Уникум
Шрифт:
– Не скажу, что утро доброе, товарищ генерал, но я рад вас видеть, - сказал я, лёжа у медсанчасти на носилках, на животе, накрытый одной только простынёй.
– Как же тебя старлей так угораздило, а?
– Сам в шоке.
– Там командиры такие истории о твоём ранении рассказывают. И что тебе рикошетом от брони башни танка прилетело, и что в смотровую щель влетела, и там после многочисленных рикошетов тебе в заднюю часть попало. Хорошо Маринин отмахнулся, сообщил что тебя шальной пулей ранило от разорвавшегося боеприпаса в горевшем самолёте. Он сейчас в штабе части все бумаги гребёт. Те что мы на нашем аэродроме захватили ему тоже передают. Хочет вывезти.
– Знаю, он уже приходил, докладывал. Сейчас к нам летит тот «Шторьх», который я к командарму Петровскому отправил с донесением. Кстати, тот теперь командующий армии. Этот самолёт сейчас обратно летит, с командиром связи и радиостанцией чтобы связь держать. Меня выбили из строя, я обратно полечу, а все три «Шторьха» задействованы будут. На двух разместят бумаги и шифры с обоих захваченных аэродромов, на них же полетим я, Маринин и Панина, они в курсе уже готовятся. На третьем раненые. Вообще там перегруз похоже будет, два авиаинженера пытаются восстановить ещё один штурмовик. Если что, на него захваченные бумаги и карты погрузим. А вообще о чём я с вами хотел поговорить.
– Любопытно послушать, - заинтересовался тот.
Генералу вынесли из здания медсанчасти стул и тот сел рядом, слушая меня. Также ему с полевой армейской кухни котелок принесли, я только что поесть успел. Немцы на утро готовили картошку с мясом, наши закончили готовку, вкусно было.
– План был у меня такой, после уничтожения аэродрома затаится в каком леске, найти найдут, но не сразу, а если обнаружили, уходить, даже днём, а то блокируют, орудия доставив. Благо авиацию мы тут проредили, если налёты и будут, то слабые. Тем более вон одну двуствольную зенитку захватили целой, и бронетранспортёр что будет её буксировать. Несколько командиров из зенитчиков и артиллеристов её уже осваивают. Да и двигаться вашей группе стоит постоянно меняя маршрут, чтобы в артиллерийскую засаду не попасть. Примерно в семидесяти километрах от нашего местоположения находятся склады хранения резервной бронетехники. Там примерно шесть десятков танков «Т-двадцать восемь».
– Знаю эти склады, я их курировал. Там база модернизации этих танков. И не в семидесяти километрах, а почти девяносто. Это по прямой, дорога по сути выйдет в два раза больше.
– Не буду спорить, так и есть. Эти танки немцы не используют, взяли под склады, всего взвод охраняет, и рады. Я о танках узнал от одного постового, тот туда офицера-интенданта сопровождал. Неделю назад всё было на месте. План был такой, пересидеть где днём, рвануть как стемнеет к складам, захватить их, заодно пополнив запасы топлива. Там серьёзные запасы как вы знаете, немцы тоже присосались к ним, но пока не всё использовали, а то у нас топлива общим счётом едва ли на сто километров. Даже до передовой едва хватит, тем более где держит фронт Шестьдесят Третий корпус, даже дальше, а выйти мы должны там. Я комкору обещал. В общем, захватить склады, техников у вас много, привести танки в порядок, они на консервации, вооружение, боеприпасы, топливо до полного, посадить по механику-водителю, думаю найдёте столько народу, добровольцам на пальцах покажите, как управлять, экипажи не нужны, поэтому в боевые отсеки ценные грузы можно погрузить. А танки нужно перегнать к нашим. Вот такой план. Петровскому я уже сообщил в докладе, тот его одобрил, приказ на исполнение на «Шторьхе» доставят, с тем командиром связи. Танки нашим войскам как воздух нужны, слишком много их потеряно. Два батальона на дороге не валяются, пусть и устаревших бронемашин.
– Почему два? Тут же на один и роту.
– Это по довоенным штатам. Не в курсе?
– Нет.
– Из-за больших потерь в танках решили изменить штаты по троечной системе. Три танка во взводе, а не пять, три взвода в роте, три роты в батальоне, три батальона на полк, или четыре на отдельную бригаду, три полка на дивизию. Танковые дивизии решили расформировать, бригады будут.
– Вполне логично, если потери действительно настолько огромные.
– Чудовищные… Однако вернёмся к вам. От основного балласта мы избавились, отправив к нашим. Хорошо, что на аэродроме транспортный «Юнкерс» был.
– Какой «Юнкерс»?
– Ах, вы же не знаете. Тут кроме штурмовиков транспортник приблудился, так что улетело на штурмовиках почти шестьдесят ослабевших командиров, и на транспортнике около сорока. Из-за дистрофии по весу входили, набились как килька в банке. Вот и вышло что около ста человек мы отравили, сняв немалую нагрузку с наших медиков. Правда, осталось три с половиной сотни, половина которых ослаблены, но эти не такие критичные и шансы поднять их своими силами есть. Вон, кухню прихватили, запас продовольствия и лётные пайки. Откармливать ослабевших. Медики выносят всё что в санчасти есть, меня потому на открытом воздухе и положили. Готовимся покинуть территорию аэродрома. Однако я вот что вам скажу. В общем, чушь это всё с днёвкой в лесу, я полежал и подумал. Эта сторона фронта у немцев лишилась авиационной поддержки, даже тут у штурмовиков шесть истребителей было, наши три забрать смогли. Размалёваны, явно асы летали. Так вот, днём надо идти, прямо сейчас. Тяжёлые танки и «тридцатьчетвёрки» не гонять, туда сто километров, обратно столько же, двести выходит, а моторесурс не железный. Отъехать в сторону, организовать лагерь в каком лесу, выгрузив всех командиров из ослабевших, кухню им оставить. Всех врачей там же. Потом сформировать колонну из броневиков и немецких танков, и отправить усиленную рейдовую группу вперёд, чтобы брала мосты, оставляя там охранение, остальные на пустых грузовиках следом. Эта группа склады и захватит, у немцев там силы небольшие. Остаток дня приводите танки с хранения в строй и как стемнеет двигаетесь к фронту, соединяясь с основной группой, и переходите к нашим. По пути постарайтесь побольше грузовиков добыть, чтобы запасы топлива и ценного дефицитного имущества вывести. Там сами знаете, что вывозить. Тут на аэродроме всего один бронетранспортёр, три грузовика и два мотоцикла взяли трофеями. Ни одной легковушки не уцелело, побито всё осколками и пулями. Топлива немного, но сливают с бочек.
Тут нас прервали, прибежал командир с сообщением, он на радиосвязи был, наши долетели. Встретили их и сопроводили до аэродрома. Два самолёта слегка повреждены при посадке, но пострадавших нет. Тут и «Шторьх» связной прилетел. Кто за Паниной остаётся старшим врачом и кто за Маринина в качестве особиста генералу уже доложили и представили, тот начал приказы отдавать, мы попрощались и меня с личными вещами и одним раненым, их экипажа броневика, разметили в санитарном самолёте, он один тут такой был. Пока несли, фотограф из корреспондентов сделал моё фото, я улыбнулся, лёжа на носилках, меня четверо командиров несли, и показал большой палец. Панину во втором самолёте с двумя ранеными разместили, а Маринин в кабине «Лаптёжника». Всё же привели один в порядок. Да там заправить, да дырки в топливном баке заткнуть. Ну или наоборот по очерёдности. Так взлетев, мы и улетели. Три «Шторьха» вместе держались, на небольшой высоте, а Маринин со своими бумагами и трофеями, вроде шифровальной техники, что сунули в бомбовый отсек, давно усвистал. У них скорость в три раза выше. Так и летел я, лёжа на животе, мне так удобнее было. Летел, пока не долетел.
От тряски при посадке я потерял сознание, ещё и раненый на мои ноги повалился, но всё же сели мы благополучно. Очнулся я, когда меня неловко доставали из отсека, стукнув
носилками о бок дверного проёма, остальные его уже покинули. Я тут же обеспокоился своими вещами, что вызвало смешок со стороны.– Доброго утра, товарищ генерал, - заметив Петровского, сказал я.
– Хорошие утро, - согласился тот.
– Три аэродрома уничтожено, наши лётчики выслали пару истребителей, те и подтвердили их уничтожение. Насчёт тебя я договорился. С тылового аэродрома вечером вылетает борт в Москву, тебя доставят на нём, а не как других командиров на санитарном эшелоне. Машину для тебя приготовили, выезжаете немедленно.
– Отлично. Осталось аккордеон получить, и можно попрощаться.
– Кхм, - тут генерал смущенно прочистил горло, и я заподозрил что сейчас услышу нечто неприятное.
– Вчера налёт был, прямое попадание в мою землянку. К счастью никто не пострадал, но мои вещи и твой музыкальный инструмент… Нет их больше.
– Не везёт мне на них. Это уже третий сначала войны. Прощайте, товарищ генерал.
– Прощай, старлей. Надеюсь ещё свидимся. Я всегда буду помнить твою помощь.
Меня погрузили в подъехавшую «полуторку», сюда же и Панина залезла, её тоже в Москву направляли, и мы медленно, чтобы не растрясти меня, покатили в сторону аэродрома. Тут километров семьдесят проехать, надеюсь с такой скоростью к вечеру будем на месте. Да, мои вещи, как и чемоданчик с трофеями, при мне, я следил за этим. Только винтовку забрали. В кабине место пассажира свободно, но Панина решила ехать со мной в кузове, её назначили моим сопровождающим. Так и катили. В одной из деревушек та меня омыла тряпицей и покормила щами, а потом поехали дальше. Знаете, как справлять нужду неприятно и неловко при молодой красивой женщине? А та ещё и помогает? Я был красный от стыда. Моё первое ранение проходило не так и я сам ходил в туалет, ухаживать не нужно, в отличии от такого ранения. А чтобы время так долго не тянулось, мы общались, я рассказывал, как первый день войны встретил и как дальше всё происходило. Как в госпитале оказался и где лежал, выяснив, что Панина там же служила, но её направили в длительную командировку, за неделю до начала войны, в Минский госпиталь, укрепляя и усиливая местные кадры. Описала как войну встретила, как неожиданно узнала об окружении Минска, как таковой обороны не было, все растеряны, бежали кто куда, а та раненых не бросала делала и делала операции. Спрятала её старшая медсестра, она из местных, потом в другом доме устроили, и организовали подпольную больницу. Там Панина с ещё шестью врачами и медиками занималась ранеными, старясь их поставить на ноги, так и прошло время до нашей встречи. Объяснила начёт того старика что она проводила. Точнее он её, для маскировки, та меняла место проживания. Ещё рассказала не самую приятную историю, для неё самой даже жуткую. У неё медсестра в госпитале была, красивая дивчина, статная, так её у себя спрятала санитарка из госпиталя. Чуть позже выяснилось, примерно неделю назад, та опоила девушку снотворным и подложила под своего сына тридцати лет отроду. Причины? Даун у неё сын, а она внуков хотела. Усыпила, связала на кровати, и тот её покрывал, и так несколько недель та жила на матрасе в подвале их дома, сын санитарки распробовав это дело, каждый день по несколько раз к той спускался в подвал, пока это не вскрылось. Кстати, та девушка сошла с ума. А эту парочку по тихому удавили по решению старших членов подполья. Реально жуть, тут я согласен.
Вот так благополучно дохав до аэродрома, тут похоже бомбардировщики средней дальности расположились, видел несколько битых корпусов «СБ» на границе, видимо доноры, и ещё с десяток под деревьями. Вроде даже «Пе-2» пара штук имелись. Так вот, доехали благополучно, оказалось на час раньше успели. Нас ждали, предупреждены были, даже покормили. Водитель обратно рванул, а меня чуть позже занесли в салон старенького «Дугласа». Пробоин с латками слишком много, видимо под обстрелы попадал, потому и назвал старым. Стрелка не было, безоружный транспорт. Загрузили самолёт до предела и вскоре взлетели. Я один лежачий, остальные на лавках сидели или мешках с какими-то бумагами. Панина рядом со мной устроилась, иногда поправляя одеяло коим меня накрыли. Наверху холодно стало, хорошо сквозняков не гуляло. Кстати, с нами даже два генерала было. На нас они внимания не обращали, или наплевать, или не в курсе кто мы. Думаю, последнее верно, пару раз с недоумением всё же посмотрели на меня. Стемнело быстро, но летели дальше и вскоре добрались до Москвы. Сначала пассажиры вышли, потом сопровождающий корреспонденции, а вот Паниной долго не было, я лежал в самолёте и рядом сидел штурман. Вернулась та не скоро, оказалось тут никого не предупредили, да и вообще мы сели на другой аэродром, штурман это подтвердил, им не дали разрешения на нужный, хотя и этот у Москвы. Машину та выбила, в местной санчасти, так что меня погрузили в санитарную машину на базе «ГАЗа-АА», и мы поехали в госпиталь. Вот там было интересно. Панова, попросила фельдшера, что нас сопровождал, отвести меня в госпиталь, этот был тот самый где я с первым ранением лежал, а сама сошла у своего дома. Квартира там за ней всё ещё закреплена. Пообещала осторожно сообщить Свете, и завтра навестить меня, и отдать той все мои вещи. Она отберёт что мне в госпитале нужно будет. Кстати, Панову вызвали официально в Москву, из её военно-санитарного управления. Та сошла, а мы к госпиталю поехали, а там раз и не приминают, два дня уже. Полон. Поехали в другой госпиталь, его организовали в школе. Тут приняли. А так как документов у меня не было, то пока записали как неизвестного. Я об этом уже позже узнал. Я сознание потерял от тряски, водитель, как Панина сошла, не жалел, гонял только так, на мои просьбы ехать помедленнее тот не обращал внимания, как и фельдшер, видимо побыстрее к себе вернутся хотели, доспать остаток ночи. Вот так и вырубило пока ко второму госпиталю ехали. Очнулся на некоторое время, когда мне какой-то шкет во врачебном халате, вряд ли тот закончил институт, отдирал бинты. Вот окончания процедуры не дождался, а когда очнулся, то понял, что еду в поезде, похоже санитарный эшелон, верхняя полка.
Состояние у меня было кошмарное, еле дозвался усталой санитарки. Судя по высоте солнца, утро, скоро день начнётся, а та уже заморена. Вот та выдала попить и утку, ну и помогла мне сделать мои дела. Чуть позже принесла тарелку с холодной кашей и стакан чая.
– На, неизвестный, поешь.
– Почему неизвестный?
– Так написано в сопроводительном листе. Сегодня обход уже был, завтра утром врач расспросит и перепишет.
Ну а я стал с попутчиками общаться. Мы оказывается тяжелораненые, двое без сознания, трое вполне говорят, я с одним бойцом поговорил. Этот вагон для красноармейцев, вот так и катили. На следующее утро действительно обход был, до этого вызывали врача если кому тяжело, умирал или ещё что, у меня такого не было. А вообще три врача на санитарный эшелон, не удивительно что те зашивались. Ехали мы куда-то в глубь Союза, вроде в Ташкент, со слов санитарки. Три дня будем ползти. Сам я как раз завтракал, лёжа на животе, перловая каша была, ну и сообщил при опросе врачу-живчику: