Умри с этим

– Знаю. – Я зажег сигарету, выпустил струю дыма и спросил. – Теперь мы можем поговорить?

– Надо ли?

– Надо.

– Ну говори, Курт.

– О чем вы беседовали с Бетти?

– К чему это?

– К тому, что она мертва. К тому, что кто-то был настолько безжалостен, что задушил ее.

– О! – воскликнула она. И все. Только короткое «о!», но лицо ее покрылось сероватой бледностью, и дыхание стало более глубоким.

– Ты разговаривала с Бетти.

– Иной раз...

– О чем?

– Мертва, – повторила она, словно пробовала это слово на вкус, – мертва. Запутавшийся, но милый ребенок.

– Запутавшийся в чем?

– А в чем запутывается большинство семнадцатилетних девочек. Любовь. Секс. – Она пожала плечами. – Как у всех.

– Не как у всех. Она запуталась...

– Этот парень...

– Что за парень, – быстро спросил я.

– Парень, с которым она встречалась. Она садилась и говорила только о нем, когда приходила в кафе.

– Как его имя?

– Фредди. Так она называла его. Фредди.

– Фредди? А дальше?

– Она никогда не называла его фамилию. Только имя.

– Ну хорошо, а что она говорила о нем?

– Как обычно. Ты знаешь.

– Не знаю.

– Иной раз ты сильно раздражаешь...

– Конечно, – сказал я. – Расскажи, что она говорила о нем.

– По каким-то причинам Бетти не хотела, чтобы в семье что-нибудь знали. Они встречались украдкой. Она приходила в «Росинку», как слепая, некоторое время оставалась там, а затем уходила. Обычно она встречалась с ним часов в десять или около того.

– Она говорила, почему?

– Разумеется, нет. Но она всегда выходила из кафе в это время. Мне кажется...

– Куда она шла?

– Я никогда не выходила вместе с ней.

– Не говорила ли она тебе, как впервые увидела этого парня, где, когда?

– Нет.

– Упоминала ли она о его возрасте?

– Нет.

– Где он живет...

– Нет.

Я потер лицо руками:

– Это мало что дает. – Затем я выпрямился и спросил: – Есть что-нибудь выпить, кроме сбежавшего кофе?

– Кофе! О Боже! – Донна опустила ноги с кушетки и бегом бросилась в кухню. И я увидел, что под свитером у нее ничего нет. И пока она бежала к кухне, чтобы выключить газ, я мог беспрепятственно наблюдать за гибкими движениями ее тела.

– Пиво пойдет? – спросила она.

– Прекрасно.

– Это, конечно, не высший сорт, дружок... – Я услышал, как она открыла холодильник и поставила бутылку на стол. Потом до меня донеслись другие звуки из кухни и наконец шипение пива, когда она откупорила крышку. В комнату она вошла с бутылкой пива в одной руке, на другой она держала поднос с кофе. – Если тебе нужен стакан, – сказала она, протягивая мне бутылку, – возьми его сам, у меня, к сожалению, не три руки.

– И так сойдет.

Она снова свернулась на кушетке, а я сделал долгий глоток. Донна, осторожно потягивая кофе, наблюдала за мной через чашку.

– Бетти когда-нибудь описывала, как выглядит этот парень? – спросил я, облизнул губы от пены и поставил бутылку на колени.

– Никогда. Мне вообще-то показалось, что он какой-то простак.

– Почему ты так решила?

– Вопросы, которые она задавала. Опытный тип, знающий, как обращаться с женщинами, не оставил бы подобные вопросы в ее головенке без ответа.

– Что это за вопросы?

– Ну, всякие интимные вещи...

– Какие именно? Милочка, я не дантист, открой ротик пошире.

– Не говори со мной таким тоном, сыщик чертов! – От злости она сделала слишком большой глоток, обожглась и бросила на меня гневный взгляд. – Она спрашивала меня, как... ну, в общем, ты знаешь. – Донна замолкла, но не дождавшись от меня подсказки, повторила. – Ты знаешь.

– Короче, – сказал я, – ты считаешь, что она была слишком невинной в этих вопросах?

– Невинной? Дружок, да она в этих вопросах, как тот самый скрипач из анекдота, не знала, чем отличается низкая струна от высокой.

– Тем не менее кто-то чертовски крепко взял ее в оборот.

– Что ты имеешь в виду?

– Она была беременна, когда ее убили.

– О! – Донна замотала головой. – Ты думаешь, это Фредди?

– Возможно.

Донна поставила чашку с кофе и сказала:

– Желаю тебе удачи. Если это сделал он, надеюсь, ты схватишь его.

Я вышел в прихожую, взялся за дверную ручку. Она дотронулась до моей щеки:

– Ты когда-нибудь бреешься?

– Иногда. А что?

Она пожала плечами, и груди ее дрогнули, затем мягкие губы оказались рядом с моими. Я обнял ее, и она тесно прижалась ко мне, но тотчас отскочила:

– Побрейся. И возвращайся.

Я открыл дверь, шагнул в ярко освещенный холл, бросив через плечо:

– Может быть, Донна. Может быть, я именно так и сделаю.

Фредди... Только имя. Один из тысячи Фредди, живущих в городе, из миллиона, живущих в мире. Собрать их всех вместе и затем выбрать нужного.

* * *

На улицах толпились люди, соблазненные весной. Они глубоко вдыхали ее ароматы, флиртовали с ней, обращались с ней, как с любовницей, как с проказницей, которая в летнюю жару сразу состарится и умрет с первыми порывами холодного осеннего ветра.

Легкой походкой расходились после занятий старшеклассницы, девушки, у которых вся жизнь была впереди. Мужчины, стоящие возле кондитерских и закусочных, болтали о боксерских матчах или наступавшем бейсбольном сезоне и посматривали на ножки, обтянутые шелковыми чулками, им бы, конечно, хотелось, чтобы ветер подул сильнее.

Кто-то шел на работу, разносил почту или мыл окна, или приводил в порядок автомобиль – и все глубоко втягивали теплый воздух в легкие. Наконец-то весна.

И один из них был Фредди.

Я шел вдоль Бурк-авеню, удивляясь, как много времени прошло с тех пор, как я ел горячие сосиски, с тех пор, как я ходил на бейсбольные матчи. Много. Очень, очень много. И как давно мне было семнадцать. Сколько лет назад, сколько столетий?

Что такое семнадцатилетняя девушка? Уже не девочка, еще не женщина... Почему семнадцатилетняя скрывает своего любимого? Любовь в семнадцать лет – это волшебная страна томных мелодий на пластинках, прогулок у воды, нежных поцелуев и молчаливых рукопожатий. Это не то, что надо прятать.