Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Умытые кровью. Книга I. Поганое семя
Шрифт:

Было безветренно, тепло и тихо. Наверху висела яркая, словно на полотнах Куинджи, луна, лиловые зубцы Карпат казались вырезанными в чернильном небе.

– Какая ночь! – Пошатнувшись, Киска оперлась на руку Граевского и неожиданно порывисто обняла его за шею. – Все это так волнительно, штабс-капитан, романтично. – Она томно вздохнула, и пальцы ее коснулись ширинки Граевского. – Да вы тоже настоящий романтик. Ну, пойдемте же.

Они пошли по мокрой траве и вскоре оказались у полуразрушенного сарая, крыша которого обгорела, обнажив частые ребра стропил.

– Ой, Никита, смотрите, звезда упала, – глянув вверх, соврала Киска и, крепко прижавшись к Граевскому,

поцеловала его в губы. – Скорей загадывайте желание!

От нее резко пахло спиртом.

В это время с австрийской стороны в небо взвились яркие дуги ракет, разом проснулись минометы, и на наших позициях стали вырастать косматые, огненно-дымные смерчи. Затакали пулеметы, пошла ружейная стрельба пачками, заговорила полковая артиллерия. От былой тишины не осталось и следа.

– Сколько сразу шума. – Не обращая внимания на стрельбу, Киска направилась к ометам прошлогодней, пахнувшей прелью соломы и потянула Граевского за собой. – Ну, иди же сюда, милый.

Губы ее горячечно раскрылись, и, откинувшись на спину, она бесстыдно раскинула полные, молочно белевшие в темноте ноги.

– Не так, не так. – Чтобы не чувствовать запаха спирта, не видеть едва знакомого, искаженного страстью лица, Граевский перевернул Киску на живот и безразлично, с пустым сердцем, взял эту чужую, ничего не значившую для него женщину. Скоро она уже стонала от наслаждения, а он смотрел на рыжину ее волос и представлял, что ласкает Варвару. Вспоминал ее грудь, бедра, плечи, явственно ощущал ее дыханье, запах, ласковую улыбку на своих губах. На душе у него было горько, липкий ком подступил к самому горлу.

Канонада между тем усилилась. Сквозь щелястые стены внутренность сарая озарялась сполохами разрывов, изредка свистел случайный осколок, но ни Киска, ни Граевский этого не замечали.

Наконец глаза штабс-капитана закрылись, дыхание сделалось прерывистым, и, не в силах сдержаться, он громко закричал:

– Варя, Варька, Варвара!

Руки его судорожно обняли Киску, и сейчас же, извернувшись, словно разъяренная пантера, она дала Граевскому пощечину:

– Мерзавец, меня зовут Ксения.

Быстро натянула панталоны, одернула подол и, неожиданно всхлипнув, пошла прочь. В ее спутанных волосах застряли соломинки.

– Ксения, постой, Ксения. – Граевскому вдруг стало нестерпимо жаль ее, он бросился следом, чтобы обнять свою случайную возлюбленную, но не успел.

В небе возник надрывный, стремительно приближающийся рев, от его захлебывающегося, леденящего душу звука, казалось, останавливалось сердце. Граевский застыл, попятился, и в это мгновение сверху будто ударила черная молния. С грохотом взвился огненный смерч, во все стороны разлетаясь осколками смертельного металла. Страшная сила легко, будто пушинку, подняла штабс-капитана в воздух, и на миг его сознание окуталось мраком. Очнулся он от удара о землю – гулкого, всем телом, и, помотав чугунной головой, сразу же услышал крик, истошный, полный невыразимой муки и ужаса смерти.

Шатаясь, Граевский встал, шагнул к развороченной стене сарая и вдруг весь похолодел, замер, словно превратился в ледяную статую. В отблесках горящей соломы он увидел Киску. Царапая пальцами дымящуюся землю, она судорожно корчилась в кровавой луже. Одной ноги у нее не было, другая, оторванная в колене, держалась на сухожилиях. Граевскому вдруг бросился в глаза лоскуток белой кожи, выглядывающий из-под кровавого чулка.

– Сейчас, Ксения, сейчас. – Не обращая внимания на близкие разрывы, он склонился над раненой и принялся осторожно переворачивать ее на спину. –

Санитары, сюда!

Перевернул, и крик замер у него в горле. У Киски был разворочен живот. На всю жизнь Граевский запомнил ее лицо – огромный, распяленный в животном крике рот, полные муки, безумные от ужаса глаза.

Какие там санитары! Торопясь, он вытащил из кобуры наган и, не касаясь курка, выстрелил самовзводом. Револьвер зло дернулся в его руке, и рыжие волосы Киски окрасились кровью. Страшный крик ее оборвался, изувеченное тело неподвижно раскинулось.

Сгорбившись, словно от непосильной тяжести, штабс-капитан принес лопату, накрыл труп одеялом и принялся рыть могилу. Сухие спазмы душили его, этим выстрелом он расколол свою душу на мелкие, бесформенные кусочки. Граевскому вдруг показалось, что вместе с Киской он убил Варвару и всех близких ему женщин, что вот так, одним движением указательного пальца, он погубил саму любовь.

Он остервенело рыл податливую землю. Затем словно лопнул нарыв в его душе, на сердце сделалось прохладно, муть в голове улеглась. Мир стал противен ему, он больше не хотел принимать его таким, – мир, где убивают женщин, где добро, зло, рай, ад всего лишь апостольские бредни, пустые измышления, чтобы легче погонять людское стадо. Реальна только крепкая рука, сжимающая револьвер…

Пот заливал Граевскому глаза, а он все рыл и рыл, чувствуя, что вместе с Киской что-то умерло в нем самом. Сверху на него лился свет круглой, холодной луны.

Стрельба между тем закончилась, люди стали выходить из убежищ. Они равнодушно смотрели на набухшее кровью одеяло, на Граевского, с бешеной яростью вгрызающегося в землю, опускали глаза и молча проходили мимо.

Наконец штабс-капитан насыпал над могилой холмик, минуту постоял и медленно пошел к себе в роту. В голове у него не осталось никаких мыслей, он только ощущал страшную усталость. Душа будто выгорела. На полпути он остановился, вытащил из нагрудного кармана Варварино письмо и, бережно развернув, поднес к лицу. Аромат духов развеялся, бумага отдавала порохом, запахами земли и пота. Граевский чиркнул спичкой и, пока она горела, смотрел на знакомый, по-детски крупный почерк. «Очень тебя люблю. Твоя В.»

«Сука. – Желтый огонек обжег пальцы, и он, словно проснувшись, вдруг принялся рвать письмо на мелкие клочки. – Ну, вот и все. Нет тебя больше».

Ветер подхватил обрывки прошлого, закружил и унес в темноту.

«К черту все». Граевский дрожащими пальцами достал папиросу, закурил со второй попытки и пошел дальше. Равнодушные чужие звезды смотрели на него с начинающего светлеть неба.

II

Два года, словно девчонка-недотрога, Румыния держалась особняком, в войну не вступала. Наконец поддалась на уговоры и уже к ноябрю шестнадцатого года была жестоко изнасилована. Пал Бухарест. Треть румынской армии попала в плен. Оставшиеся боеспособные части отошли в провинцию Молдова и заняли позиции от Монастырки до Ирештидевице, только толку было от них, как от козла молока.

Русскому командованию пришлось сдвинуть весь фронт на юг, чтобы прикрыть Бессарабию. Новохоперский полк, в котором служил Граевский, укрепился в районе Гимеша и держал оборону против соединений германской армии генерала Герока. Немцы воевали напористо, зло, и русские войска несли большие потери. У Граевского полуротами командовали унтер-офицеры, больше трети личного состава погибло, и, когда из полка позвонили, что в его распоряжение направляется прапорщик, штабс-капитан заметно воодушевился.

Поделиться с друзьями: