Унгерн: Демон монгольских степей

— Что китайский гарнизон?

— Китайские войска бегут на север. На юг ушли только немногие.

— К границе с Советами? Любопытно. Пусть бегут. А что в нашей Урге?

— В городе сейчас полная тишина.

— Поставил охрану из надёжных людей у банков в Маймачене?

— Пока нет. Бой был, Роман Фёдорович.

— Поставь немедленно! Или наши азиаты всё китайское серебро растащат по своим вьюкам. Содержать дивизию будет не на что.

Генерал-лейтенант Унгерн фон Штернберг мог чувствовать себя в тот морозный февральский день полным победителем. Наконец-то столица Халхи пала перед его азиатами. Он приказал начальнику дивизионного штаба полковнику Ивановскому:

— Моя ставка в Маймачене. Комендантом города назначаю полковника Сипайло.

Торжественный въезд потомка эстляндских рыцарей-крестоносцев в притихшую столицу Халхи ознаменовался первой в её трёхсотлетней истории публичной казнью. Барон по дороге заметил, как две монголки грабили брошенную хозяевами китайскую лавку, таща оттуда куски разноцветной ткани. Барон повелел своим конвойцам:

— Взять их. Повесить обеих вон на тех базарных воротах. И обмотать ворованной материей. Трупы не снимать несколько дней...

Когда его приказание было исполнено, Унгерн сказал контрразведчику Сипайло, превратившемуся по совместительству в столичного коменданта:

— Я железной рукой наведу порядок в Урге. Её жители сегодня же должны знать о мною сказанном...

Когда стихли последние, одиночные выстрелы, барон приказал считать трофеи. Они оказались для его дивизии действительно огромны: полтора десятка орудий, пулемёты, свыше четырёх тысяч винтовок самых различных систем, гарнизонные склады с провиантом, фуражом, различным военным имуществом. В плен попало около 200 китайских солдат. Убитых не подсчитывали.

Однако цифры взятых трофеев барона Унгерна не очень порадовали. Надежды на то, чтобы пополнить запас патронов, мало оправдались. Снарядов у китайцев тоже не оказалось, они неразумно для военного времени расстреляли почти весь свой боезапас. На провиантских складах мука оказалась в основном гороховая.

В подвалах двух маймаченских банков — Китайского и Пограничного — нашлось серебряной монеты на сумму примерно 200 тысяч рублей (по другим данным — на 400 тысяч мексиканских долларов), неизвестное по количеству и весу золото в слитках.

К этим серебряным и золотым трофеям следует добавить имущество китайских частных фирм, которое оценивалось их владельцами (естественно, преувеличенно) на 30 миллионов долларов. В эту сумму входили и стада, которые были реквизированы по повелению Чен И в счёт давних долгов монголов, как пастухов-аратов, так и степных князей. В числе «законной» военной добычи оказались деньги и скот ряда фирм российского Центросоюза.

Свою действительно убедительную победу над китайской армией генерал фон Унгерн объяснял «тремя составляющими»:

во-первых, ко мне присоединились все монголы восточной части Халхи;

во-вторых, китайские войска по сравнению с моими азиатами показали малую боеспособность, а ведь их было раз в семь больше;

в-третьих, в ходе последнего штурма Урги мне сопутствовало военное счастье, боги не отвернулись от меня...

При этом Роман Фёдорович поскромничал, не упомянув собственные несомненные способности военачальника. Равно как и низкую дисциплину китайских солдат с их «худой» профессиональной выучкой...

Изгнание ненавистных «гаминов» из Урги столичные ламы отметили с большим торжеством, в присутствии множества горожан, одетых по такому случаю в праздничные шёлковые халаты. Русский генерал, в отличие от китайских, богослужений в буддистских храмах не запрещал! В этом монголы видели «знак неба»:

«Перед заходом солнца из монастырских храмов Да-хурэ послышались густые звуки гигантских богослужебных труб, но теперь эти аккорды не нагоняли уныние, а возвещали о радости и торжестве жизни. После двухмесячного вынужденного молчания трели «башкуров» — храмовых кларнетов в морозном воздухе звучали громко и победно».

Командир Азиатской конной дивизии распоряжался в монгольской столице, как в собственном штабе. Его приказания исполнялись в точности и в установленный срок. В ином случае виновных ожидало самое непредсказуемое наказание, поскольку писаных законов потомок немецких рыцарей-крестоносцев в Халхе не признавал:

— Мародерствующих ургинцев арестовывать. Применять к ним публично самые крайние меры наказания...

— Приказываю уличным старостам и городским чиновникам очистить Ургу от куч мусора. Что это такое: улицы города не знают метлы ещё со времён Чингисхана...

— Немедленно отремонтировать городскую электростанцию. Дать свет во дворцы Богдо-гэгена и в штаб дивизии...

— Пошлите наших техников на телефонную станцию в Урге. Пусть её запустят любой ценой. Срок — два дня...

— Возобновить работу ургинских школ...

— Навести мосты через речки Толу и Орхон. А то лошади на переправах о подводные камни подковы сбивают. Где напасёшься железа...

— Открыть ветеринарную лечебницу. Разрешаю дивизионным ветеринарам в ней работать. Чтоб монголы туда дорогу, как в свою юрту, знали...

— Объявите через глашатаев мой указ: женщины, вступающие в незаконную связь с солдатами и офицерами моей дивизии, будут наказываться поркой...

— Открыть газету. Возобновить работу городской типографии. «Ургинские известия» нам очень нужны. Чтобы во всём чувствовалось, что Урга есть столица независимой ни от кого Халхи...

Глава девятая ТРИУМФ БАРОНА. ГАМИНЫ И ЧЖАН ЦЗОЛИНЬ

воё пребывание в Урге барон Унгерн-Штернберг начал с приказов выпустить из тюрем всех монголов и ликвидировать местных революционеров и евреев. Мародёры, грабившие китайские лавки, расстреливались на месте или вешались. Еврейский погром в городе прошёл в ночь на 5 февраля, когда были убиты около пятидесяти человек. В ходе наведения порядка кровавыми палачами заявили о себе Сипайло, его помощник капитан Безродный и унгерновский вестовой Бурдуковский.

Отношение Унгерна к монголам было самое дружественное. Поэтому не случайно Выпущенные из тюрьмы князья Максаржав, Тогтого, Пунцагдорж и другие Стали служить ему. Роман Фёдорович хотел видеть в лице степной аристократии свою социальную опору в Халхе не в будущем, а уже сейчас.

В первые дни после взятия монгольская столица являла собой достаточно странное для войны зрелище. Один из унгерновцев, находясь в эмиграции, красочно писал о тех днях, с явным преувеличением:

«Страшную картину представляла собой Урга после взятия её Унгерном. Такими, наверное, должны были быть города, взятые Пугачёвым. Разграбленные китайские лавки зияли разбитыми дверьми и окнами, трупы гаминов-китайцев вперемежку с обезглавленными замученными евреями, их жёнами и детьми, пожирались дикими монгольскими собаками. Тела казнённых не выдавались родственникам, а впоследствии выбрасывались на свалку на берегу речки Сельбы, Можно было видеть разжиревших собак, обгладывающих занесённую ими на улицы города руку или ногу казнённого. В отдельных домах засели китайские солдаты и, не ожидая пощады, дорого продавали свою жизнь. Пьяные, дикого вида казаки в шёлковых халатах поверх изодранного полушубка или шинели брали приступом эти дома или сжигали их вместе с засевшими там китайцами».