Уманский «котел»: Трагедия 6-й и 12-й армий

Из первоначального варианта приказа также следовало, что атака пехоты на немецкую оборону на центральном участке 6-й армии должна была поддерживаться танковой группой полковника П.С. Фотченкова, бывшего командира 8-й танковой дивизии. Такое решение выглядело вполне оправданным, так как существенно усиливало ударную мощь отрядов прорыва. Однако реализовать замысел не удалось по причине, на которую указывал в своих воспоминаниях бывший офицер связи А.А. Каменцев: «На эти танки Соколов возлагал некоторые надежды. А танки Т-26 (8 штук) стояли возле церкви в селе Подвысоком без капли горючего» [244] . Видимо, именно этими восемью легкими танками должен был командовать полковник П.С. Фотченков, но, как оказалось, для него нашлось иное назначение.

244

Воспоминания А.А. Каменцева. // Уманский краеведческий музей. Оп. 13714. Д. 4820. С. 62.

Из имевшихся в распоряжении штаба 6-й армии боеспособных танков сформировали особую колонну, которая теперь должна была действовать вслед за группами прорыва. На них предполагалось вывезти из окружения часть штаба 6-й армии во главе с генералом И.Н. Музыченко. По этой причине сформированная колонна получила название «колонна особого назначения»). Все вошедшие в ее состав танки были полностью укомплектованы экипажами, боеприпасами и топливом. Для них специально выделили горючее из двух захваченных днем немецких автоцистерн. Видимо, в баки «колонны особого назначения» залили все имевшееся топливо без остатка, ничего не оставив машинам, выделенным для поддержки отрядов прорыва. Местом сбора колонны была назначена площадь перед сельсоветом в селе Подвысокое.

Возглавил ее бывший командир 8-й танковой дивизии полковник П.С. Фотченков, начальником штаба стал подполковник В.С. Породенко. Известно, что в качестве пассажиров в танках разместились: подполковник В. С. Породенко (головная машина), полковник П.С. Фотченков, генерал-лейтенант И.Н. Музыченко, комбриг Н.П. Иванов, члены Военного совета дивизионный комиссар Н.К. Иванов и бригадный комиссар Л.С. Грищук, начальник оперативного отдела полковник М.А. Меандров, а также майор М.А. Семенюк.

Какое количество танков вошло в состав колонны командования 6-й армии, определить довольно сложно. Так, А.А. Каменцев называл цифру от шести до восьми танков Т-26 [245] . Бывший начальник штаба 10-й танковой дивизии подполковник В.С. Породенко, принимавший участие в прорыве в составе группы П.С. Фотченкова, считал, что в ее составе было 10 танков БТ и Т-34. Полковник М.А. Меандров, отвечая на вопросы немцев, указывал на наличие в группе прорыва пяти – семи танков [246] . По мнению подполковника В.С. Породенко, в состав колонны вошли 5–6 танков БТ-7 и 2 танка Т-34 [247] . Генерал И.Н. Музыченко, также уже на допросе в плену, сказал, что в составе его группы было всего 4 танка, в чем немцы сразу же усомнились. Сами немцы, основываясь на собственных наблюдениях и показаниях пленных, полагали, что колонна особого назначения состояла из 10 танков.

245

Воспоминания А.А. Каменцева. С. 62.

246

ВА-МА. RH. 24-49-160. S. 84.

247

Породенко В.С. Записки начальника штаба танковой дивизии. С. 35–36.

Насколько можно судить по имеющимся неполным данным, действия колонны должны были стать следующими. До начала атаки танки с командованием армии во главе с генералом И.Н. Музыченко на борту двигались за спиной прорывающихся войск, так как их участие в бою не предусматривалось. После прорыва немецкой обороны силами пехоты и артиллерии колонна выходила вперед и далее следовала самостоятельно, в отрыве от остальных сил. После пересечения линии фронта штаб генерала И.Н. Музыченко должен был организовывать взаимодействие с частями 18-й армии по оказанию помощи прорывающимся.

Кто являлся автором такого решения, на настоящее время остается неясным. Подполковник В.С. Породенко в своих воспоминаниях предполагал, что предложение исходило от полковника П.С. Фотченкова [248] , что представляется маловероятным. Обычный полковник не мог приказать группе старших по званию и по должности командирам и политработникам сесть в танки и уехать, оставив войска. Такие вопросы всегда решались на более высоком уровне, чем уровень командира дивизии.

248

Там же. С. 37.

Ясно одно, создание колонны для эвакуации части штаба и Военного совета 6-й армии полностью лишало генерала И.Н. Музыченко всякой возможности руководить своими войсками в ходе прорыва из окружения. Возможно, командармы договорились о разделении полномочий, и генералу И.Н. Музыченко надлежало обеспечить прием прорывающихся войск со стороны Южного фронта. Но не исключено, что самоизоляция штаба была продолжением прежнего конфликта между командующими 6-й и 12-й армий. Поскольку общее руководство действиями окруженных войск, в том числе и прорывом, было возложено на генерала П.Г. Понеделина, генерал И.Н. Музыченко, видимо, счел себя освобожденным от бремени управления и полностью уступил его командарму-12. Во время своего допроса в штабе 101-й легко-пехотной дивизии И.Н. Музыченко заявил, что он 6 августа «решился прорваться ранним утром со своим ближним штабом… в южном направлении» [249] . Поэтому есть все основания предполагать, что решение о формировании специальной колонны для эвакуации части штаба и Военного совета 6-й армии принял лично генерал И.Н. Музыченко. Неизвестно также, предупредили ли командующего 12-й армией генерала П.Г. Понеделина об этом плане.

249

ВА-МА. RH. 24. 52-223. S. 2.

Известно, что к 6 августа в руководстве действиями окруженных армий произошли существенные изменения. Наконец-то было создано общее командование, которое возглавил генерал П.Г. Понеделин, и некое подобие объединенного штаба и общего Военного совета. Они поставили перед соединениями группы задачу по подготовке к прорыву из окружения. Начальникам армейских разведок поручили уточнить группировку противника в полосах обороны армий и определить самые уязвимые места [250] . В своих послевоенных воспоминаниях бывший начальник разведотдела 6-й армии подполковник В.А. Новобранец указывал, что наиболее перспективным для прорыва ему казалось направление на Новоархангельск. И только приказ командования Южного фронта заставил штаб группы переориентироваться на южное направление, в сторону Первомайска. В.И. Новобранец считал такое решение ошибочным, даже несмотря на то, что командованием Южного фронта был обещан встречный деблокирующий удар [251] .

250

Новобранец В.А. «Я предупреждал о войне Сталина». С. 162.

251

Там же. С. 163–165.

Все-таки можно предположить, что по прошествии многих лет В.И. Новобранец или запамятовал, что обсуждалось и какие принимались решения, или же сознательно лукавил. Так, полковник М.А. Меандров вполне определенно заявлял, что командованию 6-й и 12-й армий было хорошо известно, что перед ними в южном секторе находятся части 4-й горно-егерской дивизии. Оно знало, что егеря занимают оборону на очень широком фронте и при подготовке плана прорыва рассчитывали, что удержать его они не смогут [252] . Напротив, в северном секторе вели наступление три полноценных пехотных дивизии – 125-я 24-я и 297-я, а берег р. Синюха обороняли эсэсовцы «Лейбштандарта». Иными словами, немецкая оборона в этом месте была несравненно более плотной, чем на выбранном участке прорыва. Поэтому есть все основания считать решение об атаке в южном направлении правильным.

252

NARA. Т. 315. R. 44. Fr. 457.

Как только был получен приказ на прорыв, в частях приступили к уничтожению документов, бойцы взрывали или приводили в негодность орудия, к которым уже не было боеприпасов, в вырытых на огородах ямах начальники финансовых отделов жгли пачки невыплаченных бойцам и командирам денег. Где возможно – на складах, в вещмешках, карманах убитых – искали патроны и гранаты. Однако не все верили в успех прорыва.

В соответствии с полученными приказами, предназначенные для выхода из окружения части в 20.00 5 августа сконцентрировались в селе Копенковатое и в лесу восточнее от него. К 23.00 группы прорыва заняли исходные позиции для атаки. Для повышения мобильности пехота была посажена на грузовики. И командир отряда прорыва 6-й армии комдив А.Д. Соколов ждал только прибытия танков группы полковника П.С. Фотченкова, чтобы начать атаку. Однако время шло, а они так и не появились. Выходит, что командира группы прорыва комдива А.Д. Соколова об отсутствии горючего для выделенных ему Т-26 своевременно не поставили в известность – возможно, из соображений секретности, а возможно, просто забыли в суете приготовлений.

С наступлением сумерек в район с. Копенковатое перебрались части 80-й дивизии. В соответствии с планом им предстояло действовать вслед за отрядом комдива А.Д. Соколова, составляя его арьергард. Для выхода из окружения командование дивизии сформировало три колонны. Правую возглавлял танк КВ-1, в котором по одной из версий находился командир соединения генерал В.И. Прохоров [253] . Следом за ним трактора и тягачи тащили орудия, у которых еще оставались боеприпасы, шли противотанкисты и пехота. В левой колонне в конном строю двигался штаб дивизии, штабы родов войск и служб, политотдел и остатки подразделений обслуживания. Насчитывала она до 200–300 человек. Обе колонны с 22.00 были выстроены вдоль дороги, пересекающей Копенковатое с запада на восток. Отдельно от основных сил следовал отряд капитана Михайлова в составе 200 бойцов, разделенный на две примерно одинаковые по количеству бойцов роты. Перед прорывом он сосредоточился на северо-восточной опушке села Копенковатое.

253

Воспоминания С.А. Коржова // Уманский краеведческий музей. УКМ-13712. Д. 4717. Л. 118.

Время перевалило за полночь, но сигнал к атаке в войска все не поступал. Около 1.00 в с. Копенковатое, где расположился командный пункт 16-го мехкорпуса, прибыли, каждый на своем танке, генерал И.Н. Музыченко в сопровождении полковников М.А. Меандрова и П.С. Фотченкова. Отдав необходимые распоряжения, командарм-6 через 15–20 минут уехал в Подвысокое. Видимо, комдив А.Д. Соколов получил приказ перенести атаку на более позднее время, поскольку после убытия высокого начальства он распорядился начать наступление в 2.30.