Университетская роща

— Нет. Всегда так было, — старуха глубоко затянулась, потом вынула трубку изо рта. — Жила-была бабушка, и у нее были сыновья…

Крылов понял, что Лондра начинает рассказывать сказки, и обрадовался.

— Другая бабушка одна жила, — продолжала шаманка. — И сыновья бабушки всегда бревнышки костра царапали. И песок в нем царапали. Другая бабушка пришла к ним и говорит: «Смотри, что твои сыновья делают!» — «Пускай!». Ночью костры друг с другом разговаривают. Один говорит: «Что-то у меня на уме плохо. Они издеваются надо мной. Пусть они сгорят». И это карамо сгорело. А та бабушка с костром стали жить долго.

Карамо — полуземлянка. Крылов встречал их в лесу. Правда, они давно превратились в провалища, но разглядеть, что эти ямы когда-то были жилищами человека, все-таки можно. Степана Кировича бы сюда… Интереснейший раскоп мог получиться…

— Спасибо, — поблагодарил Крылов за сказку. — Очень красивая. Правда, я уже слышал где-то подобную. Но у тебя — красивая.

Он хотел было добавить, что слышал подобную сказку про огонь очень далеко, в Малороссии, но подумал, что рассказчица может обидеться, и не стал больше ничего говорить.

А Лондра ничего не заметила, ответ ей понравился, и она сказала:

— Я много знаю. Все красивые. Будешь слушать?

— Буду. А можно я в тетрадку стану писать? Старый стал, память плохая.

Лондра позволила писать в тетрадку и поведала еще одну «красивую сказку»:

— На озере Тух-Эмтор есть Засраный мыс. Там богатыри себе стрелы ковали. Там протекала река Чебачья. Там растут три кедры. Кто хочет на русской гармошке хорошо играть, нужно ходить туда двенадцать ночей и играть. Если вытерпишь — научишься. Нет — умрешь на третьи сутки. Рядом есть Дурное озеро, Весен-Эмтор. Там нельзя стрелять — рыба пропадет. Там большой зверь всплывает. Русские говорят — мамонт. Рассказывают, что его выгнали с другого озера.

Он шел по мелкому месту. Рядом две ямки. Он будто бы положил в одну голову, а в другую — зад. Потом ушел в омут. Очень глубокий омут, все кипит.

— Все? — удивился Крылов, когда Лондра замолчала.

— Все.

— Какой же смысл в этой истории? О чем она?

— Как о чем? — удивилась в свою очередь шаманка. — О жизни.

Более вразумительного ответа он так и не смог от нее добиться.

Слушая Лондру, Крылов не раз пожалел, что ему не хватает специальных знаний, что он не фольклорист. Необъяснимой прелестью веяло от этих скупых, малоцветных, необычайно простодушных преданий.

— Сидели в избёшке два охотника, — решил поддержать общий разговор и Елисей, насытившийся наконец. — Один заснул, а другой продолжал сидеть. Вдруг видит: глаза у спящего вышли из избешки. Через некоторое время вернулись. Человек проснулся, рассказал, что видел сейчас сон. Другой отвечает: правильно, потому что твои глаза уходили. Глаза всегда уходят, а после сна приходят на место, но могут уйти и заблудиться. Если глаза уйдут совсем, то человек ослепнет.

— Ты веришь в это? — спросил Крылов.

— Чего же не верить? Верю, — ответил Елисей и потрогал шрамы. — У меня ж один глаз ушел.

Так и не понял Крылов: шутит проводник или говорит всерьез.

Они просидели до утра. Низкий хрипловатый голос шаманки совершенно заворожил Крылова. Лондра говорила устало, тихо: «окуневые люди» вечером и ночью не шумят, после захода солнца громко не разговаривают.

Утром Лондра-Бабочка пошла разжечь дымокур для оленей. А Елисей и Крылов отправились в Священный лес. На прощанье шаманка сказала:

— Там не стреляйте. Шерстью землю не грязните. Возле речки женщины в красных платьях будут стоять — там повернете. На дерево с колокольчиками не влезайте. А то будет так: я нож ищу, а нож ищет меня.

Елисей потом объяснил: женщины в красных платьях — это березы со снятой берестой. Дерево с колокольчиками — кедр. Взбираться на него за шишками нельзя. Нум покарает.

Священный лес возник часа в два пополудни, когда солнце уже миновало свою верхнюю точку и принялось источать зной на притихшую землю. Елисей и Крылов вышли к нему через грязную низину, поросшую дудошником. Приминая сапогами высохшее стволье, цепляя на одежду репьи и колючки, они выбрались на крутой отрубистый берег и остановились — не столь запаленные быстрым подъемом, сколь при виде картины, открывшейся перед ними.

Чистый, могучий и величественный подступил к реке вечнозеленый кедровый лес. Он уходил на север, повторяя вольный изгиб реки, и, казалось, не было ему конца-края.

Не в первый раз видел Крылов кедровники, но вновь, как когда-то при изначальном свидании, взволнованно забилось сердце и тихий восторг охватил душу. Священный лес… Да, кедровый лес по праву мог почитаться как священный…

Красивейшее дерево Сибири кедр, мужественный и нежный, добрый великан-кормилец, высоко вскинул свою главу, как бы принимая на себя гнев и милость богов. Рядом его товарищи, собратья. Пышные, клубящиеся высоко над землей темно-зеленые кроны. Прямые и ровные, чуть сбежистые вверху стволы, неохватные, крепкие… Крылов любил кедр как ни одно дерево на земном шаре. За красоту и мужество, за то, что дает приют и пищу зверю и птице, за то, что живет торжественно и чисто. В кедровом лесу дышалось легко и освобожденно. Хвоей и живицей кедра лечились люди и животные. Орехи спасали от голодной смерти. Древесина шла на лодки и другие полезные вещи. Много ли на земле найдется подобных деревьев?

«Дозорные сибирской тайги» — называет кедровые леса Крылов. Первыми встречают они холодные ветры, вьюги, леденящую сырость туманов, испарения болот… Надежная опора лесным собратьям — пихтам, рябинам, березам… Возле него хорошо расти беспомощным и боязливым — этот богатырь прогоняет страх, вселяет уверенность. Не так ли живет сильный и добрый человек, помогая слабым, внушая чувства достоинства и жизнелюбия?..

В своем научном труде, во «Флоре Западной Сибири», Крылов написал: «Кедр сибирский — дерево, достигающее сорока пяти метров высоты и двух метров в диаметре (в нижней части ствола) с буровато-серой потрескавшейся корой и более или менее широкой кроной. У деревьев, растущих на сухих открытых местах (это наблюдается, например, около многих деревень в окрестностях Томска, где кедровые рощи охраняются населением ради их семян), крона развивается роскошно-густая, овальной формы; в сплошных же равнинных лесах, особенно на сырых местах, крупные кедры являются уже некрасивыми деревьями: крона сохраняется на верхушке, разветвляющейся обыкновенно на несколько прямоствольных вершин, ниже торчат лишь сухие сучья. Самые молодые ветви шерстистые от довольно ветвистых буроватых волосков. Хвоинки собраны по пяти в пучках до тридцати сантиметров длины и одного миллиметра ширины. Кедр — растение однодомное. Мужские соцветия темно-красные, до одного сантиметра длины и шести миллиметров ширины, расположены при основании молодых веточек. Женские соцветия в виде овальных шишечек до одного сантиметра длины и шести миллиметров ширины — сидячие, расположены поодиночке или по два-три на концах молодых ветвей. Шишки до 13 сантиметров длины, созревают на второй год».

Вот такую ботаническую характеристику он дал кедру. Он измерял степень его охвоения, длину соцветий и шишко-ягоды. Он мог дотошно перечислить все его ботанические признаки и особенности. Ботаника — ремесло Крылова; он имел право нелицемерно сказать о себе, что овладел этим ремеслом и тверд в знаниях. Он мог говорить и писать что угодно — а в душе слагал гимны любимому дереву, испытывая чувства возвышенные и никак не укладывающиеся в строгие научные рамки.

Дозорные сибирской тайги… Добрые, могучие великаны… Дерево-кормилец, дерево-защитник, дерево-лекарь… И — злодейство?! Нет, тут что-то не так.

— Пришли. Вот, — сказал Елисей с запозданием, хотя и без того было понятно, что пришли. — Ты иди, Порфирий Никитич, а я на берегу побуду. Может, рыбу словлю.

— Хорошо. Ступай на берег, — согласился Крылов, понимая, что Елисей по какой-то причине не желает дальше сопровождать его.

Вековая подстилка из хвои пружинила под ногами, скрадывала шаги. Крылов шел от кедра к кедру, и какое-то непонятное чувство тревоги и настороженности овладевало им все сильнее.

Казалось, в Священном лесу не было ничего необычного. Высококронные деревья отстояли друг от друга настолько, чтобы не мешать никому. Между ними лежали небольшие поляны, поросшие иван-чаем, медуницей и множеством других таежных растений. Лес был старый, но еще плодоносил: на ветвях Крылов заметил молодые шишки-колокольчики, завязь нынешнего года. Все, как в обычном кедровом лесу: и тишина, и чистота, и покой.