Улисс (часть 1, 2)

Бились об оконное стекло две мухи, жужжали, бились.

Жар вина на его небе еще удерживался проглоченного. Давят на винокурне бургундский виноград. Это в нем солнечный жар. Как коснулось украдкой мне говорит вспоминается. Прикосновением разбуженные его чувства увлажненные вспоминали. Укрывшись под папоротниками на мысе Хоут под нами спящий залив: небо. Ни звука. Небо. У Львиной Головы цвет моря темно-лиловый. Зеленый у Драмлека. Желто-зеленый к Саттону. Подводные заросли, в траве слегка виднеются темные линии, затонувшие города. Ее волосы лежали как на подушке на моем пальто, я подложил руку ей под затылок жучки в вереске щекотали руку ах ты все на мне изомнешь. Какое чудо! Ее душистая нежно-прохладная рука касалась меня, ласкала, глаза на меня смотрели не отрываясь. В восторге я склонился над ней, ее полные губы раскрылись, я целовал их. Ум-м. Мягким движением она подсунула ко мне в рот печенье с тмином, которое она жевала. Теплая противная масса, которую пережевывал ее рот, кисло-сладкая от ее слюны. Радость: я глотал ее: радость. Юная жизнь, выпятив губки, она прильнула ими к моим. Губы нежные теплые клейкие как душистый лукум. Глаза ее были как цветы, глаза, полные желания, возьми меня. Невдалеке посыпались камешки. Она не пошевелилась. Коза. Больше никого. Высоко в рододендронах Бен Хоута разгуливала как дома коза, роняя свои орешки. Скрытая папоротниками она смеялась в горячих объятиях. Лежа на ней, я целовал ее неистово и безумно: ее глаза, губы, ее открытую шею где билась жилка, полные женские груди под тонкой шерстяной блузкой, твердые соски глядящие вверх. Целуя, я касался ее своим горячим языком. Она целовала меня. Я получал поцелуи. Уже вся поддаваясь она ерошила мои волосы. Осыпаемая моими поцелуями, целовала меня.

Меня. И вот я теперь.

Бились, жужжали мухи.

Опустив глаза вниз, он проследил взглядом безмолвные линии прожилок на дубовой панели. Красота: линии закругляются: округлость это и есть красота. Совершенные формы богинь, Венера, Юнона: округлости, которыми восхищается весь мир. Можно посмотреть на них, библиотечный музей, стоят в круглом холле, обнаженные богини. Способствует пищеварению. Им все равно кто смотрит. На всеобщее обозрение. Никогда не заговорят. По крайней мере с таким как флинн. А допустим она вдруг как Галатея с Пигмалионом что она первое сказала бы? О, смертный! Знай свое место. Вкушать нектар с богами за трапезой золотые блюда амброзия. Не то что наши грошовые завтраки, вареная баранина, морковка и свекла, да бутылка пива. Нектар представь себе что пьешь электричество: пища богов. Прелестные женские формы изваяния Юноны. Бессмертная красота. А мы заталкиваем себе еду в дырку, входная спереди, выходная сзади: еда, кишечные соки, кровь, кал, земля, еда: без этого мы не можем как без топлива паровоз. А у них нет. Не приходило в голову посмотреть. Посмотрю сегодня. Хранитель не заметит. Что-нибудь выроню и нагнусь. Погляжу есть ли у нее.

Из его мочевого пузыря просочился неслышный сигнал пойти сделать не делать там сделать. Как мужчина в готовности, он осушил свой стакан до дна и вышел, они отдаются и смертным, влекутся к мужскому, ложатся с любовниками-мужчинами, юноша наслаждался с нею, во двор.

Когда затих звук его шагов, Дэви Берн от своей книги спросил:

– А что он такое? Он не в страховом бизнесе?

– Это дело он давно бросил, - отозвался Флинн Длинный Нос.
– Сейчас он рекламный агент во "Фримене".

– На вид-то я его хорошо знаю, - сказал Дэви Берн.
– У него что, несчастье?

– Несчастье?
– удивился флинн Длинный Нос.
– В первый раз слышу. А почему?

– Я заметил, он в трауре.

– Разве?
– спросил Флинн Длинный Нос.
– А ведь верно, ей-ей. Я у него спросил, как дела дома. Убей бог, ваша правда. В трауре.

– Я никогда не завожу разговор об этом, - сказал человеколюбиво Дэви Берн, - если вижу, что у джентльмена такое несчастье. Им это только лишний раз напоминает.

– Точно, что это не жена, - сказал флинн Длинный Нос.
– Я его встретил позавчера на Генри-стрит, он как раз выходил из молочной "Ирландская ферма", где торгует жена Джона Уайза Нолана, и нес в руках банку сливок для своей драгоценной половины. Она отлично упитанна, я вам доложу. Пышногрудая птичка.

– А он, значит, трудится во "Фримене"?
– сказал Дэви Берн.

Флинн Длинный Нос значительно поджал губы.

– С рекламок, что он добывает, на сливки не заработаешь. Можете всем ручаться.

– Это как же так?
– спросил Дэви Берн, оставив свою книжку и подходя ближе.

Флинн Длинный Нос проделал пальцами в воздухе несколько быстрых пассов фокусника. И подмигнул глазом.

– Он принадлежит к ложе, - промолвил он.

– Это вы что, серьезно?
– спросил Дэви Берн.

– Серьезней некуда, - сказал Длинный Нос.
– К древнему, свободному и признанному братству. Свет, жизнь и любовь, во как. И они его всячески поддерживают. Мне это сказал один, э-э, не важно кто.

– Но это факт?

– У, да это отличное братство, - сказал Длинный Нос.
– Они вас никогда не оставят в беде. Я знаю одного парня, который к ним пытался попасть, но только к ним попробуй-ка попади. Скажем, женщин они вообще не допускают, и правильно делают, ей-богу.

Дэви Берн единым разом улыбнулсязевнулкивнул:

– Иииааааааахх!

– Как-то одна женщина, - продолжал Длинный Нос, - спряталась в часы подсмотреть, чем они занимаются. Но, будь я проклят, они как-то ее учуяли и тут же на месте заставили дать присягу Мастеру ложи. Она была из рода Сент-Леже Донерайль.

Дэви Берн, еще со слезами на глазах после сладкого зевка, сказал недоверчиво:

– Но все-таки факт ли это? Он такой скромный, приличный. Я его часто тут вижу и ни одного разу не было, чтобы он - ну знаете, что-то себе позволил.

– Сам Всемогущий его не заставит напиться, - энергично подтвердил Длинный Нос.
– Как чует, уже по-крупному загудели, тут же смывается. Не заметили, как он посмотрел на часы? Хотя да, вас не было. Его позовешь выпить, так он первое что сделает, это вытащит свои часы и по времени решит, чего ему надо принять внутрь. Всегда так делает, вот те крест.

– Бывают некоторые такие, - сказал Дэви Берн.
– Но он человек надежный, вот что я вам скажу.

– Мужик неплохой, - опять согласился Длинный Нос, шмыгнув носом.
– Про него знают, что он и кошельком поможет при случае. Каждому надо по заслугам. Без спору, есть у Блума хорошее. Но вот одну штуку он ни за что не сделает.

Его рука изобразила как бы росчерк пера подле стакана с грогом.

– Я знаю, - сказал Дэви Берн.

– Черным по белому - ни за что, - сказал Длинный Нос.

Вошли Падди Леонард и Бэнтам Лайонс. Следом появился Том Рочфорд, поглаживая по бордовому жилету ладонью.

– Почтение, мистер Берн.

– Почтение, джентльмены.

Они остановились у стойки.

– Кто ставит?
– спросил Падди Леонард.

– Как кто, не знаю, а я на мели, - ответил Флинн Длинный Нос.

– Ладно, чего берем?
– спросил Падди Леонард.

– Я возьму имбирный напиток, - сказал Бэнтам Лайонс.

– Чего-чего?
– воскликнул Падди Леонард.
– Это с каких же пор, мать честная? А ты, Том?

– Как там канализация работает?
– спросил Флинн Длинный Нос, прихлебывая.

Вместо ответа Том Рочфорд прижал руку к груди и громко икнул.

– Вас не затруднит дать стаканчик воды, мистер Берн?
– попросил он.

– Сию минуту, сэр.

Падди Леонард оглядел своих собутыльников.

– Ну и дела пошли, - сказал он.
– Вы только полюбуйтесь, чему я выпивку ставлю. Вода и имбирная шипучка. И это парни, которые слизали б виски с волдыря на ноге. Вот у этого за пазухой какая-то чертова лошадка на Золотой кубок. Удар без промаха.