Умный, наглый, сомоуверенный
Шрифт:
— Кира у вас? — спросил мужской голос. Он отдал трубку девице.
— Во сколько мне уходить? — Она посмотрела на Авилова.
— Хоть во сколько.
— Сейчас, — сказала она трубке. — Приезжай быстрее… Ничего не случилось, никаких проблем. Отвали… — И принялась собираться, спеша как на пожар.
— У нас что-нибудь было? — спросил он на пороге.
— Ты сказал, у тебя трепак…
— A-а, ну да. Тогда извини…
Он допил бутылку и лег спать. Проснулся в полдесятого вечера и заторопился в магазин. На дереве возле арки сидела сова. Сова посмотрела на него круглыми оранжевыми глазами. Он дернул за ветку. Сова мяукнула, соскочила с дерева
— Больше под моим окном машину не ставь. Запомнил, придурок?
— Запомнил, — согласился Авилов. Дома позвонил Гонцу.
— Сколько тебя еще ждать?
— Ты что, Пушкин, с дуба рухнул? — возмутился тот. — Мы в час ушли, оставили тебя с девушкой на самом интересном месте. Ты ей предлагал пожениться.
— Это был не я. Зеленый змий.
— Может, тебе бригаду вызвать? Почистят…
— Обойдусь.
Он взялся за следующую бутылку, а в восемь утра снова стоял у магазина в здравом уме и полном бесчувствии. Выходя из квартиры, он захватил с собой клещи, а возвращаясь, подошел к окну на первом этаже и перерезал три ряда проволоки, на которой болталось тряпье, синяя майка в частности. Синий цвет начал его раздражать.
Когда в десять вечера он возвращался из магазина «Славянский», в подъезде ему дали в челюсть. Он подрался с «синей майкой», и это его взбодрило. Открывать купленную бутылку он не стал, а достал папку шантажиста и принялся изучать свое «дело».
Глава 17
Шантаж
Папка с бумагами была хороша — следователю и не снилась такая удача. Он позвонил по указанному телефону, попросив месячной отсрочки, и невыразительный мужской голос отсрочку дал. На следующий день Авилов выставил на продажу автомастерскую, изредка наведывались клиенты, но цена никого не устраивала. Он договорился с Груздевым, что тот купит часть его акций. В общем, собирал требуемую сумму, не собираясь с ней расставаться. По сценарию нужно было создать впечатление, что деньги будут собраны. Авилов не сомневался, что все его манипуляции контролируют, и действовал, точно собирался платить.
Через полмесяца истекало время отсрочки. Разумеется, будет назначено место и время передачи суммы в обмен на документы, но эта сделка не гарантировала ничего. Наоборот, он становился дойной коровой. Оставалось одно — убирать мерзавца, но этого-то Авилов как раз и не хотел. Брезговал. Он был уверен, что всегда найдутся и другие способы убедить, нужно лишь, чтобы автор попал ему в руки. А автор всячески постарается избежать встречи. Если это пресловутый теткин кавалер, ублаживший бабушку с девушкой, то он, хоть и тонкая штучка, но по женской части и смерти не достоин, достаточно будет попортить внешность. Но и эта идея не грела душу Авилова. Он не мясник вроде Комара. Ну будет одним уродом больше, а это не есть решение проблем. От трупов и уродов пользы мало, почти никакой, предпочтительней живые и здоровые — дань собирать.
Парализовать мошенника следовало, но каким способом? Зависит от того, с кем имеешь дело. В конце концов, можно принудить дать расписку, что это автор должен Пушкину требуемую сумму и взыскать по ней.
Авилов никак не мог нащупать противника. Он у него в голове то раздваивался, то разбегался на три разные персоны. Допустим, это — Юлькин ухажер и шантажист, зачем ему впридачу тетка Нюра? Хотел обойти
тетку Нюру, договориться, надеялся, что та — вовсе дура. Не вышло окольным путем, наехал прямо. И так умеет, и так не боится. Многостаночник, твою мать. Юльке шантажист ничего не рассказывал, действовал через Гошу. Покупал информацию у мальчиков, а уже те, чтобы на нем заработать, пристроили в его дом девицу. Девица слабовменяемая, доверять дела ей нельзя, это само собой…Если вспомнить его поведение в подвале, то если что и настораживало, так это стойкое сознание правоты. Картина была — «Допрос коммуниста». Как будто так и надо — делать гадости с чувством собственного достоинства. Но вот вопрос. С чего он вообще к нему прицепился? Что-то уже знал, выбирая себе мишень, а откуда? Опять Левша насолил? Или Сергей из-за Кати? Вначале было что? Он приготовил партию продукции «Римека» и ожидал неприятностей с рынка товаров и услуг. Нанял Юлю, приехала Ира, тетка обзавелась кавалером. И приступил к делу Левша… Не иначе — магнитные бури или чего-нибудь на Солнце, пятна какие-нибудь… Существа-то кругом биологические. Если все стартанули в одно время, то в природе нарушен баланс. Выброс какой-нибудь. Чтобы двуногие быстрей друг друга извели, и снова все стало тихо. Люди — аномалия жизни. Мозги заведутся — атомную бомбу смастерят. Приготовятся к смерти, чтобы никто не забывал, что тут не медом намазано.
— Юля, — он позвал свою домашнюю аномалию. — Юля, вот скажи-ка мне одну вещь. Ты в ресторан к Гоше заходила какого числа?
— Я? — удивилась Юля. — К Гоше в ресторан? Я в этот ресторан и в ошейнике не пойду.
— А Сергей, его приятель, говорил, что ты туда заходила, а потом у Гоши уличные ботинки пропали.
Юля села на стул и сложила руки на колени:
— Александр Сергеевич, вы нарочно меня изводите? Например, зачем мне его ботинки? Вы это так намекаете на часы и деньги, да? Что я воровка, да? Но я даю вам честное благородное слово. Святой истинный крест, могу есть землю из горшка, я ничего не брала.
Он попросил проволоку купить, отмотал немного, остальное вернул, но это и не в ресторане было, а в парке встретились. И если они говорят, что я ботинки унесла, то пусть их черти жарят на сковороде, я только порадуюсь.
— Не завидую я, Юля, твоему мужу… Если тебя заловят с членом во рту, ты поклянешься, что это зубная щетка… Хочешь сказать, что не выпускала маньяка?
— Ну и зачем он мне понадобился, маньяк?
— Так ведь это и есть твой Павел Иванович, которого ты так любишь…
— Он что, стал маньяком? — ужаснулась Юля. — Нет, я вам не верю. Вы это нарочно, чтоб его уничтожить в моих глазах.
— Странно, — лениво отозвался Авилов. — Я думал, ты знаешь. Он не маньяк, конечно, я пошутил. Он женщин не убивает. А просто меняет как лошадей. То на одной поездит, то на другой. Какая ему удобней, ту и берет. Ухаживать он умеет, сама говорила. А чего, собственно, ухаживать? Дуй в уши про любовь, расстегивай штаны и делай свои делишки. Сойдет.
— Как же я могла про это знать? — с горечью произнесла Юля. — Если это так, то он что, мне скажет, что ли?
— Ну вот я тебе сказал.
— Ты сказал, а ребенок уже есть. Ходить скоро научится.
— Не смей мне тыкать, Юля. Я этого не люблю.
— И лучше бы ты мне этого не говорил…
— Ты слышала, что я сказал?
— А? Слышала, не старуха. Но лучше бы ты этого не говорил… — Юля поднялась и вышла из комнаты. За весь вечер она даже звука не издала. В пол-одиннадцатого Авилов постучал в ее в дверь.