Уникум
Шрифт:
– Не смей больше ему хамить!
– приказал Егор.
– Он у тебя такой ранимый?
– Юлька скривилась, но вглядевшись в лицо Егора, поспешно пообещала: - Хорошо, впредь я буду повежливее.
Она откинулась назад, призывно глядя на Егора, но он все еще был на взводе и поэтому с досадой отвернулся, успокаиваясь.
Юлька оглядела комнату и уверенно сказала:
– Знаешь, твой брат прав, что гонит меня. Когда я смотрю на такую роскошь, мне начинает казаться, что я на все готова, чтобы здесь поселиться. Я согласна даже родить от тебя...
– Смелая ты женщина, - заметил Егор в ответ на
– Но я слишком порядочный человек, чтобы позволить тебе свалять дурочку.
Ты же знаешь, все не мое. Эта квартира принадлежит брату, и все прочее тоже...
– И ты сам, похоже, тоже ему принадлежишь, - презрительно фыркнула Юлька.
– Быть уборщицей и кухаркой у знаменитого брата, терпеть его издевательства... И все ради его вшивых денег?
– Мне не нужны его деньги, - серьезно сказал Егор.
– Но он сам так постановил: поскольку все, что я для него делаю, не оставляет мне почти никакого свободного времени, чтобы зарабатывать где-то еще, он платит мне столько, сколько считает нужным... И если честно, вряд ли я нашел бы такие отличные деньги где-то в другом месте.
– Может, ты ему и колыбельные поешь?
– Бывает, - уклончиво усмехнулся Егор.
– И после всего этого еще и женщину не приведи?!
– укоризненно сказала она, качая головой.
– Безобразие! Ездит на тебе, и ножки свесил, а ты его защищаешь!
В прихожей захлопнулась входная дверь.
– Действительно ушел...
– озадаченно проговорил Егор.
– Ничего. Пусть проветрится, - отмахнулась Юлька.
– Да нельзя ему уходить одному, - встревожился Егор.
– Ну конечно. "Забодают его зайцы, злые мухи загрызут..." Мне уже кажется, Егор, что я влюбилась в параноика!
– Юлька не на шутку разгорячилась.
– Неужели ты всю жизнь будешь на него пахать и дрожать за каждый его шаг?! Ты даже не параноик, ты просто-напросто холуй!
Возможно, пару лет назад, такие горячие слова оставили бы Егора равнодушным, но сейчас неприятное словечко обожгло словно пощечиной. Однако терять хладнокровие ему не хотелось, и он твердо возразил:
– Я не холуй, Юлька. Я - Страж.
– Ба-атюшки! Да таких стражей - рубль за ведро! По барам шатаются, работу ищут...
– пожала плечами Юлька.
– Ты не понимаешь...
– нетерпеливо начал Егор.
– И понимать не хочу!.. Надоело спорить!
– неожиданно заявила Юлька, прищурившись.
– И вообще, я пришла сюда не о нем разговаривать! Я думала, ты меня хоть поцелуешь прежде, чем читать нотации о том, как мне вести себя с откровенными хамами!.. Обними-ка меня!
Но Егора теперь было не купить ни глазищами, что вспыхнули вдруг натуральным голодным блеском, ни нежным голосом.
Он понял, что еще одно Юлькино слово, сказанное в том же тоне, и он либо отвесит ей пощечину, чего в принципе никогда себе не позволял в отношениях с женщинами, либо выставит ее на лестницу, чего ранее ему тоже делать не приходилось.
Юлька внимательно смотрела на Егора и вдруг изменилась в лице:
– Я дурочка, да? Чушь несу? Ты обиделся на меня?
Она приподнялась на диване и бросилась Егору на шею.
– Ну прости, прости...
– ее руки торопливо теребили волосы и плечи Егора.
– Я постараюсь быть паинькой, чтобы тебе не было за меня стыдно. Помири нас, и
Егор невольно улыбнулся, поцеловал ее в висок и проговорил:
– Да, Юля, для меня это важно. И еще, пожалуйста... Не трогай его.
– То есть?
– Ну... Руками к нему не прикасайся...
– смутился Егор.
– Это такая шутка?
– хмыкнула Юлька.
– Это очень серьезно.
– Он что, ледяной или сахарный?
Егор покачал головой и ответил так, как ему казалось самым доходчивым:
– Видишь ли, это все из-за того дикого случая в детстве... Так сказать, сопутствующее обстоятельство... Когда его трогают чужие руки, ему бывает очень больно. А так получилось, что все руки, кроме моих, для него чужие. Ему очень трудно, понимаешь...
– Бро-о-ось...
– Юлька изумленно раскрыла карие глазащи.
– Да врет он, наверняка. Цену себе набивает...
– У него на теле много следов: ушибы, ожоги... Я видел, как они появляются, я много раз лечил их. Поэтому я всегда бываю с Родионом, чтобы по возможности уберечь от чужих прикосновений, - пояснил Егор.
– Так ведь он голышом-то на людях небось не ходит...
– задумалась
Юлька.
– Разве через одежду он тоже что-то чувствует?
– Не сразу и не так остро, но чувствует, - пояснил Егор.
– Что за вздор, в самом деле?! Это же просто фантазии!
– Это не фантазии, Юлька. Это, скорее всего, тот давний страх...
– Тебе не потакать ему надо, а лечить!
– Не думаю, что это излечимо. Да он и слушать об этом не хочет, вздохнул Егор.
Юлька надолго замолчала, обдумывая новость. Ее лицо вдруг стало не только серьезным, но и вдруг как-то странно изменилось, чуть ли не постарело. То ли мыслительный процесс давался ей непросто, то ли удивительное свойство Родиона настолько поразило ее, но настроение девушки, судя по всему, резко упало.
– Так получается, он и с женщинами вообще не?...
– начала Юлька.
– Вообще не, - подтвердил Егор.
– Бедняга...
С этим Егор был полностью согласен.
– Боже мой, ужас какой, - Юлька вздохнула и покачала головой. Кажется, я вполне прониклась чувством вины. Когда будет удобно, можешь отвести меня к нему. Я извинюсь.
Егор мрачно кивнул. Юлькины извинения Родиону не требовались.
Она сидела серьезная и печальная. Она была рядом и ее можно было одернуть, отругать, пристыдить, великодушно простить, расцеловать и завалить в постель. И если половиной этих возможностей Егор уже воспользовался, на остальное его как-то не тянуло. Ничего сегодня с утра не клеилось. Впрочем, нет, не с утра, а со вчерашнего вечера... Дернул же Родьку черт ввязаться в разборки с Гильдией!
Егор просто изнывал от нелепости своего положения. Взрослый мужик сидит на диване с красивой женщиной, у которой так призывно блестят влажные глазищи, а думает о том, что его братец сбежал из дома и бродит где-то по улицам, грозя влипнуть в какую-нибудь историю, о том, что нужно бы разыскать его и привести домой... Это все обязанности Стража, будь они прокляты! И будь проклят Родион с его вечными приключениями, с его вздорным снобизмом и капризами!..
– О, Господи, как я устал...
– взвыл Егор, утыкаясь лицом в ладони.