Улыбка Дхармы
Шрифт:
– Кто это был?
– спрашивает Софья.
– Это муж твой был. Больше нету.
Софья заплакала.
– Дура! Тебя таких еще миллион будет еть.
Только царь обратно на Софью влез, как из окна:
– Кхе-кхе, - опять голова поднимается, вся в крови.
– Господи, помилуй, - царь перекрестился.
– Ты живой что ли?..
– Живой. Токма харю всю разбил, - боярин сплюнул на пол зуб.
– Не забижай Софью, царь-государь.
Тогда царь к окошку подскочил яростный, схватил Морозова за грудки и говорит велеречиво:
– Ты пошто всё лазаешь, аблизьяна-шапито,
Иоанн Васильевич пихнул Морозова скипетром, но тот схватился за скипетр руками и повис на нем, болтая ногами.
Грозный дернул назад и Морозов снова повис, цепляясь руками за карниз.
– Аки муха ты меня изводишь, боярин!
– воскликнул государь и ударил трижды скипетром Морозову по пальцам.
Морозов разжал пальцы, но не упал, потому что упирался носками сапогов в выступающие кирпичи. Он замахал разбитыми руками, пытаясь сохранить равновесие.
– Муха и есть! Руками машеть аки крылами!
– царь плюнул боярину в лицо и пихнул скипетром в грудь.
Боярин Морозов полетел.
Царь высунулся из окна.
Боярин Морозов лежал на земле как в прошлый раз.
– Еще раз полезешь, - крикнул Грозный, - я тебе голову отрублю и кишки выпущу!
Софья сидела на перине и тихонько скулила.
– Плачь, девка, плачь, - приказал царь.
– Зело мне любо плакальщиц еть.
Еще семь ден наслаждался царь Иоанн боярской женой. А потом она ему надоела.
Тогда он пришел в дом боярина Морозова и застал того на лавке лежащим в бинтах.
И сказал ему царь:
– Зря ты, боярин, по своей бабе так убиваешься. Дура баба. Ничего в ней изрядного. Не стоило тебе из-за нее такие мучения принимать...
Но, коли ты такой дурак, что страдаешь, то я тебя милую и жену тебе возвращаю...
Внесли опричники Софью и повесили ее за шею над столом.
Царь засмеялся.
– Пущай висит, пока не скажу. Не гоже боярину опосля помазанника божьего в то же дупло совать.
Вот какую неимоверную силу царю давала московская Шамбала, чтобы так над людьми издеваться и жен их еть.
Еще одним выдающимся, по общему мнению, царем московским и всея Руси считался Петр Первый. Его признают таковым за то, что он прорубил окно в Европу и построил флот.
Однако, если рассматривать пристальнее - всё это весьма сомнительные заслуги.
Во-первых, через образовавшееся окно, в Европу уходила и продолжает уходить часть энергии московской Шамбалы. И поэтому сразу после реформ Петра, немцы зажили хорошо, а русские плохо.
Во-вторых, Петр перенес столицу из Москвы в Петербург, что вообще преступление перед всем русским народом и издевательство над империей. Как можно было, находясь в здравом уме, переносить столицу из Шамбалы, черт те куда, на болота?!
Это еще более ослабило русскую землю. И пагубно отразилось на династии Романовых. Потеряв в гнилом климате Петербурга энергетическую подпитку, род Романовых постепенно зачах и деградировал в физическом смысле. Что в итоге привело к его падению и Октябрьскому перевороту, который был вызван подсознательной тягой большевиков вернуть столицу назад к Шамбале и укрепить тем самым Российскую государственность.
Ленин, в отличие от Николая Второго, прекрасно понимал - что такое Шамбала, и сразу же после Переворота
перенес столицу обратно в Москву. За что ему большое человеческое спасибо.И именно это решение Владимира Ильича позволило слабенькой, по сути, не обладавшей передовым мировоззрением, не имевшей поддержки рабочих масс и четкой программы действий, партии продержаться у власти целых семьдесят с лишним лет, победить фашистов, создать атомную бомбу, запустить первого человека в космос.
Максим Меркулов".
Максим Меркулов отложил газету со своей статьей, которую наконец-то опубликовали в рубрике "Судите сами", снял очки и удовлетворенно потянулся.
Вышел на балкон. Бабье лето продолжалось. В ясном синем небе сверкало желтое солнце, освещая крыши домов. Сухие листья лежали на земле. Было тепло.
Внизу ребятишки катались на роликовых коньках. Один ехал задом, другой - на одной ноге, третий прыгал через картонный ящик из-под телевизора.
Просигналила сирена иномарки, приказывая ребятишкам отойти с дороги.
Но они не слышали, потому что из их ушей торчали провода дебильников.
Иномарка остановилась, из нее выскочил стриженный амбал. Ребята, заметив его, кинулись в разные стороны. Амбал погрозил им кулаком и залез в машину.
Иномарка проехала еще несколько метров и остановилась как раз у подъезда Меркулова. Из нее вышли три человека. Вошли в подъзд.
Еще через несколько минут раздался настойчивый звонок в дверь.
Меркулов посмотрел в глазок. На площадке стояли те самые трое, которых он видел внизу.
– Кто там?
– спросил Максим.
– Здесь живет Максим Меркулов?
– Да... А вы кто?
– Откройте, у нас к вам дело есть.
– Какое дело?.. А если вы бандиты?
За дверью засмеялись.
– Угадали. Но мы вас обижать не будем. Если бы мы приехали вас обижать, мы давно бы уже вышибли вашу хлипкую дверь.
– А что вам тогда надо?
– Есть разговор... Мы вашу статью читали в газете. Про Шамбалу.
Хотим узнать об этом побольше.
Меркулов открыл дверь.
– Проходите.
Амбалы уверенно прошли в кухню и, не дожидаясь приглашения, уселись на угловой диван. Один вытащил из-под кожаной куртки бутылку коньяка, сорвал зубами пробку и посмотрел на топтавшегося в дверях хозяина.
– Несите стаканы.
Меркулов поставил на стол четыре стакана.
– За знакомство, - сказал амбал с бутылкой.
– Кстати, меня зовут Коля, а этих - Ашот и Сергей.
Сергей поправил на пальце золотой перстень, а Ашот поправил на шее цепь.
– Значит так, - сказал Коля, - излагаю самую суть... Мы с товарищами собирались разделиться, потому что бизнес в Москве приходит в упадок. Половину наших товарищей мы хотели отправить в Питер, а половину в Америку, где для нас держат места. Но вчера я прочитал вашу статью и меня взяло сомнение... Если всё так, как вы пишите, то может лучше пересидеть здесь, если здесь такой ништяк. Раньше я слышал, что наши иммигранты за границей преимущественно опускаются и не мог понять - почему. Вроде бы у них есть всё, что хочешь - ЛасВегас там и всё остальное... Но теперь я понял - они оторвались от сети, если можно так выразиться.
– Коля разлил по стаканам остатки коньяка.