Улица Райских Дев

Он неожиданно открыл глаза, и Джесмайн увидела, что это вовсе не глубокий старик. Глаза были совсем не старческие, ясные, светло-зеленые. Когда лицо его исказила гримаса боли, блеснули молодые крепкие зубы.

– Это не старик, – шепнула она Коннору.

– Но он очень плох. Такое низкое давление! – мрачно отозвался тот. – Принесите металлическую коробку из багажника, – сказал он хаджу Тайебу, застывшему у входа в святилище.

Джесмайн положила руку на лоб отшельника, – кожа была сухая, как пергамент. Осмотрев ногу, она и Деклин поняли, что ее надо ампутировать выше колена.

– Что с вами случилось? – спросил Деклин.

– Я молился наверху, на насыпи, потерял равновесие и упал, дополз сюда…

– Сколько времени вы тут?

– Часы, дни…

Когда он полз, в рану набилась грязь, поэтому он не истек кровью. Сколько же дней он был без воды и пищи?

В машине была фляжка с водой, Джесмайн поднесла к его губам, но он был так слаб, что сделал лишь два глотка.

Постепенно начал действовать морфий; раненый перестал стонать, выпил еще воды и заговорил:

– Добрые люди есть повсюду. Здесь были бедуины, они накормили меня и оставили воды… Благослови их Аллах…

– Вы поправитесь, – сказал ему Деклин. – Мы отвезем вас в больницу. – Но он не отвечал, уставившись вдруг на Джесмайн, нагнувшуюся к нему. Потом он поднял исхудалую руку и, отодвинув ее абрикосового цвета тюрбан, увидел светлые волосы и вскрикнул:

– Мишмиш! Мишмиш! Абрикосик! Джесмайн покачнулась и выдохнула:

– Что?! Что вы сказали?

– Мишмиш, я думал, что ты мне снишься, но это ты, живая!

– Захария! Закки! – Она обернулась к Деклину: – Это мой брат.

– Ты знаешь, я везде искал Захру, – хрипло шептал Захария, – но не нашел… Я шел от деревни к деревне, всюду спрашивал, но ее не было. Не судьба мне найти ее…

– Не говори, Закки, – умоляла Джесмайн со слезами на глазах. – Мы тебя вылечим, только береги силы!

– Нет, не вылечите, – улыбнулся он. – Но я благодарен Всевышнему, что он позволил мне увидеть тебя перед смертью, Мишмиш…

– Да, – сказала Джесмайн, еле сдерживая рыдания, – я тоже счастлива, что мы увиделись. Но что мы оба делаем здесь, так далеко от дома?

Он поднял на нее затуманенный взгляд:

– Ты… помнишь… фонтан в саду?

– Я помню. Молчи, не утомляйся.

– Зачем мне беречь силы, я умираю. Мишмиш, виделась ли ты… – лицо его исказила гримаса боли, – виделась ли ты с семьей, после того как отец изгнал тебя? Как это было ужасно!

Ее слезы лились на руки Захарии.

– Молчи, умоляю! Мы спасем тебя!

– Ясмина, я чувствую – Божья милость пребывает с тобой. Бог опекает тебя, он держит руку на твоем плече и направляет твой путь. Его касание легко, но Он вернул твоей душе мир и покой.

– О, Закки! – всхлипнула она. – А если бы мы не нашли тебя? Как страшно тебе было одному!

– Со мной был Бог, – выдохнул он еле слышно Деклин бросил на Джесмайн озабоченный взгляд.

– Мы должны перенести его в машину, не то будет поздно.

– Мишмиш… Боль уходит…

– Это подействовало лекарство.

– Спасибо тебе за это, сестра моего сердца, и вам тоже, – Захария посмотрел на Деклина. – Но вас самого мучает боль, брат мой. Я вижу это по ауре, которая вас окружает.

– Не разговаривайте, абу, берегите свои силы.

Но Захария дотронулся до руки Деклина, потом взял ее в свои руки и сказал:

– Да, вы страдаете. – Он посмотрел в лицо Деклина и сказал, как будто что-то увидел и понял в нем: – Вы не виноваты. Это не ваша вина.

– О чем вы?

– Она пребывает в мире, и вы тоже должны обрести мир.

Деклин вздрогнул и отвернулся.

Джесмайн склонилась над Захарией. Он прошептал, полузакрыв глаза:

– Теперь я ухожу к Богу, настал мой час. – Захария погладил золотистые волосы, упавшие из-под тюрбана на плечо Джесмайн. – Бог привел тебя домой, Мишмиш. Твоим странствиям в чужих землях пришел конец. – Он слабо улыбнулся и с последним дыханием прошептал – Передай мою любовь Тахье. Мы встретимся с ней в раю.

Джесмайн опустила его безжизненную руку и прошептала:

– Во имя Аллаха прощающего, милосердного. Нет Бога кроме Бога, и Мухаммед Пророк Его.

Она долго сидела неподвижно у смертного ложа. Moлчание пустыни окружало святилище, потом донесся вой одинокого шакала. Тихо плакал хадж Тайеб, растроганный смертью паломника. Деклин тронул Джесмайн за плечо и сказал:

– Темнеет, мы должны зарыть его. Идите с хаджем Тайебом в машину, а я выкопаю могилу.

– Нет, я должна участвовать в этом, похоронить брата – мой долг, – возразила Джесмайн.

Когда они завалили могилу камнями, чтобы ее не разрыли шакалы, и Джесмайн выцарапала на камне, лежавшем над головой Захарии слово «Аллах», хадж Тайеб прошептал:

– Восхвали Бога, саида, твой брат лег в землю, находящуюся под покровительством и Аллаха, и богов древности.

Джесмайн заплакала, и Деклин бережно обнял ее.

ГЛАВА 4

Когда Амира вышла из автомобиля, клан Рашидов, собравшийся провожать старейшину рода в Мекку, встретил ее изумленным молчанием. Был сезон, когда неистовый хамсин засыпал Каир раскаленным песком и гравием, но в Порт-Суэце, откуда отправлялись корабли в Саудовскую Аравию, солнце проливало свое золотое благословение с безоблачного неба, а Суэцкий залив расстилался бирюзовой гладью, не тронутой дуновением даже легчайшего ветерка.

Родные привыкли видеть Амиру в черном; теперь она была в белоснежных одеждах паломницы, – она хранила их в сундуке Долгие годы, исполненные надеждой посетить святые места ислама. Белое платье и тончайшая белая вуаль преобразили старую женщину, придали странную в такие годы девическую легкость ее облику. И походка Амиры была легкой и стремительной, как будто колдовские белые одежды освободили ее от бремени лет.

Причиной волшебного преображения Амиры были, конечно, не одежды, а восторг осуществления заветной мечты. Она должна была наконец увидеть Мекку, где тысячу четыреста лет назад родился святой Пророк Мухаммед и куда веками стекались истинно верующие – немусульманам доступ в Мекку был запрещен.

Последние недели Амира провела в посте и молитвах, чтобы достигнуть «икрам» – состояния чистоты, освободиться от всего суетного и подготовить душу к приобщению к величайшей святыне ислама. Каждый мусульманин, готовящийся к паломничеству в Мекку, должен был отбросить все суетные мысли и отказаться от знаков мирского тщеславия – на шее и руках Амиры не было ни единого украшения.

Ибрахим вел под руку Амиру до конца причала, откуда катера отвозили пассажиров на пароходы, отправляющиеся в Саудовскую Аравию, и родственники сопровождали их веселой толпой. Здесь были все, кроме Нефиссы, которая вывихнула лодыжку, и ее внука Мухаммеда, который остался присматривать за ней. Но дочь Нефиссы Тахья была здесь и ее дочь Асмахан двадцати одного года, беременная вторым ребенком. Зейнаб, приемная дочь Камилии, прихрамывала рядом с Тахьей. Она была ровесницей Асмахан, но семья не надеялась выдать ее замуж. Хотя иногда рассуждали и по-другому – разве чудес не бывает? Надо надеяться на Божью милость. Вот Камилия, по общему мнению, должна была остаться старой девой, оттого что будто бы была бесплодной, а теперь она замужем и у нее чудесный шестилетний мальчик, Наджиб, – черноволосый, с глазами цвета янтаря. Кто знает, какая судьба начертана в Книге Судеб для Зейнаб? А разве Тахья не хотела несколько раз оставить семью и отправиться на поиски Захарии? Но Бог вразумил ее. Если Закки по Божьей воле вернется, они поженятся и будут счастливы. Только надежда на Божье милосердие и сострадание к людям делают человеческую жизнь сносной, а то бы мы не выжили.