Умереть, чтобы больше не жить. Часть первая

– Не могу сказать точно.

– Почему?

– Потому что я не всегда могу отличить свои воспоминания от чужих.

– И что, прям от самого начала и до встречи с самим собой, со всеми вытекающими ощущениями?

– Да.

– И как это, видеть себя со стороны?

– Для своего размера у меня очень тяжёлая рука.

– Сколько их всего было?

– Понятия не имею. Много.

– Ну, допустим, что за один месяц – десять. Это реально?

– Вполне.

– Это значит сто двадцать в год. Я тебя знаю десять. До встречи со мной ты прожил… Лет шесть?

– Вроде.

– Почти две тысячи, и, если брать хотя бы по двадцать, то выйдет сорок тысяч лет. Не удивительно, что у тебя проблемы с памятью.

Мэттью, усмехнувшись, подтянул штаны и застегнул ширинку. Потом, засунув руку в рукав, дотронулся её лица и произнёс:

– Ты не должна так жить.

– Почему нет? Все мы несчастны, а если взять тебя, то, наверное, ты вообще страдаешь за всё человечество.

– Может быть, я заслужил?

– Почему.

– Потому что так я прожил свою первую жизнь. А ты… ты хороший и сильный человек. И тебе нельзя тратить свою жизнь на такого как я.

– Я не могу, Мэттью. И тут неплохо. Здесь я помогаю людям. Ну или не только людям.

– А если я всех здесь убью? Подарю им всем бесконечный покой.

– Не все хотят смерти, Мэттью. Многие хотят просто жить, и для них совсем неважно, какой она будет.

– Жизнь не стоит того, чтобы за неё страдать.

– Ещё как стоит, милый. Пойми, ты зациклен на боли, насилии, на смерти, на всех самых ужасных вещах. И я не виню тебя, потому что такова твоя жизнь. И ты не видишь ничего хорошего в этом мире только потому, что ты никогда не придёшь в то место, где нет боли. Потому что в таких местах не требуются твои услуги.

– Стань тогда хотя бы врачом, – немного помолчав, ответил Мэтт.

– Это нужно идти учиться, а сейчас уже середина октября.

– Позвони Джеймсу, он поможет. Скажи, что я просил. И я обещаю, что буду тебя навещать.

– Каждые выходные?

– Раз в два месяца.

– Раз в два месяца и на каникулах ты будешь ложиться на недельку в больницу.

– Только если обещаешь не жалеть транквилизаторов и других всяких разных вкусняшек.

– Хорошо, но любовью мы будем заниматься каждый день.

– Договорились. И… как тебя зовут?

1.6

И вновь я сижу в такси, уперевшись лбом в запотевшее стекло. Странно, почему я раньше не обращал внимания на нового водителя? Был ли это всегда один и тот же, или они меняются каждый день? Я не знаю.

– Жаль было Чарли. – вздохнула Сэйли, сидящая рядом. – А с ним ты уже встречался.

В моей голове столько как будто бы реальных лиц, что реальные смазываются как во сне. Никогда не замечал, что во сне нельзя чётко разглядеть лицо? Ты просто знаешь, что он – это он. В моих снах очень много лиц, которые знакомы мне как моё собственное, но я их не знаю.

– Здесь. Остановись здесь. – произнёс Мэтт, и машина припарковалась у обочины.

Общежитие. Там, в одной из многочисленных грязных комнат находится девочка. Ей тринадцать, душа заперта в теле и не хочет его отдавать. Сопротивляется. Он проник в тело, но не смог с ним слиться, она ещё в нём. Мина, так её зовут. Она уже вторые сутки зовёт меня, умоляет избавить её от боли. Уже на входе я почувствовал невыносимый запах проёбанных жизней. Все эти люди не знали настоящего счастья, я видел это по их серым глазам. Жить, чтобы страдать – удел глупцов. Жизнь недостойна того, на что идут эти люди. Ради бессмысленного существования.

Слушая детский вопль вперемешку с громкими молитвами двух мужчин, я шёл по душному коридору. Из открытых дверей смотрели люди. Возможно они думали: «Вот оно! Пришло спасение!» Но я не спасение. Я тот, кто приходит последним, я тот, кто ставит точку. В большинстве случаев.

Мэтт толкнул приоткрытую дверь и сделал шаг. Один из мужчин перегородил ему путь:

– Мэттью, постой! Может её ещё можно спасти? Пожалуйста, дай нам ещё немного времени.

– Достаточно, Джоуи. Я устал её слушать.

Девочку широкими ремнями притянули к кровати. Она громко кричала и в диких корчах яростно рвалась на свободу. Мне знакома её боль, и от этой боли есть лишь одно лекарство.

Мэттью отстранил мужчину и прошёл к девочке.

– Не надо, Мэттью, умоляю тебя! Дай нам ещё немного времени! – рухнув на колени, просил Джоуи.

Но он не в силах помешать мне, никто не в силах.

– Как же сейчас будет больно. – вздохнул Мэтт и положил ладонь на её грудь.

Жилы на кистях его рук, на ее шее и на лице вздулись, и по ним, словно тысяча змей, медленно расползлась чёрная кровь. Бледная кожа потемнела, а глазные яблоки поглотила чернота. Тело девочки забилось в конвульсиях, крик перерос в оглушительный вопль, а изо рта начали вырываться искры и копоть. И вдруг она оцепенела и через мгновение, побледнев, обмякла.

Крик прекратился. Я рухнул на пол. И вновь тяжело дышать, вновь ломит кости, и вновь я загибаюсь в судорогах. Я засыпаю.

– Мэттью, пора вставать. Проснись!

Глубокий вздох.

Что со мной? Я вырубился. Это хорошо, отличное было лекарство. Нужно вставать. Мать девочки, всё это время стоящая на коленях возле кровати, не понимала, что произошло. Друг Джоуи забился в угол и с ужасом смотрел в мои чёрные глаза. А Джоуи… Он всё понимал, молча сидел у стены на стуле с пустым взглядом, не прикуренной сигаретой в губах и опущенными руками.

Мэттью медленно встал, забрал у Джоуи сигарету, из обездвиженных рук спички и, прикурив немного трясущимися руками, пошёл на выход.

– Что ты сделал? А?! Моя дочка! Нет!

Мать трясла бездыханное тело дочери. Отказывалась верить, что она больше не вернётся. Увидев, что Мэтт уходит, она вскочила, неуклюже бросилась к нему и перегородила ему путь.

– Где моя дочь?! Верни мне её обратно! Слышишь! Чудовище! – лупив Мэтта по лицу, кричала женщина.

Она рыдает, но мне её не жаль, она сама выбрала такую судьбу и наградила такой же мерзкой жизнью и свою дочь.

Мэтт молча стоял и принимал удары.