Упавшие как-то раз

— Слежка? — нахмурился Юлий.

— Эфирь считает, что здесь мы подвергаемся опасности.

Король печально улыбнулся.

— Верная Эсфирь! Они с Рифатом никогда меня не бросали. Когда я только вступил на трон, они всячески меня поддерживали. А однажды Рифат даже спрятал меня во временном коридоре.

— Как? — воскликнула я. — И вы тоже? Вы тоже бывали в коридоре?

— А то как же! — рассмеялся Юлий. — Мало кто о нем знает. Но вы, я вижу, осведомлены хорошо.

— Пришлось проторчать там два дня, чтобы меня не прикончил Фарид, — призналась я.

— Фарид? — переспросил Юлий. — Главарь бандитской шайки? Как тебя угораздило, Жюли?

— Так ведь он за власть борется и только и мечтает, как бы вас с дороги убрать!

— Я догадывался об этом. Но как далеко он зашел?

Тут настала пора рассказать о Ранэле и его грязных делишках.

— На ближайшем дворцовом мероприятии в вашей летней резиденции Агент Катастроф собирается устроить… — я замялась, — катастрофу. Его наняли, чтобы он вас убрал. В самые сжатые сроки.

— Неужели здесь замешаны даже братья Мадэн!

Казалось, Юлия новость ничуть не огорошила. Он как будто веселился. Отправив шар в лузу изящным ударом кия, он обратился ко мне с просьбой не уезжать.

— Останьтесь здесь до весны. Поскольку вы заботитесь обо мне, я хочу позаботиться о вас. Перебирайтесь с Эсфирью во дворец, обеспечу вас всем необходимым. Мне одному, среди молчунов-слуг, — признался он, — невыразимо скучно.

* * *

— Эсфирь! — возвестила я с порога. — Мы переезжаем! Отгадай куда!

— М-м-м-м… — раздался из комнаты страдальческий стон. Как? Неужели до сих пор не прошло?!

Вбежав в номер, я застала Эсфирь всё в той же позе, только теперь уже на диване.

— Дико болит живот, — пожаловалась она. — А ведь за эликсир немало было уплачено. Попадись мне эта торговка!

Одна половина лица у Эсфири покраснела и распухла. Волосы с правой стороны порыжели и завились, а с левой были по-прежнему черными и блестящими. С телом тоже творилось явно что-то не то. Разной длины руки, разного размера ноги. Было за что убить торговку зельями.

Я забегала по комнате.

— Через час Юлий вышлет за нами карету. А ты в таком виде. Что же делать?

— К-карету? — Эсфирь подняла на меня глаза. Правый глаз — водянистый и невыразительный, зато левый словно углем вычерчен.

— Юлий просил остаться до весны в Пышнолистном. Надеюсь, ты не против?

— Мне нужно к Рифату! — крикнула Эсфирь и вновь схватилась за живот.

— Для начала мы тебя вылечим. Думаю, для королевского лекаря это будет пара пустяков.

Заселившись в гостиницу, мы даже не успели распаковать вещи, поэтому сборы не заняли много времени. Поджидая карету, я в бессилии наблюдала за мучениями Эсфири. Тогда я впервые пожалела, что не стала врачом, хотя когда-то у меня была такая возможность.

Карета доставила нас во дворец в мгновение ока, и Юлий первым же делом распорядился, чтобы Эсфирь отвели в палату.

— Пока ее лечат, осмотрись здесь, как следует, и выбери комнату по душе, — предложил король. Как будто бы при первом визите я, как следует, не осмотрелась.

Я была готова к любым разочарованиям. Если уж тронный зал с выщербленными стенами выглядел так, словно по нему прокатилось колесо войны, то чего ожидать от комнат? И да, что там король говорил о комнатах?

Ни одной комнаты во дворце не оказалось. Зато оказалось множество просторных залов. В отличие от королевских «апартаментов», там было на что взглянуть. В первом зале, напротив широкого окна, стоял беленький чистенький телескоп. Во втором красовался — тоже белый — рояль. Третий зал уж точно облюбовала бы какая-нибудь модница — столько там было зеркал и вешалок с нарядами. А за дверью четвертого зала обнаружилась зеленая площадка для мини-гольфа с искусственной травой и целым арсеналом клюшек. Интересно, где поселится Эсфирь? И захочет ли она жить со мной в одном зале?

Эсфирь привели спустя два часа, бледную, ослабленную. Она сразу же повалилась на мою кровать.

— Полежу тут, ладно?

Я не возражала. Главное, что теперь всё в Эсфири вернулось на свои места: два угольно-черных глаза, черные волосы без намека на рыжину. И руки с ногами положенной длины.

— Не хочу уезжать, — сказала я, сев на краешек кровати. — В Вечнозеленом меня поджидает Фарид с шайкой головорезов. А Пуаро уж как-нибудь сам справится. В крайнем случае, его будет подкармливать Арчи.

— Ты слишком строга с ним, — прошелестела Эсфирь.

— С кем? С этим негодным псом?

— Нет, с Арчи. Он, может, и строит из себя пижона, да только это всё напускное. У Арчи светлая душа.

— Пойду, что ли, на рояле поиграю, — сказала я. Не нравятся мне разговоры о чужих душах, что поделать?

Сев за рояль, стала наигрывать мотивчик, запомнившийся еще с музыкальной школы.

Полное выздоровление наступило лишь через три дня, а до этих пор Эсфирь провалялась в постели и почти ничего не ела. Головная боль и частые мышечные судороги мешали ей спать. Иногда ночью у нее поднималась температура, и я вскакивала, чтобы помочь сбить жар. В общем, одно я уяснила определенно: отравиться зельем перевоплощения — это вам не прошлогодние консервы съесть.

Глава 13. Адель и рукавицы

Наши с Эсфирью прогулки по городу Пышнолистному оказались плодотворны. Мы глазели на мраморные фонтаны и местные достопримечательности, облазили музей Простого Искусства и познакомились с некоторыми интересными личностями. Самой примечательной из них была Адель.

Одним искрящимся морозным днем я заметила ее на улице — за ней грациозно двигалась процессия в виде одной-единственной кошки. Эта серая полосатая кошка и Адель были неразлучны, прямо как когда-то мы с Пуаро.

— Погляди, — шепнула мне Эсфирь. — Что она делает?

— А что такого? — удивилась я.

Адель раздавала нищим варежки. А еще шапки и шарфы.

— Бедняжка Адель. Никому-то она не нужна, — пробормотала рядом со мной интеллигентная пожилая дама, завернутая, как букет увядших роз в бумагу, в плотную шерстяную шаль. Когда я обернулась, старушка уже ковыляла прочь.

«И как это Адель может быть ненужной? — подумалось мне. — Вон, сколько людей нуждается в ее заботе!»

На площади, возле солидного здания городской оперы, собралась, наверное, вся беднота. Мы с Эсфирью медленно шли за Аделью и видели, как мало-помалу тощает ее битком набитая сумка. Из сумки появлялись то рукавицы, то шапки — и перекочевывали в руки к стучащим зубами старикам и старухам. Адели в ноги кланялись пьянчуги с испитыми лицами и уличные художники, которые зимой едва сводили концы с концами. Ее дергали за пальто чумазые детишки. Кошка на них шипела и угрожающе выгибала спину дугой.