Универсум. Информация. Общество

От этих рассуждений один шаг до того фундаментального утверждения, которое я называю «постулатом Бора». Согласно этому постулату, существующим, или реальным, мы имеем право считать лишь то, что наблюдаемо (и измеряемо) или может стать таковым с помощью тех средств, которыми располагает (или будет располагать) человек. Ничего другого мы постулировать не имеем права! Всё «другое» лежит уже за пределами научных знаний.

Поэтому на вопрос о том, существует ли какой-либо иной мир, кроме того, который создан интерпретациями человека и который мы изучаем, я отвечаю однозначно – нет! Более точно: мы не имеем права говорить хоть что-либо о его существовании.

Еще раз: в основе любой интерпретации лежит опыт, практический опыт жизни человечества, и наука занимает не только не единственное, но, может быть, даже не самое главное место в той совокупности эмпирических данных, которые выработаны этим практическим опытом и без которых существование человечества было бы невозможным.

Заметим, что используемых интерпретаций реальности, или эмпирических обобщений, если использовать терминологию, введенную Вернадским, может быть достаточно много, несмотря на то, что в их основе лежит всё тот же практический опыт, то есть один и тот же экспериментальный материал. Не существует единой и к тому же «правильной» интерпретации реальности (в том числе и «Картины мира»): мы имеем право говорить только о большем или меньшем соответствии интерпретации нашему практическому опыту. И он охватывает лишь некоторый ограниченный круг явлений, а за его пределами лежит море не познанного, если уместно говорить о его познаваемости. Там, за пределами этого круга, лежит царство веры или гипотез, что, в общем, одно и то же. И то, что лежит за пределами «круга познанного» (наверное, точнее, «круга познаваемости»), уже является не наукой, а в лучшем случае – метанаукой. Но без этой веры, гипотез или гениальных прозрений наука развиваться не может! Таков парадокс!

Итак, в Универсуме есть некоторая область, которая оказалась доступной современному практическому опыту, и, опираясь на него, человек формирует в ней свои интерпретации. Их использование, в принципе, может позволить ему упрочить собственный гомеостаз, [6] то есть сделать более стабильным его существование в составе биосферы. Или, проще, решать проблемы обеспечения собственного существования.

Вот почему утверждать о чем-то, что это «так и есть на самом деле», надо с крайней осторожностью. А еще лучше вообще не употреблять подобного выражения. Вот почему в истории о споре Галилея, который говорил о гипотезе Коперника, что «так и есть на самом деле» (вспомним его знаменитые слова, произнесенные после суда: «А все-таки она вертится!»), и кардинала Беллармино, который представлял точку зрения церкви, с его осторожным утверждением о том, что благодаря Копернику мы получили лишь более простую и правдоподобную схему движения планет, позволяющую легко предсказывать их положение, мои симпатии целиком на стороне Беллармино. Да, утверждение идей коперниканской революции в сознании людей – величайший шаг в эволюции познания: это утверждение простоты интерпретации на пути познания сложности. Но не больше!

6

Гомеостаз (греч. – подобный + состояние) – свойство системы (организма) поддерживать свои параметры и функции в определенном диапазоне, основанное на устойчивости внутренней среды по отношению к внешним воздействиям.

Точно также я избегаю употребления термина «абсолютная истина» как синонима реальности и ни о каком приближении к ней по мере увеличения наших знаний говорить считаю неправомерным, ибо за ограниченным кругом познанного всегда будет безграничный мир непознанного, а приблизиться к бесконечному, увы, невозможно. Конечно, утверждение безграничности мира непознанного – это еще одно эмпирическое обобщение, и конечно оно субъективно, поскольку отвечает моему представлению о «реальности»… Поэтому такое утверждение – это не столько эмпирическое обобщение, сколько гипотеза, элемент моей веры! Но я уже говорил о том, что у каждого, занимающегося физикой, есть своя «метафизика», помогающая ему продвинуть границу познанного в область непознанного.

В результате изучения эмпирических обобщений рождается представление о закономерностях Природы. И они уже не зависят от эмоций и мыслей человека, и мы имеем право верить, что они существуют независимо от человека, и на этом основании опираться на них в практической деятельности.

Здесь необходимо сделать довольно пространное примечание.

Примечание. Вопросы, о которых шла речь в этом разделе, относятся к самым сокровенным проблемам науки и возможности познания окружающего мира. Еще в XIX веке здесь царствовали представления, которые принято называть лапласовским детерминизмом. Их суть заключается в том, что, если бы некому «абсолютному разуму» было доступно знание о состоянии всего мира в данный момент и он располагал бы неограниченными вычислительными возможностями, то он был бы способен на основе этой информации не только восстановить всё, что было раньше, всё прошлое, но и предсказать развитие всех событий в будущем. В настоящее время от такого упрощенного представления отказались, и современных физиков условно можно разделить на конструктивистов и реалистов. Первое течение связывают с именем Эрнста Маха, который считал, что в Природе не существует иной реальности, кроме наших ощущений, а ученые лишь конструируют модели, удобные для понимания и использования. Реалисты, позиция которых была впервые сформулирована Максом Планком, полагают, что познание направлено на открытие того, что существует в Природе. И добавлю: изложение своих представлений в форме проверяемых интерпретаций.

Моя позиция ближе к позициям реалистов. Каждая интерпретация, согласованная с опытом, – это открытие ранее неизвестного и ключ к решению задач, возникающих в практической деятельности человека. Но это еще не «то, что есть на самом деле»! И вопрос «Как на самом деле?» мне представляется лишенным научного смысла. Трудности открытия осложняются еще и тем, что по существу взаимодействуют три разных мира: микромир – мир элементарных частиц, макромир (его иногда называют мезомиром) и мегамир – мир галактик, Вселенной. А человек может мыслить лишь категориями макромира, и в этом, может быть, и состоит основная трудность постижения сложности. Тем не менее, по мере необходимости человек справляется с построением интерпретаций в той сфере, где его мышление категориями макромира, казалось бы, должно отказывать! Развитие ядерной физики и ее технических приложений тому пример.

4. Сущность современного рационализма

Понятия «субъект», «объект», «исследование» являются понятиями совершенно нетривиальными и требуют пояснений, прежде чем начать оперировать ими. Еще одним важнейшим эмпирическим обобщением, которое не противоречит нашему опыту, является представление о «реальности», или Универсуме как о некоторой Системе. Последнее понятие я буду использовать в самом примитивном смысле – как совокупность связанных, то есть взаимозависимых элементов. Любых!

Принцип системности совершенно тривиален, ибо все элементы Универсума связаны между собой некоторыми силами взаимодействия, например, силами гравитации. Но из этого постулата следует, в частности: то, что может быть познано, наблюдаемо человеком, не может не принадлежать системе, ибо познание может произойти только через взаимодействие, а наблюдатель тоже принадлежит системе. Всё, что может лежать вне границ системы, ни при каких обстоятельствах познано наблюдателем (человеком) быть не может! И у нас нет никакой эмпирической основы утверждать что-либо о существовании чего-либо вне системы. Повторю: не имеем права утверждать что-либо о существовании чего-либо вне системы! Но сказанное вовсе не означает, что человек в состоянии познать все особенности системы.

При всей своей тривиальности сформулированный принцип (или постулат) имеет совершенно нетривиальные следствия. Они связаны с тем, что наблюдатель, субъект, наблюдая некоторый элемент системы, определенным образом с ним взаимодействует. Значит, действия наблюдателя влияют не только непосредственно на объект наблюдения, но и на систему в целом и изменяют тем самым и состояние объекта наблюдения, который является частью системы. Мы оказываемся вроде бы внутри некоторого порочного круга. Ибо неизбежно возникает мысль о том, что же в описанной ситуации означает наблюдение, каков его смысл? Может ли быть наблюдение в этих условиях «полезно» наблюдателю?

И выход из этого круга один: признание субъективности наблюдателя и представление о наблюдении как о некотором действии наблюдателя в своих собственных интересах. Вместе с подобным утверждением теряет смысл само понятие об «абсолютном наблюдателе». Если принять такую точку зрения, то всё становится на свое место, и можно сформулировать «тезис о наблюдении». Я его формулирую следующим образом: если существует интервал времени, в течение которого изменения свойств объекта исследования, происшедшие вследствие акта наблюдения, не существенны для наблюдателя, с его точки зрения, то это и будет означать возможность выделения и наблюдаемого объекта, и самого наблюдателя из системы (на это время!). Именно так мы и представляем себе законы Природы и их независимость от нашего сознания.

Современный рационализм тем и отличается от классического рационализма эпохи Просвещения, что «реальный наблюдатель» далеко не всегда похож на энтомолога, изучающего бабочку под увеличительным стеклом. Современный рационализм фиксирует внимание исследователя на том факте, что существуют ситуации, когда отделить наблюдающего субъекта от объекта наблюдения невозможно в принципе. Физика микромира дает нам для такого утверждения множество примеров. Но ниже будет показано, что последнее имеет место также и на макроуровне (точнее, на мезоуровне, в котором живет наблюдатель), особенно тогда, когда речь идет о явлениях, протекающих в обществе.

Но если подобное выделение возможно, то мы уже имеем право говорить о наблюдении субъекта, то есть наблюдателя, получающего на основании взаимодействия с объектом наблюдения определенные сведения о поведении объекта, сведения, не только необходимые наблюдателю, но кроме того в форме, удобной для наблюдателя, например, световой, вкусовой и т. д.

В классическом рационализме основу методологии изучения тех или иных систем составлял метод редукционизма, сводящий, как обычно принято считать, изучение системы к исследованию свойств отдельных ее элементов. Несмотря на огромную эвристическую ценность этого метода, он недостаточен для изучения реальности (то есть для изучения достаточно сложных ее интерпретаций): система может обладать свойствами, не выводимыми из свойств ее составляющих. Например, это можно сказать о свойствах мозга, его способности познания. Она не может быть сведена к изучению отдельных нейронов. Другими словами, система может обладать своими, «системными» свойствами.