Улисс. Том I

Он придет днем. Ее песни.

Шляпы Плестоу. Бюст сэра Филипа Крэмптона у фонтана. А кто он был-то?

– Как поживаете? – произнес Мартин Каннингем, приветственно поднося ладонь ко лбу.

– Он нас не видит, – сказал мистер Пауэр. – Нет, видит. Как поживаете?

– Кто? – спросил мистер Дедал.

– Буян Бойлан, – ответил мистер Пауэр. – Вон он, вышел проветриться.

В точности когда я подумал.

Мистер Дедал перегнулся поприветствовать. От дверей ресторана «Ред бэнк» блеснул ответно белый диск соломенной шляпы – скрылся.

Мистер Блум осмотрел ногти у себя на левой руке, потом на правой руке. Да, ногти. Что в нем такого есть что они она видит? Наваждение. Ведь хуже не сыщешь в Дублине. Этим и жив. Иногда они человека чувствуют. Инстинкт. Но этакого гуся. Мои ногти. А что, просто смотрю на них: вполне ухожены. А после: одна, раздумывает. Тело не такое уже упругое. Я бы заметил по памяти. Отчего так бывает наверно кожа не успевает стянуться когда с тела спадет. Но фигура еще на месте. Еще как на месте. Плечи. Бедра. Полные. Вечером, когда одевалась на бал. Рубашка сзади застряла между половинок.

Он зажал руки между колен и отсутствующим, довольным взглядом обвел их лица.

Мистер Пауэр спросил:

– Что слышно с вашим турне, Блум?

– О, все отлично, – отвечал мистер Блум. – Мнения самые одобрительные. Вы понимаете, такая удачная идея…

– А вы сами поедете?

– Нет, знаете ли, – сказал мистер Блум. – Мне надо съездить в графство Клэр по одному частному делу. Идея в том, чтобы охватить главные города. Если в одном прогоришь, в других можно наверстать.

– Очень правильно, – одобрил Мартин Каннингем. – Сейчас там Мэри Андерсон.

– А партнеры у вас хорошие?

– Ее импресарио Луис Вернер, – сказал мистер Блум. – О да, у нас все из самых видных. Дж. К. Дойл и Джон Маккормак я надеюсь и. Лучшие, одним словом.

– И Мадам, – добавил с улыбкой мистер Пауэр. – Хоть упомянем последней, все равно первая.

Мистер Блум развел руками в жесте мягкой учтивости и снова сжал руки. Смит О’Брайен. Кто-то положил букет у подножия.

Женщина. Наверно, годовщина смерти. Желаем еще многих счастливых. Объезжая статую Фаррелла, карета бесшумно сдвинула их несопротивляющиеся колени.

Ркии: старик в темных лохмотьях протягивал с обочины свой товар, разевая рот: ркии.

– Шну-ркии, четыре на пенни.

Интересно, за что ему запретили практику. Имел свою контору на Хьюм-стрит. В том же доме, где Твиди, однофамилец Молли, королевский адвокат графства Уотерфорд. Цилиндр с тех пор сохранился. Остатки былой роскоши. Тоже в трауре. Но так скатиться, бедняга! Каждый пинает, как собаку. Последние деньки О’Каллахана.

И Мадам. Двадцать минут двенадцатого. Встала. Миссис Флеминг принялась за уборку. Причесывается, напевает: voglio e non vorrei. Нет: vorrei е non [75] . Рассматривает кончики волос, не секутся ли. Mi trema un poco il [76] . Очень красиво у нее это tre: рыдающий звук. Тревожный. Трепетный. В самом слове «трепет» уже это слышится.

75

Хотела бы и не (ит.).

76

Слегка дрожит мое (ит.) – далее «сердце»: из дуэта «Дай руку мне, красотка».

Глаза его скользнули по приветливому лицу мистера Пауэра. Виски седеют. Мадам: и улыбается. Я тоже улыбнулся. Улыбка доходит в любую даль. А может, просто из вежливости. Приятный человек. Интересно, это правду рассказывают насчет его содержанки? Для жены ничего приятного. Но кто-то меня уверял, будто между ними ничего плотского. Можно себе представить, тогда у них живо бы все завяло. Да, это Крофтон его как-то встретил вечером, он нес ей фунт вырезки. Где же она служила? Барменша в «Джури». Или из «Мойры»?

Они проехали под фигурой Освободителя в обширном плаще.

Мартин Каннингем легонько коснулся мистера Пауэра.

– Из колена Рувимова, – сказал он.

Высокий чернобородый мужчина с палкой грузно проковылял за угол слоновника Элвери, показав им за спиной скрюченную горстью ладонь.

– Во всей своей девственной красе, – сказал мистер Пауэр.

Мистер Дедал, поглядев вслед ковыляющей фигуре, пожелал кротко:

– Чтоб тебе сатана пропорол печенки!

Мистер Пауэр, зашедшись неудержимым смехом, заслонил лицо от окна, когда карета проезжала статую Грэя.

– Мы все это испытали, – заметил неопределенно Мартин Каннингем.

Глаза его встретились с глазами мистера Блума. Погладив свою бороду, он добавил:

– Ну, скажем, почти все из нас.

Мистер Блум заговорил с внезапною живостью, вглядываясь в лица спутников.

– Это просто отличная история, что ходит насчет Рувима Дж. и его сына.

– Про лодочника? – спросил мистер Пауэр.

– Да-да. Отличная ведь история?

– А что там? – спросил мистер Дедал. – Я не слышал.

– Там возникла какая-то девица, – начал мистер Блум, – и он решил услать его от греха подальше на остров Мэн, но когда они оба…

– Что-что? – переспросил мистер Дедал. – Это этот окаянный уродец?

– Ну да, – сказал мистер Блум. – Они оба уже шли на пароход, и тот вдруг в воду…

– Варавва в воду! – воскликнул мистер Дедал. – Экая жалость, не утонул!

Мистер Пауэр снова зашелся смехом, выпуская воздух через заслоненные ноздри.

– Да нет, – принялся объяснять мистер Блум, – это сын…

Мартин Каннингем вмешался в его речь.

– Рувим Дж. с сыном шли по набережной реки к пароходу на остров Мэн, и тут вдруг юный балбес вырвался и через парапет прямо в Лиффи.

– Боже правый! – воскликнул мистер Дедал в испуге. – И утонул?

– Утонул! – усмехнулся Мартин Каннингем. – Он утонет! Лодочник его выудил багром за штаны и причалил с ним прямиком к папаше, с полумертвым от страху. Полгорода там столпилось.

– Да, – сказал мистер Блум, – но самое-то смешное…

– И Рувим Дж., – продолжал Мартин Каннингем, – пожаловал лодочнику флорин за спасение жизни сына.

Приглушенный вздох вырвался из-под ладони мистера Пауэра.

– Да-да, пожаловал, – подчеркнул Мартин Каннингем. – Героически. Серебряный флорин.

– Отличная ведь история? – повторил с живостью мистер Блум.

– Переплатил шиллинг и восемь пенсов, – бесстрастно заметил мистер Дедал.

Тихий сдавленный смех мистера Пауэра раздался в карете.

Колонна Нельсона.

– Сливы, восемь на пенни! Восемь на пенни!

– Давайте-ка мы примем более серьезный вид, – сказал Мартин Каннингем.