Универсальное средство (сборник)

Неужели всему виной жалкий инстинкт самосохранения? Неужели он может победить то изначальное любопытство, которое заставило моих предков, несмотря на неясно грозящую опасность, всё же спрыгнуть с дерева и оказаться на земле? И не просто так, а выпрямившись во весь рост, чтобы увидеть возможных врагов и успеть на них среагировать.

Мы продолжали жить на планете, пытаясь исследовать неисследуемое и познать непознаваемое. Утешало одно, если это можно назвать утешением: шаги точно так же не продвинулись в изучении нас. Иначе что-либо неизбежно произошло бы. Или они приблизились бы, или… удалили бы нас. Мне кажется, они смогли бы это сделать.

Мне кажется и другое: шаги могут хорошо распознать излучение разума, сами являясь и локаторами и приёмниками. Они определяют, носитель какого разума находится перед ними, и стоит ли с ним продолжать общение.

Но Альфред Шаг был не хуже и лучше любого из нас.

Быть может… но это совсем уж сумасшедшая гипотеза. Быть может, шаги поняли, что мы собой представляем, и на примере Альфреда показали, как следует поступать с разумом такого типа?

Да, общий их облик нам удалось установить. Да, они оказались на удивление человекообразны – на уровне обезьян, лемуров, или… "зелёных человечков". Хотя черты лица так и остались невыясненными.

И тогда было принято решение: создать своих шагов. То есть биологических существ, способных, возможно наиболее комфортно, существовать в кошмарных условиях планеты. Тем более что мы её более-менее изучили. А создать существо, для которого среда обитания была бы столь же пригодна, как для белого медведя – полярные льды, проблем не возникало.

Мы сделали всё, что могли: наши шаги могли питаться местной флорой и местной фауной – весьма скудной, надо сказать, – сносно чувствовали себя в диапазоне планетных температур, неплохо ориентировались в планетной мути атмосферы.

Мы даже снабдили их зачатками разума – ничего особенного, такими обладают на Земле собаки и обезьяны. Это должно помочь им выжить.

А потом… а потом совершилось предательство. Я, лично я, отвёл шагов на максимально возможное расстояние, на которое позволял трос, приказал им оставаться на месте, а сам бегом – и стараясь не думать об оставленных – вернулся на десантный бот.

И сразу же приказал стартовать.

На что мы надеялись? Может быть, и ни на что. Но это была последняя идея, которую мы смогли осуществить: создать существ по своему образу и подобию – и оставить вместо себя. Если уж обитатели планеты не хотят общаться с нами, может, не станут игнорировать наши создания? Ведь ни с приборами, ни с техникой, ни с подопытными животными ничего не случалось: мы оставляли их во временных вольерах, а потом забирали и исследовали, не обнаруживая ни малейших изменений ни во внешнем облике, ни во внутреннем, ни в поведении.

Может быть, наши создания помогут нам с шагами лучше понять друг друга?

Мы улетели. И, глядя в иллюминатор на удаляющийся в просторы космоса мутный диск, я подумал: "Теперь, когда я улетаю, лишь одна мысль беспокоит меня: не сделали ли то же, что сделали мы, и все остальные существа, когда-либо посещавшие эту планету?"

Универсальное средство

Хотелось есть. Сэн зачерпнул с обочины дороги горсть почвы и поднёс ко рту. На мгновение задержал руку у полуоткрытого изголодавшегося рта, жаждущего впиться в еду, и со вздохом отбросил грунт в сторону.

Есть незнакомую почву не хотелось: он всё же слишком далеко отошёл от дома. И хотя никаких внешних перемен в окружающем не наблюдалось: те же серые холмы, серые равнины, серое-серое небо и серое солнце, Сэн помнил слова матери о том, что внешность может быть обманчива.

Сэн сбросил с плеч котомку. Она была пуста, но оставалась нетронутой. Сэн не хотел прикасаться к ней, он предпочел бы сохранить её как память о доме, но есть хотелось всё больше.

Со вздохом оторвав правый угол, Сэн скатал его в тугой комочек и отправил в рот. Прожевал, подумал, оторвал и левый.

Затем залепил образовавшиеся прорехи пальцами, огладив края. Так получилось ещё красивее, чем раньше, когда углы торчали.

"Не слепить ли новую? – задумался Сэн. – А эту съесть?" Но мысль была лукавой изначально: необходимости в новой котомке было столько же, сколько и в старой: класть в неё всё равно нечего. Да и ни к чему забивать котомку тем, что можно взять где угодно. Так или иначе, а ему придётся питаться подножным кормом до тех пор, пока не встретит людей, пожелающих разделить с ним трапезу.

Сэн вспомнил, как мать навязывала ему котомку. Он взял её исключительно как память о родных местах, да ещё потому, что в голову почему-то запали слова матери о неизвестности незнакомых мест. Но взятые из дома продукты рано или поздно должны были закончиться. И это несмотря на то, что он, пока шёл через соседние деревни, котомки не трогал, а заходил обедать и ужинать к родственникам.

Уж очень далеко он зашёл.

Теперь, пока он не войдёт в любую деревню, придётся питаться тем, что находится повсюду.

"Но съедобно ли оно?" – подумал Сэн, и усмехнулся: до сих пор таких вопросов не возникало. Несъедобный мир встречается только в сказках…

Но в сказках встречалось и многое другое, например, голубое небо, зелёная трава, жёлтое солнце…

Впрочем, проверить съедобность и несъедобность окружающего очень легко: достаточно попробовать.

Подумав так, Сэн понял, что не наелся. Но зачерпывать горсть почвы не решился: мешала мысль об удалённости от дома. А вдруг она уже стала несъедобная?

Вместо этого Сэн сделал несколько шагов в сторону от дороги, отломил веточку от невысокого кустика и зажевал.

Вкус у веточки был точно такой же, как и у любой другой пищи, как и у всего окружающего. То есть никакого вкуса. Но она насыщала, а это главное.

Сэн съел несколько веток, подумал, погрузил пальцы в грунт под кустом и бросил в рот небольшую горсточку. Никаких изменений.

Сэн задумался. Местность не менялась на всём протяжении пути. Может, правы те, которые утверждали, что он уходит напрасно: везде одно и то же? Есть ли она, разноцветная страна, или осталась в старых сказках?

Почему всё одинаковое? – этот вопрос он начал задавать ещё маленьким.

А какое оно может быть? – удивлялись окружающие. – Так заведено испокон веков, так было, так есть и так будет.

Не нами создан этот порядок, не нам его и изменять, – добавляли другие.

Что тебя не устраивает? – спрашивали третьи.

Не знаю, – отвечал он.

Всюду одно и то же, – говорили четвёртые.

Я хочу убедиться в этом сам! – заявлял он.

И потому он, на протяжении нескольких лет, отправлялся по тропинкам, ведущим из родной деревни в разные стороны. Но всегда возвращался. До сегодняшнего дня.