Улисс (часть 1, 2)

Он зажал руки между колен и отсутствующим, довольным взглядом обвел их лица.

Мистер Пауэр спросил:

– Что слышно с вашим турне, Блум?

– О, все отлично, - отвечал мистер Блум.
– Мнения самые одобрительные. Вы понимаете, такая удачная идея...

– А вы сами поедете?

– Нет, знаете ли, - сказал мистер Блум.
– Мне надо съездить в графство Клэр по одному частному делу. Идея в том, чтобы охватить главные города. Если в одном прогоришь, в других можно наверстать.

– Очень правильно, - одобрил Мартин Каннингем.
– Сейчас там Мэри Андерсон.

– А партнеры у вас хорошие?

– Ее импресарио Луис Вернер, - сказал мистер Блум.
– О да, у нас все из самых видных. Дж.К.Дойл и Джон Маккормак я надеюсь и. Лучшие, одним словом.

– И Мадам, - добавил с улыбкой мистер Пауэр.
– Хоть упомянем последней, все равно первая.

Мистер Блум развел руками в жесте мягкой учтивости и снова сжал руки. Смит О'Брайен. Кто-то положил букет у подножия. Женщина. Наверно, годовщина смерти. Желаем еще многих счастливых. Объезжая статую Фаррелла, карета бесшумно сдвинула их несопротивляющиеся колени.

Ркии: старик в темных лохмотьях протягивал с обочины свой товар, разевая рот: ркии.

– Шну-ркии, четыре на пенни.

Интересно, за что ему запретили практику. Имел свою контору на Хьюм-стрит. В том же доме, где Твиди, однофамилец Молли, королевский адвокат графства Уотерфорд. Цилиндр с тех пор сохранился. Остатки былой роскоши. Тоже в трауре. Но так скатиться, бедняга! Каждый пинает, как собаку. Последние деньки О'Каллахана.

И Мадам. Двадцать минут двенадцатого. Встала. Миссис Флеминг принялась за уборку. Причесывается, напевает: voglio e non vorrei. Нет: vorrei e non [хотела бы и не (итал)]. Рассматривает кончики волос, не секутся ли. Mi trema un poco il [слегка дрожит мое (итал.) - далее "сердце": из дуэта "Дай руку мне, красотка"]. Очень красиво у нее это tre: рыдающий звук. Тревожный. Трепетный. В самом слове "трепет" уже это слышится.

Глаза его скользнули по приветливому лицу мистера Пауэра. Виски седеют. Мадам: и улыбается. Я тоже улыбнулся. Улыбка доходит в любую даль. А может, просто из вежливости. Приятный человек. Интересно, это правду рассказывают насчет его содержанки? Для жены ничего приятного. Но кто-то меня уверял, будто бы между ними ничего плотского. Можно себе представить, тогда у них живо бы все завяло. Да, это Крофтон его как-то встретил вечером, он нес ей фунт вырезки. Где же она служила? Барменша в "Джури". Или из "Мойры"?

Они проехали под фигурой Освободителя в обширном плаще.

Мартин Каннингем легонько коснулся мистера Пауэра.

– Из колена Рувимова, - сказал он.

Высокий чернобородый мужчина с палкой грузно проковылял за угол слоновника Элвери, показав им за спиной скрюченную горстью ладонь.

– Во всей своей девственной красе, - сказал мистер Пауэр.

Мистер Дедал, поглядев вслед ковыляющей фигуре, пожелал кротко:

– Чтоб тебе сатана пропорол печенки!

Мистер Пауэр, зашедшись неудержимым смехом, заслонил лицо от окна, когда карета проезжала статую Грэя.

– Мы все это испытали, - заметил неопределенно Мартин Каннингем.

Глаза его встретились с глазами мистера Блума. Погладив свою бороду, он добавил:

– Ну, скажем, почти все из нас.

Мистер Блум заговорил с внезапною живостью, вглядываясь в лица спутников.

– Это просто отличная история, что ходит насчет Рувима Дж. и его сына.

– Про лодочника?
– спросил мистер Пауэр.

– Да-да. Отличная ведь история?

– А что там?
– спросил мистер Дедал.
– Я не слышал.

– Там возникла какая-то девица, - начал мистер Блум, - и он решил услать его от греха подальше на остров Мэн, но когда они оба...

– Что-что?
– переспросил мистер Дедал.
– Это этот окаянный уродец?

– Ну да, - сказал мистер Блум.
– Они оба уже шли на пароход, и тот вдруг в воду...

– Варавва в воду!
– воскликнул мистер Дедал.
– Экая жалость, не утонул!

Мистер Пауэр снова зашелся смехом, выпуская воздух через заслоненные ноздри.

– Да нет, - принялся объяснять мистер Блум, - это сын...

Мартин Каннингем бесцеремонно вмешался в его речь.

– Рувим Дж. с сыном шли по набережной реки к пароходу на остров Мэн, и тут вдруг юный балбес вырвался и через парапет прямо в Лиффи.

– Боже правый!
– воскликнул мистер Дедал в испуге.
– И утонул?

– Утонул!
– усмехнулся Мартин Каннингем.
– Он утонет! Лодочник его выудил багром за штаны и причалил с ним прямиком к папаше, с полумертвым от страху. Полгорода там столпилось.

– Да, - сказал мистер Блум, - но самое-то смешное...

– И Рувим Дж., - продолжал Мартин Каннингем, - пожаловал лодочнику флорин за спасение жизни сына.

Приглушенный вздох вырвался из-под ладони мистера Пауэра.

– Да-да, пожаловал, - подчеркнул Мартин Каннингем.
– Героически. Серебряный флорин.

– Отличная ведь история?
– повторил с живостью мистер Блум.

– Переплатил шиллинг и восемь пенсов, - бесстрастно заметил мистер Дедал.

Тихий сдавленный смех мистера Пауэра раздался в карете.

Колонна Нельсона.

– Сливы, восемь на пенни! Восемь на пенни!

– Давайте-ка мы примем более серьезный вид, - сказал Мартин Каннингем.

Мистер Дедал вздохнул:

– Бедняга Падди не стал бы ворчать на нас, что мы посмеялись. В свое время сам порассказывал хороших историй.

– Да простит мне Бог!
– проговорил мистер Пауэр, вытирая влажные глаза пальцами.
– Бедный Падди! Не думал я неделю назад, когда его встретил последний раз и был он, как всегда, здоровехонек, что буду ехать за ним вот так. Ушел от нас.

– Из всех, кто только носил шляпу на голове, самый достойный крепышок, - выразился мистер Дедал.
– Ушел в одночасье.

– Удар, - молвил Мартин Каннингем.
– Сердце.

Печально он похлопал себя по груди.

Лицо как распаренное: багровое. Злоупотреблял горячительным. Средство от красноты носа. Пей до чертиков, покуда не станет трупно-серым. Порядком он денег потратил, чтоб перекрасить.

Мистер Пауэр смотрел на проплывающие дома со скорбным сочувствием.

– Бедняга, так внезапно скончался.