Улыбка зверя
Шрифт:
— Когда это вы снюхаться-то успели? — неприязненно спросил Урвачев.
— Да вчера, как отсюда уехали, всю ночь в баре сидели, переживали… Домой меня проводил…
— Вот как…
— Ну… А чего?
— Ты разговор наш помнишь, глаз с него не спускай, — тяжело поглядев на сестру, сказал Урвачев. — Перед отъездом еще раз сюда забеги, может, мне еще какие мысли толковые в голову придут. Я тут с нашими юристами завтра проконсультируюсь… Есть всякие вопросы. И запомни: Джордж — Джорджем, Америка — Америкой, а цель у тебя одна: брак. Замужество то есть. Так что строго с ним, с козлом этим…
— Да понятно! — отмахнулась она. — Сереж, ну а ты-то… Кто стрелял?
— Еще не знаю, но есть кое-какие догадки. Вот, полюбуйся на сувенир… — Урвачев свободной рукой пошарил в тумбочке и показал Ксении желтую пулю. — Стрелял из-за кустов,
— Там проблемы, — тихо сказала Ксения, а затем, оглянувшись на дверь, склонилась к самому лицу брата, зашептав: — Хромой до Москвы не доехал, пропал вместе с грузом.
— Что-о?! — Рвач дернулся, лицо его исказилось от боли и ярости, и он снова упал на подушку. — Н-ну, с-суки!.. Шестьсот штук, документы!.. А где Мухтар, Цыган?..
— Ферапонт Мухтара и Цыгана приказал в гаражах… Ну, короче, нет их.
— Ясно, — помолчав, сказал Урвачев. — Ясно… Красиво задумано. Рвач, значит, в гробу, груза нет, все концы обрублены. Спросить не с кого… Ай да, Ферапоша!
— Ты думаешь, он все устроил?
— Больше некому, — мрачно подтвердил Урвачев. — А если даже и не он, то все равно его надо валить. Он садист и дуболом, время его прошло. Нынче, Ксюша, многое будет меняться и меняться стремительно. Капитал без власти ничто, ноль. Так что, хочешь не хочешь, а придется нам идти в большую политику…
— В Думу, что ли?
— А куда народ выберет, туда и пойдем… Ты вот что, Ксюха, ты пока иди, мне тут небольшое совещание нужно провести. Позови из коридора Мослака.
— Это со шрамом который?
— Он.
— Ну ладно, братик, поправляйся. Вот в этом пакете фрукты разные, вода. Пока.
Через минуту после ее ухода в палату вошел невысокий жилистый мужчина в камуфляже. Лицо его было хмурым и сосредоточенным. Широкий косой шрам пролегал от виска до угла рта. Глаза глядели настороженно.
— Мослак, присядь сюда, — Рвач указал на стул, стоявший у тумбочки.
Мослак со спокойным достоинством прошел вперед и молча уселся на указанное ему место.
— Ну, какие новости? — спросил Урвачев.
— Парни “шанхай” шерстят, — сообщил Мослак. — Там полная отрицаловка. У ментов версий нет. “Зареченские” оборзели, уже с утра поперли внаглую, наехали на две наших точки. Тексты там такие: мол, у Ферапонта грызня идет, Рвач в больничке…
— То-то же, — удовлетворенно сказал Рвач. — Соображают, суки, в точку догадки! А чего? Все верно, так по жизни и должно быть. Междоусобица до добра не доводит. Натворил дел Ферапоша…
Мослак выжидающе молчал.
— Я вот что думаю, — выдержав паузу, продолжал Рвач. — У нас с тобой, Мослак, все на доверии должно быть. Ты сам видишь, Ферапонт губит дело…
— Не слепой, — согласился Мослак отрывисто.
— И потом эти заходы его беспредельные… Кровь пить заставляет, псих… Людей держит в черном теле…
— Да, — подтвердил Мослак. — Братва давно ропщет…
— Так вот, Мослак, я хочу с тобой посовещаться, мне важно знать твое мнение. Ты умеешь мыслить стратегически и, в отличие от многих, ясно видишь перспективу… — Рвач снова ненадолго замолчал, давая Мослаку время для того, чтобы тот переварил комплимент и преисполнился значимости беседы. — Время меняется, Мослак, и ты это сам понимаешь. Мы хорошо и грамотно начинали, действовали в соответствии с реальной обстановкой, а потому добились многого. Но теперь реальная обстановка иная, и только дурак это не чувствует. Нельзя же весь век сидеть на точках, снимать пенку с дерьма и жить только с одной дани… Это варварство, монголо-татарское иго какое-то… И тут нам покоя никогда не будет, все время придется отбиваться и воевать за каждый коммерческий сарай. Кроме того, мы же на виду, и в любой миг нас могут придавить, — не снизу, так сверху… Да тот же РУБОП… Ему нынче прямое вымогательство — как бальзам… Легкая работа. Зафиксировали базары и повязали… В общем, о чем я? Власть может очухаться и попереть как танк, но у танка, Мослак, есть мертвая зона… Он способен расстрелять тебя издалека, но если ты подберешься поближе, то рано или поздно окажешься в такой позиции, где ни снаряд, ни пулемет тебя уже не достанут. Надо идти в политику, Мослак, а чтобы идти в политику, необходимы две вещи. Всего только две вещи, Мослак — деньги и организация…
— Я, Рвач, об этом тоже думал, — потеплев голосом, отозвался
собеседник. — Как-то мы на месте топчемся…— Во-от, соображаешь!
— Но с другой стороны, — продолжил Мослак, — все эти выборы, речи, встречи с избирателями, базары, бумаги… Демократия, словом… Тягомотное дело. Переворот, диктатура — это по мне. Кто против — к стенке!
— Вот тут ты заблуждаешься, Мослак, — укоризненно молвил Рвач. — Искренне заблуждаешься. Диктатура, раз уж мы вышли на такой уровень разговора, должна быть неприметной. Людишки — бараны, и ты это знаешь… Они видят только внешнюю сторону вещей.
— Козлы они…
— Ну, неважно… Важно то, что демократия не может быть целью, это всего лишь средство для достижения той же власти. Но я к чему клоню? Деньги и организация, Мослак, повторяю. Деньги у нас есть. А вот с организацией, сам видишь… Нужно проводить большую чистку. И начинать с самого верха. Ферапонт против нас попер в открытую, расколол братву, внес смуту…
— Это так…
— Короче, валить его надо, Мослак. Пока он нас не завалил, а у него такие планы есть, это я тебе точно говорю. Он на Москву ушел, авторитет там себе наколачивает, а здесь хвосты рубить будет. Отбери верных людей, план конкретный продумаем вместе. Теперь о его финансовой части. Пятьдесят штук, я думаю, достаточно. Распределишь сам. А я тем временем стану наводить порядок в городе, тут тоже надо крыс пострелять…
— Большая война будет.
— Да, Мослак, будет большая война, на несколько фронтов. Но мы должны подмять под себя всех, и у нас есть для этого силы. К зиме, Мослак, не будет больше ни “шанхайцев”, ни “зареченских”, в городе останемся только мы, а они войдут в нашу организацию, станут подразделениями… Разве ты лично не хочешь порядка?
— Все это так, Рвач, — согласился Мослак. — Бардак надоел. Но тут есть одна сложность. РУБОП на нас наседает, крепко наседает. Братва начинает колоться, давать показания… Стукачей, чувствую, появилась тьма-тьмущая… Урон идет конкретный. Сам знаешь.
— А вот для этого нам и нужна власть политическая, — сказал Урвачев. — Чтобы и РУБОП нам подчинялся, наши интересы соблюдал… То есть как? Пусть занимаются работой, кого-то и арестовывают — квартирных грабителей, к примеру, шелупонь разную… Это даже очень полезно, милиция в обществе должна быть. И не морщись! Посади тебя в кресло подобающее, еще как она тебе понадобится! И спрашивать с нее результаты станешь! И про всякие “понятия” уркаганские враз позабудешь! А надо будет — расформируешь весь этот РУБОП по всем его шестеренкам! Запустишь его кадры на усиление участковых. Но пока… м-да… Впрочем, ты по поводу мусоров особенно не беспокойся, кое-какие меры мы уже принимаем… Теперь вот что, Мослак. Насчет “зареченских”… То, что они на две наших точки наехали, симптом плохой, очень плохой… И медлить с ответом ни в коем случае нельзя. Кара должна быть скорой и неотвратимой, иначе мы можем потерять лицо. Сам знаешь, что труднее всего восстанавливать авторитет. Так что прямо сейчас возьми хлопцев и разберись. Жестко разберись!
— Бойцы готовы, Рвач, — поднимаясь со стула, сказал Мослак. — У “зареченских” как раз сегодня банный день. Они вечером в спорткомплексе соберутся. Вот мы на огонек и заглянем…
Мослак вышел от Рвача, обуреваемый довольно противоречивыми чувствами. В том пункте, что нужно валить Ферапонта и наводить порядок в городе, он был с Рвачом абсолютно согласен и солидарен. Ферапонт со своим диким беспределом у всех сидел костью в горле, от него в любой момент можно было ожидать какой угодно подлянки. Его боялись, но его же и ненавидели даже самые приближенные к нему люди, ибо, находясь с ним рядом, никто не был уверен в своей безопасности и всякую минуту опасался получить либо пулю в лоб, либо нож в спину. Даже на Рвача посягнул… Совсем одурел! Но зато теперь дурость эта дорого ему встанет, ведь в случае его ликвидации мести опасаться и не от кого, на поминках десять гармоней порвут… Но и Рвач задумал что-то свое, отдельное, а что, — пока непонятно. Стелил он сегодня мягко, подходы кривые наводил, подслащивал, — мол, ты, Мослак, умный и дальновидный… Ох, тоже подляной тянет, просто так не станет Рвач елей лить… Думай, Мослак, думай!.. За пятьдесят штук Ферапонта, конечно, замочить можно и нужно, цена хорошая. Что дальше? Рвач в структуры полезет. Это разумно и логично… А ну как потом сдавать старых кентов начнет, биографию подчищать, анкету править? Тоже ведь логично… Думай, Мослак!