Унесенные страстью

Когда Эйкен вошел в комнату, Джорджина сидела у камина, с удовольствием оглядывая плоды своих трудов. Он тут же внес с собой беспорядок – его пальто, перчатки и хлыст остались лежать на полу, там, где он их бросил. Эйкен вывернул карманы, вывалив их содержимое в изящную хрустальную вазу; еще раньше Джорджина обнаружила в ней целую гору грязных носков.

Он повернулся, сделал пару шагов и наткнулся на кресло.

– Откуда, черт побери, оно здесь взялось? – Эйкен нахмурился, оглядывая комнату.

– Я только немного убрала здесь.

Эйкен все еще оглядывался:

– А откуда тут пианино?

– Не знаю, – ответила Джорджина. – Я нашла его в этом углу.

С того дня все пошло еще хуже. Как-то днем Эйкен, войдя в дом, прошел прямо на кухню, огляделся, потом вернулся.

– Я забыл тебе сказать. Я послал Дэвида на берег.

Джорджина только что присела – у нее ужасно разболелась голова.

– Прекрасно, – ответила она, потирая виски.

– И у нас нет обеда.

Девушка ждала продолжения. Когда его не последовало, она открыла глаза и посмотрела на Эйкена.

– Тебе нужно что-нибудь сделать.

– Мне? Но я не умею готовить.

– А что ты собираешься есть?

Джорджина встала и прошла через комнату; она помолчала.

– Может, тебе стоило подумать об этом, прежде чем отправлять Дэвида на берег?

Она потянулась к вазе на маленьком столике.

– Вот, возьми яблоко. Его не нужно готовить.

На следующий вечер она попыталась что-нибудь приготовить для детей. Девушка нашла поваренную книгу с общими указаниями и принялась за работу. Ей все время вспоминались те случаи, когда она распекала кого-нибудь из слуг, из горничных или кухарок. До сих пор она не ведала, что это значит – тяжко трудиться.

Эйкен прислал к ней сказать, что кобыла готова ожеребиться, так что он не вернется домой, и Джорджина сидела в кухне за столом вместе с детьми.

Минут пять они спорили, кто из них получит первую порцию. Девушка чуть ли не час чистила горох, а Грэм теперь выдувал его из носа.

– Грэм, сейчас же прекрати! Неужели твой отец совсем не учил тебя, как нужно себя вести?

Мальчик передернул плечами. Кирсти тихонько вздохнула, потом посмотрела на Джорджину:

– А Грэм пукнул!

Джорджина уронила свою вилку и посмотрела на девочку:

– Я так рада, что ты поделилась со мной этой новостью!

Кирсти, казалось, смутилась.

– Я просто подумала – вдруг ты захочешь об этом узнать...

Девушка бросила салфетку:

– Почему? Почему я должна захотеть об этом узнать? На самом деле ты сказала мне это для того же, для чего ты и все остальное говоришь или делаешь. Тебе хочется оскорбить меня. – Джорджина встала. – Иди в свою комнату. А ты, Грэм, если ты выдуешь носом еще хотя бы одну горошину, то отправишься вслед за сестрой!

Кирсти сидела не двигаясь.

– Я ведь сказала: «Иди в свою комнату».

– Не хочу.

– У тебя одна минута на размышление, или... – Джорджина видела, что девочка ждет, желая узнать, насколько серьезным будет наказание. Она на мгновение задумалась, подыскивая что-нибудь подходящее. – Если ты сейчас же не пойдешь в свою комнату, я позволю Грэму целую неделю быть первым во всем.

В следующий миг Кирсти уже мчалась сломя голову вверх по лестнице.

Глава 52

Детям нужны ограничения. Они позволяют им чувствовать себя в безопасности.

Неизвестный автор

Джорджина как раз поджидала Эйкена, когда он вошел. Девушка сидела в кресле в темном углу комнаты. С минуту она наблюдала за ним.

Эйкен прошел через комнату, двигаясь гибко, точно сильное животное в клетке, потом остановился, глядя на огонь. Постояв так с минуту, он опустился в кресло и откинул голову назад, потом прижал ладонь ко лбу и потер виски.

Вид у него был не слишком счастливый. Эйкен, казалось, был чем-то встревожен. А когда она выложит ему то, что собиралась, ему будет и еще хуже. Так бывало почти каждый день. Они не могли находиться рядом, без того чтобы один из них не вышел из себя.

– Эйке-ен! – Девушка встала. Эйкен удивленно поднял голову. – Мне нужно поговорить с тобой.

– О чем?

– Твои дети крайне распущенные и невоспитанные. Их поведение переходит уже всякие границы. Ты должен что-то сделать.

– Что именно?

– Не знаю. Ведь ты их отец.

Эйкен взъерошил рукой волосы.

– Я ровным счетом ничего не смыслю в детях.

– Нельзя воспитывать детей, постоянно отсутствуя или перекладывая ответственность за их воспитание на кого-то другого.

– Я ужасно боюсь их, Джорджи! Просто не представляю, что с ними делать!

Джорджина понимала, как трудно ему было в этом признаться. Эйкен ведь очень гордый.

– А как поступал твой отец?

Эйкен передернул плечами:

– Не помню. Я не знаю, что это значит – быть отцом. Я не могу делать то, о чем не имею ни малейшего представления.

– Почему же? Разве ты всегда, с самого начала, понимал, что значит быть братом Калему? Или же ты от рождения знал, как нужно разводить лошадей? Ты можешь тренировать и воспитывать лошадей, но не можешь заняться воспитанием своих собственных детей?

– Я только знаю, что нужно давать им свободу. Но я не знаю, как им еще дать понять, что я люблю их, забочусь о них.

– А разве ты знал, что это значит – быть мужем?

– Нет, – ответил он как-то очень уж тихо. – Наверное, я боялся быть им отцом. У меня просто не осталось ничего, что я мог бы кому-нибудь дать, после того как их мать умерла. – Эйкен глубоко вздохнул и уставился в потолок. – Я понимаю, что это эгоистично, но это так.

– Тебе нужно постараться поближе узнать своих детей. Если ты будешь уделять им хотя бы немного внимания, они перестанут все это проделывать.

Эйкен сидел, запрокинув голову и пристально глядя на потолок, точно надеялся отыскать там что-то утраченное.

– Сибил так хорошо управлялась с ними. Мне вообще ничего не приходилось делать. Она делала все сама. Она хотела самостоятельно всем заниматься. Даже когда они уже немного подросли. – Эйкен взглянул на Джорджину. – Они были больше ее, чем моими.