Untitled.FR11

– Этих несчастных восстановят, освежат им кровь и вновь вернут сюда. И они снова начнут предаваться веселью, как будто с ними ничего не случилось. Жизнь их коротка, и лотос крепко держит их в своих объятиях, - прокомментировал Соз­датель.

На самой верхушке лотоса в кадках росли деревья, люди рвали с них листья и жевали, тут же засыпая. Некоторые перемалывали зубами листья с веток, которые они носили из соседней чащи, половина из них тоже спала, другая половина за­нималась заготовкой.

– Это лотофаги, - продолжал старец, - поедатели дурманящих веществ, плен­ники лотоса, чудовищного цветка, дающего наслаждение в обмен на здоровье и жизнь. У тех, кто выбирает наслажденье, жизнь коротка, как коротко и наслаж­денье. Дальше - кромешная боль, болезни, тёмные провалы безнадёжности. Эти люди выбирают короткий миг наслаждения в обмен на долгую жизнь.

В моём бизнес-плане создания человека была заложена одна главенствующая установка: задача действия. В непрестанном труде и заботах - полная, закончен­ная и осмысленная жизнь существа, наделённого Волей. Где же кроется ошибка, почему человек идёт наперекор Воле и добровольно отказывается от жизни? Поче­му теряет желание преодолевать соблазны окружающего мира и свои слабости?

Говоря это, Создатель смотрел на единственную женщину. От её строгой кра­соты веяло холодом, пронзительные глаза стального цвета неотрывно обозревали лотос, над прямым носом на лбу залегала глубокая складка. Конечно же, она по­нимала: Творец знает все ответы на поставленные им вопросы. Просто он хочет выслушать ту, которую отвергли все эти несчастные люди.

– Великий!
– незамедлительно отозвалась Воля.
– Ваши помыслы глубоки и непостижимы. Иначе на Земле не появились бы Эпикур, провозгласивший на­слаждения целью жизни, затем Поль Сартр, создавший целую теорию бытия среди удовольствий и ради удовольствий. Может быть, в программу Человека стоило вложить только «задачу действия»? В таком случае уже к этому времени лик Земли был бы перестроен.

– Прекрасно! Значит, отвечать на мои вопросы опять придётся мне самому. Возможно, такое положение сложилось из-за того, что я мало делился с вами сво­ими замыслами. Теперь будет по-другому.

Из соседней рощи раздался душераздирающий женский крик, и тут же стало вновь тихо. Было слышно, как шумит вода, стекающая со скал в озеро.

– Вы слышали древнюю человеческую поговорку: «Вино придумали боги, что­бы смертные нашли в нём забвение»? Воля забывает, что человек не строительная машина. Часть своей жизни он живёт в грёзах, мечтах, надеждах. Вино помогает ему в трудном пути, частично примиряет его с вечно враждебным миром, который он рано или поздно покинет. Я дал ему возможность выбора, возможность наслаж­даться жизнью для того, чтобы мысли о смерти не преследовали его постоянно . Большинство из людей, в ком состоялись Долг и Воля, имеют возможность опья­няться самой жизнью, теми свершениями, которые они претворяют в жизнь.

Создатель глянул на мужчину, одетого в подобие римской туники, - его худые ноги с выступающими венами выглядывали из-под короткого, лёгкого одеяния. Голову, увенчанную полукружьем лысины, Долг наклонил над карманным ком­пьютером, куда записывал то, что говорил Творец.

– Некоторым моим подданным в чувстве долга не откажешь, - улыбнулся ста­рец собственной шутке, - но не мешало бы внедрить это глубокое понятие в каж­дую человеческую особь. Настало время видоизменить это свойство, расширить его суть. Чувство долга перед обществом и государством в обмен на добротную крышу над головой и увесистый кусок пирога устраивают меня меньше, чем это было в прошлом. Надо менять приоритеты. Исподволь, постепенно на первые ме­ста должен выйти долг перед самим собой, семьёй и своими близкими. Как это ни странно, но государства и нации при этом ничего не теряют, наоборот, их идея становится ярче, привлекательнее. Бесспорно, что мои опыты, которые я провожу здесь, должны предвосхитить будущую ситуацию на Земле.

Преодолевая тяжелейшие ситуации, голод, войны, человек становится орга­низованнее, сильнее. И наоборот, чем лучше и устроеннее становится жизнь, тем больше и больше его тянет к наслаждениям. Если бы он в полной мере знал мой замысел, то стал бы строго дозировать удовольствия, чтобы продлить себе жизнь.

Человек должен переступить через себя, через своё прошлое на пути к со­вершенству. Впрочем, многие осознают, что они борцы, что они созданы, чтобы преодолевать! Лотофагами становятся слабейшие, и это часть моего плана, куда входят механизмы искусственного отбора.

Долг поднял свои глаза на высохшем от изнуряющей диеты лице и внимал старцу. Ему стало понятно, зачем он был приглашён на эту прогулку. Меж тем старец, после небольшой паузы, продолжал:

– Осознание Великого Долга перед собственной жизнью вместе с Волей к свершениям - способны творить чудеса! Поэтому перед входом в страну Лото- фагию у меня нет надписи, подобной преддверию Дантова ада: «Оставь надежду всяк сюда входящий!». Каждому заблудшему оставлена возможность вернуться к жизни.

А теперь мы прошествуем с вами в другую лабораторию, туда, где не прекра­щаются усилия мускулов, ума и воли. Сами люди говорят: «Труд создал челове­ка». И они правы. Тогда чем же занимался всё это время я сам?

Творец засмеялся своим негромким смехом и простёр правую руку вперёд, туда, где среди плакучих ив виделись небольшие ворота со скромной надписью «Добро пожаловать!».

Глава 3

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!

Иван Петрович Марчуков осторожно преодолел несколько заметённых снегом ступенек, спускаясь вниз с драгоценной ношей в руках. Он усадил в сани жену, передал ей свёрток из тёплого одеяла, потом накрыл женщину и ребёнка большим овчинным тулупом.

Кобыла нетерпеливо скребла копытом снег. Марчуков освободил её от попо­ны, сел в сани и тронул вожжи:

– Но, милая!

Серая в яблоках лошадь, прижимая уши от налетевшего ветра, вытянула шею и зашагала, постепенно ускоряя ход. Иван любил эту лошадь за особенную дели­катность, она никогда не показывала характер, как, например, своенравная Ар­гентина. Сегодня он отказался от услуг конюха Ускова, обычно повсюду сопро­вождавшего своего начальника.

Дорога домой кажется короче, да и животное идёт резвее. Следы саней на на­катанной дороге уже почти замело, и Марчуков, поглядывая на редкую лесополо­су, посаженную вдоль дороги, заметил, что стало смеркаться. Главное миновать засветло лесистую местность, шли разговоры, что здесь объявились волки. При этой мысли Иван оглянулся на женщину: она, склонившись над ребёнком, чему- то улыбалась, но, словно почувствовав взгляд мужа, подняла голову, её поблед­невшее лицо светилось счастьем.

Кончилась лесополоса, и они въехали в мелкий перелесок. За кустами ракит­ника начинался овраг, и откуда-то с той стороны, где среди редких деревьев снег был глубок, раздался вой волка. Резеда рванула вперёд с удвоенной прытью, Иван засунул руку за пазуху, нащупывая семизарядный наган.

Снег продолжал падать, ветер закручивал снежные змейки под копытами ло­шади, швырял в лицо: более чем на десять метров уже ничего не было видно впе­реди - Резеда угадывала дорогу только одной ей известным способом.

– Ваня! Смотри!
– крикнула женщина.

Марчуков повернул голову и увидел волка. Он бежал по санному следу разме­ренно, не торопясь, не стараясь сократить дистанцию. Скорее всего, ждал, когда подоспеют остальные. А может, собратья пустились наперерез и встретят их там, где дорога делала поворот? У Ивана внутри похолодело, он уже пожалел, что не взял с собой конюха с ружьём.

Марчуков передал вожжи жене и, достав револьвер, стал дуть на пальцы. Про­махнуться было непростительно: этот серый должен упасть с первого выстрела, тогда остальным отобьёт охоту. Он лёг на сани и прицелился в тёмное пятно, двигающееся за ними. Выстрел прозвучал сухой, хлёсткий. Иван услышал повиз­гивание: так скулит собака, которую ударили. Пятно исчезло. Марчуков вздохнул с облегчением и снова взялся за вожжи.