Умереть впервые (Особое поручение, Ралион 2)

Закрыв глаза, он отчаянно оттолкнулся от переливавшейся мозаики. Что-то невероятно тяжелое встретилось с его головой, и мириады огненных брызг заполнили вселенную.

Потом был долгий, почти непереносимо долгий покой.

Очнулся он от неприятно пульсирующей боли.

Диаграмма совершенно потухла и почти не выступала на окружающем камне. Если бы не слегка выступающие вверх края, она ничем бы не выделялась на слабо светящемся, скрадывающем расстояния фоне.

Лежать было очень удобно и приятно, но кое-что оставалось неясным. Например, почему он жив. Осторожно потрогав лоб, Таилег не нашел в нем торчащего украшения и сел, охнув от боли, что пронизала его позвоночник.

Почему его не убили? Если убийцу кто-то спугнул, то почему его оставили здесь, никак не помогли?

Впрочем, последнее не было таким уж удивительным. Благородство и милосердие — качества скорее персонажей легенд, нежели обычных людей. Да еще в такое время, время всеобщего упадка.

Так что вознесем хвалу великому Палнору, что хранит всех почитателей своего ремесла, и двинемся отсюда подальше.

Рюкзак лежал неподалеку. Он был нетронут — и судя по тому, как он лежал, и по весу. Совершенно невероятно. Настолько честные обитатели пещер никогда не существовали в настоящей жизни. А преисподняя для воров вряд ли выглядит столь безобидно.

Таилег долго массировал руки и ноги, ощупывал всего себя, прежде чем осмелился встать.

Кроме рваной царапины через правую щеку он отделался только десятком синяков. Боги милостивы к тем, кто чтит их законы. Ухмыльнувшись, он потянулся к рюкзаку. Зажжем факел и осмотримся. Раз уж пришлось здесь задержаться, почему бы не осмотреть окрестности? Ни в каких диаграммах он больше искать не станет, ясное дело, но все остальное по-прежнему оставалось ничьей собственностью.

Да и булавка была уж очень красивой…

Рука Таилега уже нырнула в кармашек пояса, где хранились бруски для высекания огня, как новый звук, неожиданно коснувшийся его слуха, заставил его замереть неподвижно.

Едва слышный плеск, шорох, капель.

Вода?!

Неужели город затопило?

Таилега словно подстегнули кнутом. Он молниеносно накинул рюкзак, соображая, какая из лестниц более удобна в случае наводнения. Затем зажег факел — под ноги надо смотреть, когда бежишь, — и страх пронизал его всего.

Он находился в другом месте. Естественные колонны подпирали высоко вознесшийся потолок, создавая причудливый каменный лес. Диаграмма, точный двойник той, из Золотых Лун, лежала перед ним. Широкая подземная река лениво облизывала голый каменный берег в сотне шагов от него, и следы разрушения, битвы, смерти виднелись буквально на всем вокруг.

Ноги его подкосились. С размаху усевшись на колючее каменное крошево, Таилег закрыл глаза и огромным усилием воли сдержался, чтобы не разразиться воплем отчаяния.

Легкое прикосновение меховой лапы заставило мозаику вспыхнуть, но — о ужас! — весь рисунок ее совершенно изменился. Мысли зрителей были почти неслышны — все испытывали невероятный ужас. Что предпримет Незавершенный в ответ на подобное святотатство?

Но вот подземный гул качнул пол под ногами собравшихся, стены засветились ярче, и полосы цвета потекли по элементам мозаики, собираясь в то, что заменяло зрителям письменность.

«Незавершенный в восторге», — обрадовано пронеслась звучная мысль жреца. — «Тот, кто принес ему новую часть, остался жив. Готовьтесь к следующему испытанию, о дети Незавершенного. Осталось сделать два последних шага».

Зрители постепенно расходились, а жрец и его помощники сели медитировать. Остальные сообщества, что питались силой и мудростью Незавершенного, должны узнать радостную весть от них.

Ибо они сидят на оси, что движет вселенную, на линии, что соединяет древние места обитания первых рас. Отсюда, из центра их вселенной, мгновенным узором знания обратится радостная весть.

Незавершенный, что собирал самого себя из тысяч фрагментов, был уже совсем близок к совершенству.

Сонным светлячком двигался огонек факела меж причудливо возвышавшихся каменных колонн. Таилег потерял счет времени. Возможно, прошло несколько часов, а может быть — суток. Он устал и страшно хотел есть, но монотонный пейзаж и невообразимо обширная пещера не позволяли ему остановиться.

Ни брызги крови, ни обгоревшие останки, ни обломки костей уже не встречались каждые несколько шагов. Воздух по-прежнему пах застоем и распадом — только у самой реки он был приятно чист и свеж. Однако, поглядев на снующие под поверхностью фосфоресцирующей воды длинные стремительные тени, Таилег решил не искушать судьбу. Если уж погибать, то на суше.

Наконец колонны разошлись в стороны и новая диаграмма — очередной двойник той, в Золотых Лунах, — предстала его глазам. Как и первая, она была серой, безжизненной и не излучала интенсивной магической ауры.

Девять колонн стояли поодаль, равно отстоя одна от другой. Что-то почудилось юноше в очертаниях колонн… но толстый слой отвратительного жирного пепла покрывал в изобилии пол вокруг мозаики, и он не стал задерживаться.

Когда мозаика осталась позади, он увидел излучину реки. Узкая песчаная отмель была совсем близко, и пол поблизости изобиловал небольшими бугорками и лунками. Каменный лес продолжался далеко впереди; лишь шагах в пятидесяти от отмели стояла одна колонна, широкая и внушительная, словно вековой дуб.

Кто-то спал, свернувшись, в одной из лунок вдалеке от воды.

Наконец-то!

Кто бы это ни был, решил Таилег, на ходу сбрасывая рюкзак, я сумею с ним договориться. Только бы выбраться отсюда!

Однако с каждым шагом к лежавшему надежда на быстрое спасение таяла, и притихший было страх вновь впился в него, лишая последних сил. От лежавшего пахнуло тяжелой смесью запахов высохшей крови, грязи и чего-то на редкость отвратительного.

Это была рептилия, скрючившаяся кольцом. Широкая ножевая рана пересекала ее горло. Другая, не менее смертоносная, была нанесена в правый бок. Третья — насколько мог судить Таилег — была нанесена в спину.

Профессионально.

Глаза были открыты, но закрывавшая их мигательная перепонка придавала лицу жуткое выражение. Одежда — сложная система сплетенных широких полос кожи — была единственной защитой несчастного существа. Хитроумно сделанные сандалии должны были служить отличным средством бесшумного перемещения и заодно не мешали использовать дюймовой длины когти в качестве оружия.

Не помогли они владельцу…

Что-то источало слабый, едва различимый серебристый свет сквозь сжатые пальцы правой руки. Наклонившись, Таилег осторожно разогнул четыре пальца, обхватившие тонкой работы пузырек, и поднес добычу к глазам. В руках его содержимое пузырька — почти прозрачная опалесцирующая густая жидкость — стало светиться чуть ярче. Пузырек был небольшим, на один хороший глоток.

Что это? Лекарство? Яд? Взрывчатая смесь? Что хотело сделать существо, уже истекавшее кровью и захлебывавшееся ею?

Тошнота подступила к его горлу, но желудок был пуст. Спустя минуту-другую ему полегчало. Кое-как добравшись до каменного «дуба», Таилег воткнул догоравший факел — предпоследний — в расщелину рядом с собой и откинулся.

Запасов еды — на пять-шесть дней. Воды нет вовсе, только два меха (скорее, правда, складные фляги из тщательно обработанной кожи). Ни дров, ни средств освещения. Что ему делать? Питаться всем тем золотом, что составляло добрую треть его поклажи? Привязать рюкзак к горлу и сразу утопиться? Или подождать?