующий день мы с Кертту думали, как малышка Веера переживет все это.

У нее с ума нейдет дядя, который писает на дворе. Может быть, надо будет обратиться к врачу. Я поинтересовался, как к этому относится КЕЛА, [12] оплатит ли счет, черта с два. КЕЛА возместит расходы, если сомалийцу сломают мизинец в драке, которую он сам и затеял. КЕЛА возместит расходы, если антисоциальный тип поранится бутылкой, которую он сам и разбил.

Чем больше я думаю об этом, тем глубже проникаюсь уверенностью, что мы сами должны поймать его. Мы с Кертту решили, что посоветуемся с соседями. В следующий раз, когда он появится здесь, мы запишем его на видео. Установим камеру у кухонного окна, оттуда обзор лучше.

12

КЕЛА (KELA) – Бюро народных пенсий (Kansanel"akelaitos), частично оплачивает расходы граждан на частных врачей.

Кертту вспомнила, что в предпоследнем «Нашем дворе» была статья этого Мякинена, где он предупреждал, что не надо приукрашивать прелести жизни в собственном доме, потому что в сухих мозгах самых завистливых и злобных типов из многоэтажек легко займется огонь ненависти от этих слов. Тут Мякинен попал в точку и одновременно подал идею.

Я вытащил «Наш двор» из ящика для бумаг, мы вместе еще раз перечитали статью. Мякинен писал в своей изящной манере, что в муниципальных домах заложена часовая мина. Расположение нашего района по соседству с такими домами не может не повлиять негативно на тех, с чьих балконов открывается вид на лес, а в ясную погоду просматриваются десятки двускатных крыш и зеленые дворики.

Мякинен писал, что, хотя мы ведем правильный образ жизни и дом заработали в поте лица, где-то всегда найдется кто-то, считающий, будто нам еще до рождения раздали те карты, с которыми мы в игре. И этому кому-то может ударить в башку что угодно.

Оттуда ссыкун и вышел.

Кертту успокоилась.

Но я пребывал в полной уверенности. Это был не наркоман. Это был человек из муниципальной квартиры.

Таким волю дай, они еще хуже, чем наглотавшиеся колес. Я знаю несколько таких у нас на работе, точно, они источают свой специфический запах. Своеобразный привкус зависти. Во время спада им не удалось оторвать собственности, и вот во время кофейного перерыва придумывают тысячи причин, почему в муниципальной квартире жить лучше.

Раньше я тоже придумывал эти причины, но теперь замечаю, насколько жалкими они были.

Стены

Maтти

Вернувшись из Лаппеенранты, я занялся Кесамаа. Я был уверен, что рано или поздно он приведет меня во двор заветного дома и назначит подходящую цену.

Я наблюдал за ним на четырех смотринах, на автозаправке Тебойл и в Западном терминале по возвращении из Стокгольма.

Кесамаа проживал в рядном доме для четырех семей недалеко от дороги на Туусулу. Шумновато из-за магистрали, зато место респектабельное. Я побывал рядом с домом, высокий дощатый забор не давал подобраться ближе. Я залез на забор и сделал несколько снимков небольшого двора.

На смотринах Кесамаа я прятался за спинами, стараясь не попадаться на глаза. Когда по окончании просмотра Кесамаа начинал раздачу проспектов, меня уже не бывало на месте.

На заправке в кафе я сидел за соседним столиком и читал старые газеты.

Я следил за ним боковым зрением, пытаясь услышать, что он говорит по мобильнику, который то и дело трезвонил. Он пользовался телефоном с почти акробатическим искусством. В свободной руке кофе и пончик, одобрительное бормотание в трубку, похохатывание, разговор окончен, глоток кофе, снова взгляд на дисплей – кто звонит, радостное приветствие, мобильник между плечом и ухом, блокнот из нагрудного кармана. За несколько минут он превратил столик у окна в офис. Вернувшись домой, я в третий раз разогрел запеканку с печенкой, подкачал брюшной пресс и занес в блокнот свои наблюдения:

«Абсолютно безответственный. Трудно поверить, что торгует материалом по средней цене от миллиона до почти двух. Сразу меняет точку зрения, если от этого есть выгода. Повторяет слово „именно" раз шестьдесят в день, предпочитает соглашаться с клиентом, даже если тот ошибается. Способен ответить на вопрос, не отвечая на него. Всегда раздражается, если звонит жена, ссылается на то, что находится в неудобном месте, на встрече с клиентами, хотя сам опирается на игровой автомат в Тебойле. С другой стороны, ястреб. Моментально хватает клиента, стоит тому чуть оттаять. Великолепно информирован о ценах в районе, способен оценить многие объекты, не видя их. Уровень жизни средний, двор маленький и неухоженный, скоро можно будет пропалывать сорняки. Ни в коем случае не боец домашнего фронта, наоборот».

Я убрал блокнот и посмотрел на фотографии Хелены и Сини.

У обеих длинные волнистые волосы и большие карие глаза. Я вспомнил, что сделал эти снимки на тещиной даче, на мостках. Перед нами лежало озеро Пяяннэ, поднималось волнение, вода дышала холодом, первые желтые листья липли к мосткам.

Я взглянул на часы: 22.54. Время для гриля. Набрал телефонный номер.

Голос Кесамаа был сиплым. Я представился именем Йоуко Каарио и сказал, что интересуюсь квартирой в рядном доме, которая продается с конца мая. Кесамаа не сразу набрал обороты, выразив сожаление о том, что здесь, на террасе, не располагает полным пакетом документов, но, конечно, он помнит этот объект, такого рода квартиры очень редко в продаже.