Умри, маэстро! (авторский сборник)

— Именно я, или любой другой человек? Она слегка заколебалась.

— Ты.

Я встал и, слегка потянувшись, прошелся туда-сюда по песку, размышляя.

— Разве ФБР не мешало тебе бросать эти бутылки?

— Разумеется, мешало. Страшно подумать, сколько денег честных налогоплательщиков они потратили, чтобы их собрать. Время от времени они все еще устраивают, так сказать, выборочные проверки, однако даже им это начинает надоедать. Ведь в каждой записке — одни и те же слова...

Она рассмеялась, изрядно удивив меня. Я не думал, что она все еще на это способна.

— Чему ты смеешься?

— Над чем, вернее — над кем, — поправила она. — Над ними всеми — над судьями, тюремщиками, музыкальными автоматами — над людьми. Ты, наверное, думаешь, что, если бы я с самого начала сказала им всю правду, это избавило бы меня от многих неприятностей? Поверь, это не так.

— Не так?

— Нет. Мне бы просто не поверили. Им нужно было только одно — новое оружие. Сверхзнания сверхнарода из далекой галактики, чтобы, если получится, вышибить дух из этого сверхнарода. А если не получится, то из нашего... Все эти умные головы... — Она фыркнула, но скорее недоуменно, чем насмешливо. — Когда все эти генералы и высокопоставленные чиновники думают о "сверхрасе", они имеют в виду сверхнауку. Неужели никто из них ни разу не задумался о том, что сверхнарод — это еще и сверхчувства: сверхсмех или, например, суперголод? Она немного помолчала.

— Почему ты не спрашиваешь, что сказала тарелка? — спросила она неожиданно.

— Я сам тебе скажу, — выпалил я. 

"То одиночество, что в нас порой таится,Другим и в страшном сне не снится.Его мы рады б разделить,Как делят воду с тем, кто хочет пить.Так одинок и я. Так знай же, брат,Что в бесконечности, где только свет блуждает,Всегда найдется кто-то, кто себяСтократ ненужней и слабей считает..."

 - Господи Иисусе! — с глубоким и искренним волнением воскликнула она и снова заплакала. — А как.., кому оно было адресовано?

— "Самому одинокому"...

— Откуда ты знаешь? — прошептала она.

— Разве не эти строки ты отправляла в своих бутылках?

— Да, — сказала она. — Когда становится невмоготу, когда никому нет до тебя никакого дела, и никто... Тогда ты бросаешь в море бутылку с запиской и чувствуешь, как твое одиночество становится чуточку меньше. И ты сидишь и думаешь о ком-то, кто когда-нибудь, где-нибудь ее подберет. Подберет и впервые узнает, что даже самое страшное можно как-то понять, объяснить...

Луна клонилась к дюнам, и прибой совсем замолчал. Мы сидели, подняв головы, и смотрели на звезды. Потом она сказала:

— Мы даже не знаем, на что похоже одиночество. Все думали, что летающая тарелка — это тарелка, но на самом деле это была бутылка с запиской. Ей пришлось пересечь самый большой океан — весь космос — и шансы на удачу были ничтожными... Одиночество?.. Нет, мы не знаем настоящего одиночества!

Когда мне показалось, что она достаточно успокоилась, я спросил, почему она решила покончить с собой.

— То, что сказала мне летающая тарелка, — ответила она, — очень помогло мне. И я решила.., отплатить тем же. Я чувствовала себя недостойной никакой помощи, но мне необходимо было убедиться в том, что я не настолько плоха, чтобы не иметь права помогать другим. Я никому не нужна? Пусть так. Но знать, что никто, ни один человек в мире не нуждается в моей помощи... Этого я уже не вынесла.

Я глубоко вздохнул.

— Я нашел одну из твоих бутылок два года назад. С тех пор я искал тебя — изучал карты течений, метеосводки и.., странствовал. Наконец я услышал о тебе и твоих бутылках. Кто-то сказал мне, что ты больше не пускаешь их по волнам, но часто гуляешь по дюнам ночью, Я сразу понял — почему. И всю дорогу бежал бегом...

Мне потребовался еще один глоток воздуха, чтобы продолжить.

— У меня изуродована нога. Я умею мыслить ясно, но слова, которые я произношу вслух, совсем не те, что звучат в моей голове. Мой нос похож на баклажан! У меня никогда не было женщины. И еще ни разу меня не приняли на работу, где хозяевам пришлось бы смотреть на меня при дневном свете. А ты.., прекрасна, — закончил я. — Ты — прекрасна!

Она ничего не сказала, но мне показалось, будто от нее исходит свет — гораздо более яркий и чистый, чем отбрасывает искушенная луна. И, кроме всего прочего, это означало, что и одиночество когда-нибудь кончается для тех, кто был одинок целую вечность. 

Сокамерник

Здесь первым делом тебя спросят: "Приходилось когда-нибудь сидеть в тюрьме?" Спросят и заржут. Люди любят позубоскалить на эту тему. На самом деле в тюряге довольно паршиво, особенно если тебя замели за то, чего ты не делал. Еще хуже, коли тебя сцапали за дело: чувствуешь себя полным дураком, что попался.

Но самое поганое, это когда попадается такой сокамерник, как Кроули. Тюрьма нужна, чтобы на время упрятывать туда плохих парней, а вовсе не для того, чтобы они там сходили с ума.

Итак, его звали Кроули, но он нисколько не был похож на кролика. Наоборот, у меня от него мурашки по спине бегали. На вид это был парень как парень, загорелый и не слишком высокий. Ноги и руки у него были тонкими, как спички, шея — худой и длинной, но зато он обладал самой большой грудной клеткой, какую мне только приходилось видеть у человека его габаритов. Не знаю, как ему удалось подобрать себе рубаху: возьми он большой размер, и манжеты закрыли бы ему руки, а маленькая просто не сошлась бы на его чудовищной груди.

Нет, честно, я еще никогда не видел ничего подобного! Кроули был из тех типов, которым достаточно выйти на улицу, чтобы все движение сразу остановилось: Он был похож на горбуна, только горб у него был спереди, если вы понимаете, что я хочу сказать. И вот такого-то урода я получил в подарок, не отсидев в камере и двух недель. Впрочем, мне вообще везет, как утопленнику. Я из породы людей, которые срывают в скрино [19] крупный куш, но по пути в кассу падают и ломают шею. Я нахожу на улице стодолларовую купюру, и в первую же облаву меня хватают как фальшивомонетчика. Я получаю в соседи по камере разумных пауков типа Кроули.

19

Скрино — разновидность лото, которая получила широкое распространение во времена Великой депрессии. Розыгрыши тиражей часто показывали в кинотеатрах перед началом сеансов — отсюда название лотереи.

Разговаривал он как человек, которому вырвали ногти на ногах, а дышал так, что его просто невозможно было не слышать. Любого нормального человека этот шум мог заставить пожелать, чтобы Кроули перестал дышать, а через некоторое время вы уже начинали испытывать сильнейшее желание помочь ему в этом, потому что Кроули не дышал, а свистел, хрюкал, клокотал и сипел.

В камеру его приволокли двое охранников. Обычно для одного заключенного достаточно одного охранника, но их, я думаю, напугала его огромная грудь. В самом деле, кто знает, на что может быть способен человек такого сложения? Но в действительности Кроули был таким слабаком, что, наверное, не смог бы поднять и куска мыла. И, судя по запаху, он действительно никогда этого не делал. Ни один человек в нашей уютной, чистой тюряге не смог бы так зарасти грязью, если бы из принципиальных соображений не отказывался от мытья с тех самых пор, как его пропустили через вошебойку при входе в наше милое заведение.