Уничтожение
Шрифт:
— Мы еще поговорим, — пообещала она и исчезла в вспышке тускло-пурпурного света, а Фарон остался один в непроглядной тьме.
«Я тоже на это надеюсь, — поймал он себя на мысли. — Правда надеюсь».
ГЛАВА 9
Чего-то недоставало. Халисстра чувствовала это или, точнее, не чувствовата. Она не чувствовала Данифай. Ощущение связи с пленницей благодаря непостижимой магии дроу было странным и неуловимым. На самом деле она его почти не замечала, во всяком случае не постоянно. И все же это ощущение всегда было с ней, где-то на заднем
Когда оно исчезло, она танцевала. Жрицы, принявшие ее в свой круг, танцевали часто. Они танцевали в разном составе и в разных местах, священных и мирских. Чаще всего они танцевали обнаженными, но порой и одетыми. Танцевали в доспехах и с оружием — и с жертвоприношениями в виде фруктов и произведений искусства. Танцевали вокруг костров или на морозе. Танцевали по ночам — в темноте, и это было наиболее удобно для Халисстры, — и при свете дня. Она все еще постигала значение каждого из этих, столь разных, мест, каждого малейшего изменения в деталях и способах, в ритме и движениях.
Когда это чувство нахлынуло на нее, Халисстра перестала танцевать. Остальные жрицы не обратили на нее внимания. Они даже не замешкались ни на миг, не говоря уж о том, чтобы остановить свой радостный обряд.
Халисстра, спотыкаясь, вышла из круга и быстро За. шагала туда, где оставила Рилда. У нее было ощущение будто над нею нависла какая-то угроза. Мастер Оружия не был вхож в круг жриц, и Халисстра знала, что он скучает здесь. Она отсутствовала подолгу и возвращалась к его вопросам, на которые не всегда могла ответить. Она не могла быть уверенной, что Рилд любит ее, — она даже не вполне была уверена в том, что такое «любовь», хотя и думала, что начинает понимать это,Я но воин оставался. Он оставался в холодном, залитом] губительным светом лесу с нею, в обществе поклоняющихся той, кого, очевидно, должен был считать богиней-отступницей.
Она, пошатываясь, ввалилась в их холодную, мрачную комнатушку, помешав Рилду доделать упражнение по медитации, которое Халисстра уже видела в его исполнении. Он стоял на руках, закрыв глаза, оттянув носки и согнув ноги в коленях. Порой Мастер Оружия пребывал в такой позе часами. Халисстра не выдерживала ее больше одной-двух секунд.
Когда она вошла, Рилд открыл глаза и, должно быть, прочел что-то по ее лицу. Он перекатился вперед одним гибким движением и оказался на ногах. Не похоже было, чтобы у него при этом закружилась голова.
— Халисстра! — воскликнул он. — Что случилось? Она открыла рот, чтобы ответить, но не смогла выдавить ни слова.
— Что-то случилось, — повторил он и оглядел комнату.
— Рилд, я... — начала было жрица, а дальше лишь смотрела, как он начал вооружаться.
Прежде всего он схватил Дровокол, свой огромный меч, потом быстро пристегнул к поясу короткий меч в ножнах. Он уже держал в руках доспех, когда она тронула его за руку. Кожа его была теплой, почти горячей, но не потной. Под иссиня-черной кожей бугрились мускулы, твердые, будто тело воина было высечено из камня.
— Нет, — сказала Халисстра, приведя наконец мысли в порядок. — Остановись.
Он замер и выжидающе уставился на нее. Она видела нетерпение в его глазах, нетерпение, смешанное с недовольством.
—
В чем дело? — спросил он, пытаясь понять, что происходит.Она улыбнулась, и он вздохнул.
— Данифай, — объяснила наконец Халисстра. — Я ее больше не чувствую. Связь разорвалась.
Глаза Рилда расширились; она видела, что он удивлен. Удивлен не тем, что заклинание нарушилось, — казалось, он ожидал услышать что-то другое.
— И что это означает? — спросил он и положил нагрудник доспеха к стене, рядом с их кроватью.
Халисстра покачала головой.
— Она умерла? — поинтересовался воин без тени эмоций.
— Да, — отозвалась Халисстра. — Возможно.
— Почему это пугает тебя?
Халисстра попятилась — ее буквально отбросило этим вопросом, хотя он и был логичен.
— Почему это пугает меня? — повторила она. — Меня пугает... беспокоит, что она теперь не зависит от меня. Так или иначе, я больше не ее хозяйка, а она — не моя рабыня.
Рилд нахмурился и пожал плечами:
— Какое это имеет для тебя значение?
Она открыла рот, чтобы ответить, и снова не смогла найти нужных слов.
— Я имею в виду, — продолжал Мастер Оружия, — я не уверен, что твои новые друзья одобрили бы это, верно? Разве у этих изменниц — я хотел сказать, этих... жриц бывают рабыни?
Халисстра улыбнулась, и он отвернулся, сделав вид, будто всецело поглощен тем, чтобы убрать Дровокол на прежнее место под кроватью.
— Они не изменницы, Рилд, — сказала она. Он коротко кивнул в ответ, потом сел на кровать и взглянул на нее.
— Нет, изменницы, — заговорил воин, и голос его был тусклым и измученным, как и его глаза. — Они изменили своей расе, точно так же, как и мы. Вопрос, который я задаю себе теперь: так ли уж плохо быть изменником?
Халисстра подошла к нему и, опустившись на колени, обвила руками его ноги. Он протянул руку и отвел ее длинные белые локоны с черной щеки — движением почти неосознанным.
— Нет, — сказала она, и голос ее был едва слышен даже в тишине их маленькой комнатки. — Это не так плохо. Как бы там ни было, предать мы можем только самих себя, а мне кажется, мы оба только начинаем наконец становиться верными самим себе... и друг другу.
Сердце у Халисстры упало, когда она увидела выражение его лица, ставшее единственным ответом на ее слова. Он не верил ей, но она не могла отделаться от мысли, что ему этого очень хотелось.
— И каково это? — спросил Рилд.
Она не поняла и вопросительно склонила голову.
— Не чувствовать связующего заклинания? — пояснил он.
Халисстра уселась на пол, подогнув под себя ногу, ВД прижалась к его сильным ногам.
— Я все время чувствую, как всю мою прежнюю жизнь мало-помалу заменяет нечто новое.
Он снова коснулся ее, нежно проведя пальцем по ее плечу. Тело ее затрепетало под его прикосновением.
— Место Ллос заняла Эйлистри, — продолжала жрица. — Тьму заменил свет. Подозрительность сменилась доверием. А ненависть — любовью.
Глаза ее наполнились непривычной теплой влагой. Она плакала.
— Ты в порядке? — озабоченно шепнул он.
Халисстра смахнула слезы и кивнула.
— Ненависть, — повторила она, — сменилась любовью, а рабство, по-видимому, сменилось свободой.