Умирающая Земля. Сб. [Умирающая Земля. Машина смерти. Глаза Верхнего мира. Большая планета.]

Клайстра не мог оторвать глаз от этого зрелища.

— Это и есть мудрость? — спросил он.

— Именно. Тише.

Оракул был в агонии. Его глаза горели лихорадочным огнем. Лорд Воевода наклонился вперед, кивнул и, улыбаясь сказал что-то почтительно склонившемуся Мудрейшему. Слов из-за рева оракула не было слышно. Мудрейший спокойно кивнул, выпрямился и стал покачиваться на носках, заложив руки за спину.

Оракул замер. Теперь он сидел спокойно и прямо, как будто агония смыла все его эмоции, оставив только разум.

В наступившей тишине Клайстра легко расслышал слова Мудрейшего, обращенные к Воеводе.

— Он готов. У вас есть пять минут мудрости, потом он умрет. Воевода кивнул.

— Оракул отвечай хорошенько. Сколько мне осталось жить? Оракул устало улыбнулся.

— Тривиальный вопрос — легко ответить. Почему нет? Итак: из положения твоего тела, из ритма дыхания и пульса я делаю вывод, что ты болен раком. Твое дыхание гнилостно. Ты не проживешь и года. Воевода с искаженным лицом повернулся к Мудрейшему:

— Убрать его — он лжец! Я дал вам рабов, а он лжет мне!

Мудрейший поднял руку.

— Не приходи к Фонтану за ложью и лестью — ты услышишь только правду.

— Как могу я продлить свою жизнь?

— Я не врач. Умеренность в еде, разумный режим дня, отказ от вина и наркотиков. Благотворительность — для облегчения совести. Воевода снова яростно уставился на Мудрейшего.

— Вы снова обманываете меня. Этот урод несет чушь. Почему он не откроет формулу?

— Какую формулу? — непонимающе спросил жрец.

— Эликсир вечной жизни! — проревел Воевода. — Что еще?

— Спросите его самого, — пожал плечами Мудрейший.

Воевода повторил вопрос. Оракул покачал головой.

— Я не знаю такой формулы и мне не хватает знаний, чтобы вывести ее.

— Спрашивайте только о том, что реально. Оракул не обманщик, как Витторы или волшебники из Эдельвейса.

Воевода густо покраснел.

— Как могу я закрепить свою власть за своим сыном?

— В государстве, изолированном от внешнего влияния, можно править благодаря традиции, благодаря силе или по желанию подданных. Последнее гарантирует режиму стабильность.

— Дальше, — крикнул Воевода. — Ты можешь сейчас умереть.

— Странно, — сказал оракул. — А я только начал жить.

— Говори, — резко приказал Мудрейший.

— Твоя династия началась с тебя, когда ты отравил прежнего Воеводу. Ты не можешь опираться на традицию. Поэтому твой сын должен править силой. Механизм прост: он должен убивать всякого, кто осмелится оспорить его власть. Это создаст ему новых врагов, их он тоже должен уничтожить, если он сможет убивать быстрее, чем его противники, он останется у власти.

— Невозможно! Мой сын — неженка. Я окружен предателями, мерзавцами, которые ждут только моей смерти, чтобы начать грабить и убивать. — В этом случае, твой сын должен показать себя таким способным правителем, чтобы ни у кого не возникло желание заменить его. Глаза Воеводы затуманились. Его мысли были далеко, наверное, с его сыном.

— Чтобы подготовить почву, ты должен изменить внутреннюю политику. Следует рассмотреть каждое действие твоих чиновников с точки зрения непривилегированных слоев населения. И внести соответствующие изменения в политику. Тогда, после твоей смерти, твой сын сможет опираться на доверие и лояльность простого народа.

Воевода откинулся на спинку кресла и насмешливо поглядел на Мудрейшего.

— И за это я заплатил двадцать рабов и пять унций меди?

— Он наметил вам план действий. Он ответил вам.

— Но, — запротестовал Воевода, — он не сказал мне ничего приятного. Мудрейший спокойно смотрел на перламутровую стену.

— Лесть и фантастические бредни оставьте придворным магам. У Фонтана вы услышите только правду.

Воевода вздохнул, фыркнул.

— Хорошо. Еще вопрос. Люди дельты совершают набеги на Криджинскую долину и угоняют скот. А мои солдаты не могут преследовать их, тонут в грязи и теряют следы в протоках. Как мне покончить с этой напастью?

— Посади дикий виноград на Имсдиптонских холмах.

Воевода крякнул. Мудрейший торопливо сказал:

— Объясни.

— Люди дельты выращивают кламов. Твои стада печавье пасутся на Имсдиптонских холмах и каждый год объедают там всю растительность. Осенние дожди смывают почву в реку. Паннасик. Вещества, содержащиеся в ней смертельны для кламов. Они гибнут от соприкосновения с ней и оголодавшие люди дельты крадут твой скот. Ты можешь покончить с бедой, устранив ее причину.

— Они коварны, они разбойники и обманщики, я жажду мести!

— Ты ее не получишь, — сказал оракул.

Воевода вскочил на ноги. Он схватил каменный сосуд из своего паланкина и швырнул в оракула. Сосуд попал бедняге в грудь. Мудрейший яростно вскинул руку, Воевода ответил ему бешеным взглядом, оттолкнул девушек и нырнул в паланкин. Носильщики подняли его на плечи и вышли из зала. Оракул закрыл глаза. Он тяжело дышал, жадно хватал воздух. Его пальцы смыкались и размыкались... Завороженный Клайстра шагнул вперед, но Нимэстер схватил его за рукав.

— Вы сошли с ума!

Коромутин прошел мимо них, прошептав:

— Ждите меня в коридоре.

— Пошли, — сказал Клайстра.

Коромутин еще раз кивнул и скрылся в проходе. Через десять бесконечных минут он вернулся в своем обычном белом одеянии. Не говоря ни слова, он стал подниматься но широким белым ступеням, ведущим на галерею, опоясывающую здание. Сквозь высокие арки был виден не только оазис, но и пустыня и черные голые вершины Гнезда.

Они поднялись на еще один пролет и вышли в узкий коридор, тоже идущий вокруг главного зала — туда можно было заглянуть через окна справа. Коромутин махнул Клайстре и Нимэстеру и вошел в комнату. Подошел к столу и начал переговоры.

Потом обернулся к Нимэстеру.

— Это Жентиль, Хранитель порядка. Он поможет вам, если твой отец согласится расстаться с еще одним порфиритовым кинжалом.

— Хорошо, — вздохнул Нимэстер.

Коромутин кивнул и коротышка, как будто ожидавший этого сигнала, встал и вышел в коридор.

— Он видел, как ее допрашивали, — тихо сказал Коромутин, — и может провести вас к ней. Я оставляю вас на его попечение. Будьте осторожны — здесь очень опасно.

Они пошли за Жентилем по бесконечным коридорам, снова вверх по лестнице. Клайстра различил звук, который заставил его остановиться — ровный ритмичный гул.