Улица Пратер

— Ну что, парень? Хочешь оружие или нет? — снова прозвучал вопрос.

Автомашина остановилась рядом со мной, а дверь ее распахнулась. Не отвернешься, не убежишь. Да я и не хотел убегать. Пусть я мало знал о своем отце, но он трусом не был — это точно.

— Хочу! — сказал я и сел в машину.

Не скажу, что я был очень счастлив, когда автомашина двинулась с места. Какое-то совсем иное чувство овладело мною — скорее, что-то просто вроде удовлетворения. Прошло волнение, исчезла неприятная до тошноты встревоженность, мучившие меня все время, пока я сидел дома, в четырех стенах. Будто сама судьба хотела так, и не было от нее спасения.

Я сидел в машине, ни о чем не думая и не спрашивая ни о чем. Хотя меня уже подмывало спросить, где же обещанное оружие и отпустят ли они меня, дав его мне? Но я уже сказал, что я не любитель долгих разговоров. Другой пять раз спросит, пока я единожды. Мне вот даже написать легче, чем на словах об этом рассказать. Мой сосед тоже ничего не говорил: молча, с каменным лицом крутил баранку, устремив взгляд вперед. Может, я с другими ребятами, ехавшими с нами в машине, и заговорил бы, но слишком коротка была дорога: мы ехали не более пяти минут, виляя между стоявшими на улице танками и грудами вывороченного из мостовой булыжника.

На углу улицы Пратер машина вдруг остановилась. Водитель вышел, я тоже. С мгновение мы стояли друг против друга, и я успел хорошо разглядеть его. Он был среднего роста, с крючковатым носом, костлявым лицом и твердым взглядом и мог бы сойти за вполне симпатичного мужчину, если бы не его непомерно большой жабий рот — от уха до уха. Во взгляде его тоже было что-то напряженно-холодное, может, даже страшноватое. Но теперь я уже был ко всему безразличен. Одет он был безупречно и как-то подчеркнуто солидно: сапоги хромовые, кожаная куртка.

Положив мне на плечо руку, он спросил меня неожиданным для его сурового вида мягким, приятным голосом:

— Как тебя звать-то, парень?

Я назвался. Больше он расспрашивать меня не стал, а, подняв вверх руку, показал на четвертый от угла дом и сказал:

— Иди, Андриш, вон туда. Войдешь в дом, там — под арку, поднимешься на шестой этаж, позвонишь в квартиру с табличкой на двери: «Кубичек». Позвонишь три раза. Тебе откроет дверь один парень, спросит: «Вам кого?» Ты ответишь: «Меня прислал «шеф». Он впустит тебя в квартиру. Остальное узнаешь на месте. А там и я появлюсь — если не сегодня, то завтра или послезавтра. Оружие получишь там. Повтори: в какую квартиру пойдешь?

— В восьмую. Кубичек.

— Сколько раз звонить?

— Три. «Прислал «шеф».

Я старался все получше запомнить, как будто от этого зависела моя жизнь. А «шеф» кивнул головой и убрал с моего плеча руку. Иди — означал его кивок. Он дождался, пока я дойду до ворот. Потом сел в машину и включил мотор. Видно, он и не думал, что я могу улизнуть. Впрочем, и у меня в голове тоже не было таких мыслей.

Я поднялся на шестой этаж и трижды нажал звонок на двери кубичековской квартиры. За дверью послышалась какая-то возня, потом спокойные шаги. Немного погодя отворили дверь, и я увидел перед собой Денеша!

Я чуть с ног не свалился от удивления. Мой дружок — долговязый, длинноносый, лохматый Денеш — тоже развел руками и окаменел.

— Ежик? — проговорил он наконец. — Ах ты голова твоя в иголках! Так это ты?!

Он не спросил, кто меня прислал. Я тоже не произнес условного пароля. Мы только стояли и удивленно смотрели друг на друга. А потом Денеш захохотал и смеялся так сильно, что у него слезы на глаза навернулись. Но к этому времени он уже впихнул меня в квартиру и запер дверь.

— Смеяться будем потом, без свидетелей, — сказал он.

Я огляделся вокруг, все еще ничего не понимая. Квартирка обставлена будь здоров, три комнаты. Вокруг всё мягкие кресла, сверкающие полировкой столы, в углу — трюмо до пола. И в другой комнате — книги, этажерка с цветами, радио и музыкальный комбайн. Окна на улицу смотрят, не то что наши.

Денеш усадил меня на диван и принялся допытываться, как я сюда попал. Но только я собрался рассказывать, как из другой комнаты заявляются какие-то три типа. Идут, ухмыляются!

— Новенький? Только что прибыл? Ну, приветик!

— Мои соседи по квартире! — представил их Денеш. — По-братски делим с ними кров. Там, на крыше, у нас тоже неплохое местечко, — подмигнул он ребятам. — Свежим ветерком продувает. Простор. Но иногда, правда, немного шумновато.

Тут уже и я начал смекать, что он имеет в виду: оружие, которое пообещал «шеф», там, на крыше.

Но Денеш и не собирался ничего объяснять. Вместо этого он сказал мне, как зовут ребят, и все. Один из них — добродушно ухмылявшийся плечистый великан, небрежно засунувший руки в карманы, — Йошка Лампа. Маленький носик и кроткие голубые глазки совсем затерялись среди крутых холмов его жирных щек. Фери Павиач — по-видимому, цыган, плутоватый, черноглазый и чернокожий. Он тонкий, как нитка, и проворный, как белка. А то, что он плут, видно с первого взгляда. Зато Лаци Тимко — сама серьезность. Худой, будто тростинка, лицо бледное и продолговатое, под глазами — густые синие круги. Рот у него красивый, четко очерчен, как у девушки, нос тоже узкий, благородный. Он самый симпатичный и самый невозмутимый из всех троих.

Начинают говорить сразу все, кроме нас с Лацко.

— Ну, как тебе наша хата? Нравится? — густым басом спрашивает толстяк Йошка.

— Жратвы тут — ешь не хочу, — подмигивая, утешает меня цыганенок Ферко.

— Здесь, Ежик, как в пансионе для пай-мальчиков, — смеется Денеш. — Только в этом пансионе мы все сами себе начальники.

Они говорят, перебивая друг друга, и, видно, ничего не понимают в происходящем. А между тем дела вокруг весьма запутанные, не мешало бы разузнать что-нибудь поточнее. В конце концов ребята успокаиваются и отправляются «поосмотреться» в кладовке; а самый тихий из всех, голубоглазый Лаци Тимко, берется мне объяснять все по порядку. Я усаживаюсь поудобнее в кресле, облокотившись на стол и подперев подбородок ладонями.

— Инженер Кубичек сейчас в заграничной командировке. В Париже. А жена его — она тоже с ним уехала — родственница нашего «шефа». Пока хозяев нет, «шеф» здесь живет. Ребята случайно с ним повстречались. Еще во вторник вечером. Он им оружие дал. А я только вчера прибыл. Он и меня сюда направил. В спальне, в потолке, люк есть. Через него прямо на чердак и дальше, на крышу, можно попасть. Раньше к этому люку по деревянной винтовой лестнице поднимались. Но мы ее на дрова изрубили и в печке сожгли. Жалко: красивая лестница была. Резная. Теперь мы стол поставили и с него друг друга наверх подсаживаем, когда надо до люка добраться. Но в квартире кто-нибудь всегда остается. Стол убирается, и тогда снизу и не заметишь, что в потолке лаз имеется на крышу. Крыша дома удобная, плоская. С нее все далеко-далеко видно. Прямо как на ладони. И наша улица, и Большой Кольцевой проспект, и Юллёйский проспект, и Килиановская казарма. Там, между прочим, идут бои. С участием танков. Танки возвращаются сюда, к нам, — пополнять боезапас, менять экипажи, дать им отдохнуть. А наша задача — время от времени беспокоить их. Есть у нас удобные позиции — за трубой и в нише чердачного окна. А уж если по нас начинают лупить так, что невмоготу, тогда мы стучим в крышку люка — и через миг мы в укрытии.

Лаци умолк и чуть заметно улыбнулся.

— Хочешь ликера? — спросил он, наклонив набок голову. — Или, может, водки желаете или коньяку?

Он сидел, расставив ноги в высоком кресле, почти утонув в нем, и курил, стараясь и жестами и мимикой показать, что он это делает, как заправский, взрослый курильщик.

— В свободное время мы тут великие пиршества устраиваем. В баре у хозяев кое-что из спиртного осталось. А Денешу, тому и коньяк под силу. Да и Павиачу тоже. Вчера Йошка совсем упился. Мы даже перепугались: а вдруг заявится «шеф» и увидит его в таком виде? Но Денеш его быстренько спать уложил. Денеш самый старший из нас. Ему ведь почти восемнадцать. Он у «шефа» в заместителях. Если сюда кто-то забредет ненароком, мы прячемся или, еще проще, лезем на крышу. А Денеш остается в квартире, потому что соседи знают его как племянника нашего «шефа». А вообще он смелый малый. Когда доходит до дела, он кричит: «Давай!» — и прет напролом. Его мы так и зовем «Давай-Денеш».