Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997

Лучшим шансом было искать мир и примирение, в результате чего буры потеряли бы свою независимость, но получали бы место в Британской империи и господство над чернокожими. Это могло оказаться приемлемым для изможденных бюргеров, которых изматывали и африканцы. Повстанцев беспокоили семьи в лагерях и в вельде, огромная нехватка лошадей, боеприпасов, питания и одежды. Многие были вынуждены носить одежду, сшитую из мешков, одеял, занавесок и скатертей, а также из шкур оленя, леопарда, обезьяны или овцы. Тех, кто надевал украденную британскую форму, стреляли на месте. Комментируя потрепанный вид и ужасающее состояние своего подразделения, сам де ла Рей признавал, что люди дошли до горького конца.

Условия заключения мира разрабатывались в большом шатре в Вереенигинге, небольшом городке к югу от Йоханнесбурга. Это произошло в мае 1902 г., сразу же после кончины Родса. (Его последние слова стали знаменитыми: «Сколько еще нужно сделать, как мало сделано!» [1334] Но циники спрашивали, что он надеялся получить, умирая на этом этапе, и предполагали, что на самом деле он сказал: «Так много убили, так мало осталось, чтобы убивать!»

Было достигнуто соглашение, что буры станут подданными нового короля Эдуарда VII, а вскоре, как канадцы и австралийцы, обретут самоуправление. Они также получат амнистию и 3 миллиона фунтов стерлингов на восстановление своей разгромленной территории.

1334

Stead, «Last Will», 184.

Милнер хотел поторговаться, но Чемберлен это пресек, указав: война стоила миллион фунтов стерлингов в неделю. Вопрос о предоставлении африканцам права на голосование был отложен до тех пор, пока Трансвааль и Оранжевая республика не получат независимость.

Чемберлен обещал «не покупать позорный мир» за счет «цветного населения» [1335] , но Милнер в частной беседе отмечал: «Чтобы выиграть игру в Южной Африке, вам нужно лишь абсолютно пожертвовать "ниггером"» [1336] .

1335

I.R.Smith, «The Origins of the South African War, 1899-1902» (1996), 10.

1336

Pakenham, «BoerWar», 563 и 119.

Но британские либералы пытались защищать «африканские интересы» [1337] . Однако африканцы оказались первыми жертвами урегулирования вопроса в Вереенигинге, поскольку подверглись системе сегрегации, которая в конце концов трансформировалась в полный апартеид.

Больше всего выиграл Китченер. Парламент дал ему грант в размере 50 000 фунтов стерлингов, которые он тут же инвестировал в «золотые» акции. Будущий министр вернулся в Англию с триумфом, привезя с собой массу трофеев, включая статуи Крюгеpa и других лидеров буров в реальную величину, которые забрал с площадей в Блумфонтейне и Претории. Китченер планировал поставить их в своем парке, но Министерство по делам колоний заставило его послать их назад, в Южную Африку.

1337

R.Hyam, «British Imperial Policy and South Africa 1901—10» в P.Warwick (ред.), «The South African War» (1980), 376.

В течение следующих нескольких лет самые ценные памятники англо-бурской войны распространились по всей Британии. Например, в Эксетере появилась конная статуя Буллера с надписью «Он спас Наталь».

Примерно девятьсот монументов, предвестники эпидемии памяти, которая началась после 1918 г., были воздвигнуты в честь двадцати тысяч патриотов, которые отдали жизни, обороняя страну, империю и цивилизацию. Лапидарные надписи, судя по всему, выражали общую точку зрения в доминионах. Там многие верили: кровь мучеников англо-бурской войны была зерном и колониальной государственности, и имперской консолидации.

В те времена это, бесспорно, являлось противоречием в терминах. В Великобритании победу приветствовали, как отмщение просвещенных британцев бурскому мракобесию. Даже радикальное Фабианское общество приветствовало результат этой «совершенно несправедливой, но совершенно необходимой» [1338] войны, приняв «экстра-ультра-гипер-империалистический» [1339] манифест Бернарда Шоу. В нем объявлялось, что Британская империя является наибольшим приближением к мировому правительству, ей следует управлять отсталыми обществами в интересах прогресса.

1338

G.H.L. Le May, «British Supremacy in South Africa 1899-1907» (Oxford, 1965), 29.

1339

R.Kruger, «Good-bye Dolly Gray» (1959), 371.

Это была классическая идея, которая с подходящими вариациями имела (и до сих пор имеет) своих сторонников в США. Несмотря на широко распространенное сочувствие американцев к бурам, которое частично разделял Теодор Рузвельт (а полностью — его кузен Франклин), президент полностью верил в англо-саксонскую цивилизующую миссию и считал «пользой для человечества то, что на английском языке говорят к югу от Замбези» [1340] .

Рузвельт считал буров такими же средневековыми, как и испанцев, в борьбе против которых Джон Булль оказал Дяде Сэму тепло оцененную моральную поддержку в 1898 г. Поэтому, учитывая американские деловые и стратегические интересы, он ответил взаимностью, даже тайно предоставив детективов из агентства Пинкертона, чтобы выяснить информацию о сотрудничестве ирландцев и буров.

1340

W.N.Tilchin, «The United States and the Boer War» в «The International Impact of the BoerWar», ред. K.Wilson (Chesham, 2001), 110.

Другие великие державы, хотя их население в подавляющем большинстве негодовало из-за того, что лев терзал шпрингбока (антилопу-прыгуна), сопротивлялись искушению вмешаться. Это было безоговорочное отдание должного силе Британии, которая действительно возросла — отчасти, благодаря дальнейшей имперской интеграции в вопросах обороны и торговли. Несмотря на худшие поражения в крупнейшей войне, которую вела страна после Ватерлоо, как объявила «Нэшнл ревью», «ни один иностранец не мог описать Британскую империю, как колосса на глиняных ногах» [1341] .

1341

«National Review», 203 (январь 1900 г.), 670.

Однако образ Колосса был осквернен бурской кровью. Концентрационные лагеря шокировали мир, намекая на нравственную гибель империи. Решив, что «небеса были против нас», сам Черчилль на короткое время «потерял веру в империю» [1342] во время «этой отвратительной войны — несчастливой и полной дурных предзнаменований в начале, бесславной в своем ходе, жестокой и ужасной в конце» [1343] .

Но вред характеру империи, как бастиону свободы и честной игры, оказался длительным. Нацистская Германия оправдывала свои концентрационные лагеря, называя их британским изобретением.

1342

«Review of Reviews», XXI (январь 1900 г.), 11.

1343

J.A.Smith, «John Buchan» (1965), 110.

Южноафриканские лагеря оставили несмываемое наследие горечи. Они наполнили национализм африканеров ненавистью, как великое переселение наполнило гордостью. Подавление «врезалось в саму душу бурского народа» [1344] , который во все большей степени склонялся к отождествлению себя с детьми Израиля, очистившимися страданиями, словно огнем [1345] .

Воспоминания о лагерях мешали примирению на протяжении нескольких поколений после того, как Британия предоставила двум республикам независимость и в 1910 г. сформировала Южноафриканский Союз.

1344

G.B. Pyrah, «Imperial Policy and South Africa 1902-1910» (Oxford, 1955), 249.

1345

I.Hexham, «Afrikaner Nationalism 1902-14» в Warwick (ред.), «South African War», 391.

В других доминионах, где часть очевидно спонтанного энтузиазма к войне являлась продуктом пропаганды, вера в империю пошатнулась. Сообщества поселенцев за рубежом были всегда склонны думать, что она основана на эксплуатации. И ничто в большей мере это не подтверждало, чем послевоенное санкционирование Милнером труда китайцев в Рэнде на основе кабальных договоров. Его широко клеймили, называя рабством. Казалось, Милнер подтверждал: южноафриканский конфликт был «колоссальным обманом», придуманным «жаждущими крови культиваторами денег». Эти действия оказались далеки от обороны империи, «это была война эксплуататоров, война за дешевую рабочую силу» [1346] .

1346

Porter, «Critics of Empire», 293.