Универмаг

– Не наговаривай на себя. — Магда Васильевна покачала головой. — Не стыдно? Ведь красивая.

Женщины взглянули на Нелю и дружно кивнули.

– Хотела сама поднести большой мешок. Нет, говорит, дайте мне. — Магда Васильевна зарылась носом в платок.

– Разве это тяжесть? — проговорила Неля. — Сейчас таскаем обувь. Второй фабрики. Каждая пара тонну весит, руки отваливаются.

– А чего их таскать-то? — подал голос Степан Лукич. — Кто их берет? Перекладываете с места на место — вот и вся торговля.

– У вас вообще творится непонятное в отделе, — заметила бухгалтер Сазонова. — Как бы весь «Олимп» не подвели. Плюсовая сальдовка который день держится. Гром с ясного неба.

– А что это значит? — поинтересовалась Неля.

– А то. Взяли с фабрики обувь, выплатили им огромные деньги, а продавать не продаете.

Неля испуганно посмотрела на бухгалтера, словно от этой хрупкой женщины зависело благополучие отдела...

Покончив с первым мешком, комиссия принялась за второй. Когда расправились и с ним, Сударушкина вытянула из папки бланк, и члены комиссии поочередно поставили свои подписи под актом. Никто и не заметил, как подошла Рудина.

– Ну, как мои лучшие кадры? — бодро произнесла Стелла Георгиевна.

Сударушкина покачала головой, показывая, что она на нее не сердится, прошло. Рудина улыбнулась всем сразу и собралась было идти дальше, но Сазонова тронула ее за рукав. На мгновенье лицо Рудиной подернулось едва уловимой тенью. Но только на миг. И вновь она мягко, доброжелательно смотрела на Сазонову.

– Вы получили сальдовку со счетной станции? — спросила Сазонова.

– Получила. — В тоне Рудиной звучало спокойствие, она будто утверждала: хотя сальдовая ведомость по обувному отделу и настораживает бухгалтерию, но лично она, Рудина, спокойна. Неувязки довольно часто встречаются в торговом деле. Специалисты не могут понять, почему товар, который устойчиво не пользуется спросом, вдруг в один прекрасный день сметается с прилавка, Так что причин для волнений пока нет. Конечно, Рудина не из тех, которые полагаются на волю случая, она знает, что предпринять в острых ситуациях. А сальдовая ведомость не что иное, как бумага, информация... Что ж, спасибо за сообщение. Только Рудина не вчера пришла в торговлю, знает, что к чему.

– И тем не менее, Стелла Георгиевна, — проговорила Сазонова, — все отделы сообщили нам о состоянии товарных остатков, а вы задерживаете. Чего доброго, столкнете нас с банком.

Рудина отошла. На душе у нее было неспокойно. Только что она поднималась в главную кассу, к пятичасовой выручке. Интересовалась. Выручка по обувному отделу была настолько низка, что главный кассир укоризненно покачала головой. А это она позволяла себе лишь в особо тяжелых ситуациях. Рудина намеревалась проконтролировать и семичасовую выручку. Но надежд было мало, она это чувствовала.

10

Сержант Пинчук нес службу при главной кассе.

В семь вечера он сопровождал старшего кассира во время обхода на снятие денег. Обычно старшего кассира сопровождал конвой из двух милиционеров — впереди и сзади. В пять часов кассу еще сняли полным конвоем. А к вечернему обходу у напарника разболелся зуб, и Пинчуку пришлось сопровождать старшего кассира одному. Пинчуку недавно стукнуло полста, но он любого молодого милиционера на гирях пережимал. Да чего, собственно, опасаться — маршрут жесткий: из зала в зал, от кассы к кассе. Вокруг полно людей. И сама процедура сдачи кассирами денег дежурному кассиру была не канительна. Сложила выручку в номерной мешочек, приложила реестр, захлопнула — и все. Дежурная не пересчитывает денег — прихватывает мешочек, расписывается в получении и следует к другой кассе.

Еще никогда за все годы службы Пинчук не слышал, чтобы совершили нападение на дежурный конвой. Но Пинчук к своим обязанностям относился добросовестно. Видел все вокруг и около...

В помещении главной кассы размещалось, в сущности, два учреждения: универмаг «Олимп» в большой светлой комнате отделялся прочной стеной от филиала Госбанка. Представитель банка — оператор, пожилая женщина в цветном домашнем халате и тапочках, сидела за бронированной стеной. Сержант часто любовался через смотровую щель, с какой скоростью она пересчитывает деньги. Прозрачная рябь, в которой обозначались только пальцы. Миг — и пачка обработана. Обвязывала лентой. Ставила свой штамп. Все! После нее уже пересчитывать не будут — она представитель банка. Затем составляла препроводительную ведомость. Вкладывала все это в сменную сумку, специально закрепленную за Универмагом. Пломбировала. Все это надо успеть до прибытия инкассатора.

Последнюю, девятичасовую выручку кассиры приносили в банк сами. Сдавали. Собирались домой. Обычно Пинчук располагался на табурете с журналом в руках, изредка окидывая взглядом снующих по комнате кассиров. Те угощали сержанта кто яблоками, кто домашним пирожком. Переговаривались между собой. А иногда такую свару затевали, хоть уши затыкай. Кое-кого из них связывали с главным кассиром Степановой особые, деликатные отношения. Но об этом не принято было говорить — Степанова начальница строгая, а место кассира в «Олимпе» на улице не валяется. Главный кассир мог миловать, мог казнить. «Миловать» — значит при каждом удобном случае подкидывать выгодную в этот день кассу. Не говоря уж о мелких любезностях: график работы и отдыха, отпуска... «Казнить» — наоборот. Конечно, существовала «скользящая» очередность, чтобы без обид. Но работа есть работа. Всякие возникают ситуации...

Тамара работала не хуже Киры Александровны Аматуни, но никак не могла наладить отношения с главным кассиром. И подарки делала, и льстила. Все впустую! А может, неприязнь сеяла Кира Александровна с друзьями...

Большим психологом была Кира Александровна. Можно сказать, профессиональным. Тонким и наблюдательным. Она видела покупателя насквозь. Особый дар. Конечно, Аматуни не брезговала и традиционным методом: вручала покупателю вначале чек, потом мелкий размен, потом рубли. В то время как инструкция строго наказывала: чек завершает расчет. Без чека покупатель не отойдет от кассы. А без сдачи после получения чека — сколько угодно. Но Аматуни не прятала «забытых» денег, выкладывала на видное место и не убирала до тех пор, пока покупатель не покинет секцию. И возвращала по первому же требованию с извинением, без скандала. Как правило, покупатель или не замечал уловки, или, уверенный в том, что правды не добиться, смирялся... Находились и мошенники, которые предъявляли претензии, не имея для этого основания. Кассиры на это реагировали по-разному. Кира Александровна не мелочилась, вручала требуемую сумму — и все, инцидент исчерпан. Себе дороже!

Кира Александровна владела и другими методами. Еще от родительницы своей научилась. В свалке за дефицитом она намечала жертву. По рукам и носам определяла. Психолог! Отсчитывала вслух сдачу за крупную покупку с крупной суммы. Десятками или четвертными. И с ловкостью факира просчитывала одну, а то и две бумажки в свою пользу. И риска никакого: ну просчиталась. Вернется покупатель — отдаст с улыбкой, с извинениями. Как правило, не возвращались... Все кассиры знали о методе Аматуни. Некоторых, особо близких, Кира пыталась обучить своему искусству, у нее было доброе сердце. И опыт: друзья — это выгоднее, чем враги. Но ученицы не могли освоить ее школы. Больно жалостливые были...

Догадывался главный администратор о методах ее работы, но вот попробуй уличи, схвати за руку, если она с точностью до копейки предвидела разницу между суммой на счетчике аппарата и суммой, осевшей в ящике кассы. Даже не пользуясь ключом, наличие которого у кассира считается проступком. Чувствовала! И вовремя снимала свой остаток...

Около одиннадцати раздался звонок — короткий и длинный. Пинчук откинул шторку глазка, в котором умещалась лишь часть лица инкассатора. Кто сегодня? Тарасов? А говорили, болеет...

– Ты, что ли, Тарасов? — произнес Пинчук.

– Ну?

– Ты ж болел?

– Болел — выздоровел. Отпирай!

Пинчук набрал цифровой код — заслонка, что находилась ниже глазка, отошла. Инкассатор прислонил удостоверение с фотографией... Он, Тарасов...

Высокий здоровяк Тарасов, из бывших военных, был одет в темно-синий костюм с зелеными петлицами, в ведомственную фуражку. Френч был распахнут, и с левой стороны живота виднелась расстегнутая кобура с торчащей из нее ручкой старого нагана. Хотя инкассаторы давно перешли на пистолеты, Тарасов был верен нагану...