Улыбка золотого бога

– Какое чудо, волшебный аромат, благодарю, кудесница, – сказал Ленчик мрачной домоправительнице. – Не сомневаюсь, вкус великолепен. Правда, Яков Павлович?

– Правда.

И ведь не соврал. Омлет таял на языке, оставляя острый привкус сыра и помидоров-черри, полупрозрачная ветчинка, подернутая слезой, была свежа, как и ноздреватый, серый хлеб с крупными белыми вкраплениями семечек, и желтое сливочное масло, и джем в высокой вазочке, и темный жидкий янтарь меда.

Беседа за столом тем временем приобрела тот градус непринужденности, когда все участники максимально дружелюбны и даже будто бы забыли о первопричине, вынудившей их собраться здесь. Ленчик порывался читать стихи, Виктор травил анекдоты, частью неприличные, но рассказывал забавно, даже Дуся отвлеклась и улыбалась. Я же ощущал себя сторонним наблюдателем, вероятно, невидимым и неслышимым соседями по столу, безучастным к веселью и неспособным отойти от проблем.

Все закончилось как-то вдруг, нелепо, как будто ленту с записанным на ней праздником вдруг обрезали и приклеили совершенно иное продолжение. Топочка, глянув на часы, громко ойкнула, вскочила из-за стола, зацепилась за скатерть. Тут же раздался звон разлетающейся посуды и Никин возмущенный вопль:

– Дура! Осторожнее!

– И-извините, я… я опаздываю! – Топа побледнела, вернее, посерела, в глазах заблестели слезы. – Я… я потом расскажу… извините.

– Бог ты мой, какая срочность вдруг. – Ильве совершенно спокойно подобрала осколки и поставила на стол, потом, аккуратно обтерев пальцы салфеткой, заметила: – Но завтрак и вправду затянулся. Хотя не могу сказать, что сожалею. Приятно было познакомиться.

– А мне уж как приятно, миледи! Ваш образ навеки поселился в моем сердце…

– Мне нравится ваш коллега, Яков Павлович, такой непосредственный.

– О, не смотрите на него, он бессердечен и уныл! – не задержался с ответом Ленчик. – А я, юный отрок, всегда открыт для сумасшедших чувств…

Но вернуть прежнюю легкость беседы не удалось, кофе допивали торопливо и в молчании.

– В общем так, шеф, из того, что удалось по-быстрому пробить, наводки, конечно, гнилые, тут фиг его знает, куда копать, ну да я копнул. – Ленчик подошел к окну, раскрыл и, улегшись животом на раму, перевесился вниз. Шут гороховый, никаких нервов на него не хватит. – Ну и тут такой пассаж, дамочки все замазаны в разных нехороших делишках. С кого начать?

– А давай по порядку, – велел я. И лег. После завтрака организм требовал передышки и часа-полтора законного сна. Думалось вяло, но откладывать разговор смысла не было, да и ехать Ленчику пора. А мне, если не подводит чутье, готовиться к встрече нового персонажа.

– По порядку так по порядку.

Ленчик сел на подоконник, спиной опираясь на раму, ногами – на плоский экран батареи. Разбитые сапоги-казаки, джинсы затертые, и не потому, что модно, а потому, что заношенные до невозможности, клетчатая рубашка на два размера больше, болтается, как на чучеле, и платок этот ковбойский, с которым Ленчик не расстается, к платку и шляпа, настоящая, из Техаса, но сегодня, слава богу, от созерцания этого элемента костюма меня избавили. Нет, Ленчик не фанат вестернов и к ковбоям равнодушен, как к шерифам и индейцам, у него просто стиль такой – это если ему самому верить. Верю. Терплю. Пытаюсь не слишком раздражаться, видя следы подошв на подоконнике.

Ленчик же, достав из-за пояса мятый блокнот, принялся излагать.

– Первой у нас Алла Сергеевна Громова, владелица фирмы «АллКон», которую, по слухам, раскрутила не без помощи бывшего мужа. Фирма риелторская, до недавнего времени с кристально чистой репутацией…

– Но?

– Но в последнее время поползли нехорошие такие слухи. Фирма продавала квартирки в жилом комплексе, строительство которого уже началось и шло прямо-таки удивительными темпами… – Ленчик взял паузу на «перелистнуть страничку».

– Строительство было остановлено?

– Ты мудр, о великий, было. Заморожено вследствие нехватки денег, которые куда-то взяли и исчезли.

– И Алле грозит?

– Тут от адвоката зависит, что именно, формально она пострадавшая сторона, деньги честно переведены на счет застройщика, о чем имеются документы, и испарились уже оттуда.

– Тогда в чем дело-то?

– Вот! – Ленчик поднял палец вверх. – А дело, дорогой мой Яков Павлович, в межличностных отношениях, связывавших нашу Аллу и финансового директора фирмы-застройщика… и сей скромный факт не позволяет окончательно и бесповоротно заявить о невиновности дамы. Увы, может, она и чиста, как слеза младенца, но кто в это поверит? Теперь нумер второй, Вероника Громова… та еще стерва, я вообще только по верхам копнуть успел, но, короче, девочка из заводского района, простая семья, папа-мама и куча деток… отец попивает, мать погуливает, отсюда скандалы, драки, папочка однажды чуть под суд не загремел, потому как мамочку избил так, что та в реанимацию угодила. Неудачно приложил.

– Погоди, – я сел на кровати, пытаясь поймать ускользающую мысль. – Погоди, откуда информация? Я тебе только вчера позвонил и…

– А какая разница? Ну… Аким помог. Прикинь, сначала ты озадачил, а потом он объявился и задачку решил, почти как в сказке. А что, не должен был? Я прикинул, что у вас с ним свои резоны… – Ленчик засмеялся, пригладив руками кудри, сквозь которые розовым пятнышком просвечивала ранняя лысина. Ее наличие Ленчик игнорировал, утверждая, что чем меньше внимания уделяешь проблеме, тем менее она проблемна. – От него и документы пришли, я только и успел что разобраться и по своим каналам вопросики послать. Оттуда, сам знаешь, дня два ответа ждать придется.

Знаю, оттого и спросил, уж больно подробно Ленчик докладывался, прямо-таки подозрительно. И тоже странно – на кой Акиму к Ленчику обращаться? Было что сказать, сказал бы мне. Или нет? Или не хочет афишироваться? Раз в завещании помянут, выходит – он сторона заинтересованная.

– Так это? – нарушил молчание Ленчик. – Тебе дальше рассказывать? Или как?

– Рассказывай.

– Ну в общем, к Нике-Веронике. На сегодняшний день двое из ее братцев сидят, один по малолетке, второй – по третьему разу и надолго, до мокрухи дошел, сестрица числится в наркоманках, папа, мама и еще один братец – на кладбище.

– Весело.

– Обхохочешься. – Ленчик, послюнявив палец, принялся оттирать оставленный им же на подоконнике след, но только размазывал грязь. – Правда, сама Вероника после замужества о родственничках предпочла забыть… Тут еще проверить надо, я съезжу к ним, адресок есть, Яков Палыч, на всякий случай, ты ж сам говорил, что в нашем деле все проверять надо.

– Говорил. Съезди.

Ленчик кивнул. Кажется, его впечатлила история о нелегкой жизни девушки Вероники. Ленчик вообще впечатлительный, даже завидую иногда. А иногда – сочувствую. Теперь вот опасаюсь, еще сочинит себе историю о заблудшей принцессе, которой нужно помочь и спасти, и ринется помогать. А Ника шанса не упустит. Одна надежда, что Ленчик – не в ее вкусе, молод, беден и бесперспективен с точки зрения карьеры.

– Нику твою Громов с любовником застал и на улицу выставил, и правильно, я тебе скажу, сделал.

– Яков Палыч, а сам говорил, что нельзя других судить, а теперь вот осуждаешь. Нехорошо, Яков Палыч.

– Зато полезно. Ты дальше-то рассказывай, не отвлекайся.

– Я и рассказываю. Это ты меня сбиваешь. Короче, после развода Ника осталась ни с чем, но ненадолго.

И почему это меня не удивило? Хотя чему удивляться, довольно типично, нашла себе любовника, потом другого, третьего. Вот только повторному замужеству случиться было не судьба, а годы шли, Ника старела, свежая дерзость молодости превращалась в склочность, упрямство, целеустремленность – в наглость и нахрапистость. Добавим явное увлечение алкоголем и естественные процессы старения. Да, дела у Ники плохи, и она вполне отдает себе отчет, что времени осталось в обрез. И что денег на безбедную достойную жизнь у нее нету. Влипла Ника-Вероника, потому пришла мириться с Громовым, и помирилась вроде как, вот только кто-то взял и донес ему о маленькой Никиной тайне. А дело как раз в той самой съемной квартире, наличие которой так заинтересовало бывшего супруга. Квартира, а в ней – бордель. Если верить, конечно, Акимовой информации.

– Но все проверять надо, – пробурчал Ленчик, мрачнея. – Десять раз.

И здесь я с ним согласился. Да уж, такие вещи на веру принять сложно.

Ленчик снова кивнул, но как-то рассеянно, без воодушевления, и вернулся к позабытому было блокноту.

– Татьяна Тропина. Родители умерли, когда Танечке было тринадцать, а брату – восемнадцать, тот бросил универ, устроился грузчиком, оформил опекунство, в общем, сестру не бросил. С тех пор они вместе и обретаются. Сама тетенька тихая, скромная, из разряда – не замечалась, не привлекалась, как работала до свадьбы менеджером, так менеджером после развода и работает, фирма другая, но не суть важно, главное, ей вообще работать незачем, Громов прилично на жизнь отстегивал.