Университет

— И вы, Кифер, сидели на совещании и помалкивали? — возмущенно воскликнул Бакли. — Вам говорили о расточительности кафедры английского языка и литературы, а вы покорно кивали и обещали исправиться? Тогда как вы должны были вопить о нашей нищете, вносить предложения и биться за нас, как тигр!

— Разумеется, я протестовал против намерения сэкономить за счет нашей кафедры. Я протестовал до хрипоты. Ведь это мой долг — отстаивать интересы кафедры английского языка и литературы!

— И однако... — не унимался Бакли.

— И однако я не смог найти весомых аргументов, почему именно моей кафедре надо выделить побольше денег, когда страдают от недофинансирования все кафедры. Другие могут похвастаться увеличением количества студентов, которое требует расширения штата преподавателей и приобретения нового оборудования. Мне тут крыть нечем. А совет попечителей видит не отдельные деревья, а весь лес. Они думают об университете в целом и распределяют деньги в интересах всего университетского сообщества.

— Да бросьте вы, — вмешался Ян. — Пустые слова! Скажем, бюджет кафедры легкой атлетики неимоверно раздут и никак не соответствует количеству их студентов.

— Университетские спортивные команды...

— ..полное фуфло. Их успехи равны нулю. Кто слышал о спортивных командах К. У. Бреа? Никто. Бреаская футбольная команда никудышная. Баскетболисты никчемные. Проснитесь, Кифер! Раскройте глаза! Славу университета создают его академические, а не спортивные успехи. В нашем же случае даже и этих последних нет. Только денежки переводим. На самом деле все средства надо вкладывать в фундаментальную науку.

— Да! — поддержал его Мидж Коннорс. — Сколько нам терпеть статус второстепенной кафедры!

— Что вы хотите — начальство любит спорт. Бакли с негодованием затряс головой.

— Господи, Кифер, выньте мозги из задницы и попробуйте начать соображать!

— Ладно, мистер хам, что вы предлагаете? Бакли и Ян довольно переглянулись, и Ян с улыбкой сказал:

— Ну, если вы наконец соизволили спросить наше мнение, то мы думаем так...

5

Фейт возненавидела семинар по американской литературе двадцатого века.

Этот досадный факт обнаружился через неделю. Профессор Лоуренс Роже, читающий курс, виноват не был — хотя он мог бы вести занятия и с куда большим жаром. И содержание курса никак не могло оттолкнуть Фейт — она давно планировала прочитать все те книги, которые предстояло проработать.

Все дело было в остальных членах группы.

Никогда она не видела коллектива, где собрано столько дураков и претенциозных жлобов!

Напрасно Фейт воображала, что Кейт превратился в никудышного сноба. Ее брат был сущим ангелом по сравнению с этим интеллектуальным сбродом — юнцами и девицами, которые уже судили обо всем и фыркали на "безмозглость" профессоров.

Ей было особенно тошно от того, что эти дураки и дуры действительно были умны. Очень умны. Рядом с такими блистательными умами Фейт тушевалась. Впервые в жизни она попала в среду, где все были — или казались — умнее ее. Она постоянно чувствовала себя неполноценной. Во время семинара, при разборе рассказов, многие студенты высказывали с ходу такие глубокие и оригинальные мысли, какие не пришли бы Фейт в голову и после целого вечера размышлений! Правда, говорили эти ребята с отвратительным высокомерием, как бы растолковывая профессору очевидные истины, но Фейт в глубине души знала, что злится не на манеру вещать свысока, а на то, что они такие талантливые. Когда профессор пытался разнести в пух и прах их концепции, эти гордецы смело отстаивали свои идеи.

Да, очевидно, именно за это она ненавидела группу — потому что семинары пробуждали в ней комплекс неполноценности. Она чувствовала себя такой дурой...

А впрочем, и это не было истинной причиной ее злости.

Разве что только составной частью причины.

Причина лежала где-то глубже.

К счастью, с другими предметами дела обстояли лучше. Курс литературного мастерства не доставлял никаких хлопот. Там хоть совсем мозгами не работай. Антропология и мировая история, алгебра и ботаника также никаких проблем не порождали.

Зато американская литература...

На семинарах по американской литературе в аудитории было достаточно свободных мест. Большинство студентов уже выбрали постоянные места. И только Фейт каждый раз перебиралась на новое, пристраиваясь то там, то здесь в поисках общения. Сегодня она приглядела самого надменного и претенциозного парня и продрейфовала к нему. Он был лишь на несколько лет старше ее, но уже начинал лысеть. Длинные волосы были собраны на затылке в конский хвост, отчего его женоподобное лицо становилось еще более женоподобным. Зато он не говорил, а ронял слова, одаривал окружающих своей мудростью. Перед началом семинара парень уже успел выдать несколько перлов о том о сем, и в частности, об иностранном фильме, виденном накануне. Его слушали двое таких же высокомерных, самовлюбленных студентов.

— Так, ребятки, — сказал профессор Роже. — Давайте приступим. Сегодня разбираем "Освобождение" Джеймса Дикки. Все прочитали роман?

Лес поднятых рук.

— Хорошо, хорошо. Я, конечно, понимаю, что кое-кто из вас врет, но ценю то, что у вас хватает ума врать. Только инициативные люди берут на себя труд лгать. Поэтому я на них не сержусь. Как сказал герой Достоевского: "Я люблю, когда врут! Вранье есть единственная человеческая привилегия перед всеми организмами". Итак, что вы думаете о романе?

— Он намного лучше фильма, — сказал кто-то. Студенты рассмеялись. Фейт резко обернулась, чтобы узнать, кто это сказал. Первый раз она видела порезанный цензурой фильм по телевизору еще девочкой. Пару лет назад смотрела по кабельному телевидению полный вариант — и он ей не очень-то понравился. Верная дружба грубых мужчин не произвела на Фейт впечатления, а сцены насилия были просто отвратительны. Но, как ни странно, роман ей понравился. Вроде бы тот же сюжет, те же герои, но живые, интересные, их поступки и чувства действительно мотивированы и понятны. Весьма занятный роман.

Мистер Мудрец, рядом с которым она сидела, решил одарить всех своим мнением.

— Я нахожу, — изрек он, — что описания природы крайне затянуты. Слишком много деталей, которые не несут никакого символического или метафорического значения. Описания ради описаний. Роман в итоге чересчур длинный. Будь это повесть, эффект получился бы куда сильнее.

Господи! Сказанул так сказанул!

— А мне понравились описания природы. По-моему, это самое прекрасное в романе.

Голос прозвучал с последнего ряда. Фейт оглянулась. Говорил высокий худой парень с длинными спутанными волосами и открытым интеллигентным лицом. Даже сидел он иначе, чем другие: не вразвалку, а прямо. Знакомое лицо... хотя Фейт прежде его вроде бы не видела.

— Продолжайте, — поощрил молодого человека профессор.

— Когда выезжаешь на природу, происходит так, как в романе — начинаешь обращать внимание на детали окружающего пейзажа. Каждый пустяк приобретает значение. Замечаешь узловатый ствол, запоминаешь, где и что растет, любуешься формой лишайников. Природа вокруг кемпинга становится твоим миром, и ты с энтузиазмом изучаешь его. Дикки отлично запечатлел это неспешное, любовное освоение окружающего пространства.

Мистер Мудрец медленно повернулся на стуле в сторону говорящего.