Упрямица

– Клянусь, наша умница «Звезда» наверняка чув­ствует, что снова возвращается к морю! – воскликнул Джеффри Литтон, стоявший у штурвала.

– И замечательно, – откликнулся Эван Флетчер, принесший коротышке из Уэльса кружку дымящегося кофе. – Я уже сыт по горло этими мелями и вонью от плавающих отбросов! Что мне по душе, так это чистые, прозрачные воды моря!

– Мы скоро будем дома, дружище, – мечтательно произнес Джеффри, набивая трубку. – Я уже соску­чился…

– А что ты на этот раз везешь в подарок своей старушке? – усмехнулся Эван. – Надеюсь, не триппер?

Джеффри добродушно ухмыльнулся и закурил.

– С этим мы разберемся с ней сами, парень. Эван хохотнул и удалился, тихонько насвистывая.

Он не мог быть счастливее, чем сейчас, несмотря на свой прославленный пессимизм: Дмитрий и капитан сно­ва были на борту, мисс Рэйвен вновь украшала палубу своим присутствием, а «Звезда Востока» направлялась к морю, где ей и полагалось находиться. Правда, капитан, как ступил на борт, ходит мрачнее тучи, но это несущес­твенная мелочь. Отойдет! Однако и мисс Рэйвен тоже теперь редко улыбалась и выглядела временами очень грустной, так что даже бывалые морские волки вздыхали и качали головой. Эван и сам временами чуть не плакал от жалости, глядя на нее. Сколько бедняжке пришлось перенести! Дмитрий рассказывал, что они стали очевид­цами того, как разграбили и подожгли ханапурский гарнизон, убили Филиппа Бэрренкорта и его партнера по махинациям майора Томаса Вайандотта. Так что вполне понятно, что это не прошло бесследно. Но Эван был уверен, что время залечит душевные раны мисс Рэйвен, а море сделает то же доброе дело с капитаном. Потому что таков закон жизни.

Примерно так же рассуждал и Дмитрий, на долю ко­торого выпала незавидная участь работать в тесном кон­такте с капитаном, к которому все даже боялись подойти. Он не содрогался от приступов черной меланхолии Шар­ля, а терпеливо вынюхивал, что стало причиной мрачности друга, не обращая внимания на яростные всплески его темперамента. Что-то ведь крылось за всем этим?

Поднявшись на верхнюю палубу сразу после завтра­ка, Рэйвен оперлась на перила и задумалась. Все ее вещи пропали, кроме платья с лимонной отделкой. В нем она теперь и ходила. Впрочем, какое это имеет значение, если Шарль даже не замечает ее, а значит, его любовь к ней умерла. Эта мысль причинила невыносимую боль, и она закусила губу, чтобы не расплакаться. Хватит с нее слез по ночам, когда никто не слышал ее сдавленных рыданий! Во время сумасшедшей скачки до Лахора, что­бы захватить Дэнни, и нескольких дней безумного гало­пирования до Хасангея она приходила в себя от шока и молчала. Лишь позже, начав наконец замечать происхо­дящее вокруг, Рэйвен была поставлена перед фактом, что мужчина, которого она боготворила и который со­ставлял смысл ее жизни, был лишь вежлив с ней, не более того, и предпочитал проводить свободное время либо в одиночестве, либо с Дмитрием. Рэйвен физичес­ки ощущала, как он замыкался в ее присутствии, и это ранило ее больше, чем что бы то ни было, поскольку убеждало в том, что она, вероятно, совершила нечто, уничтожившее любовь Шарля.

– Тсс, тсс, малышка, что это за глупости? – раз­дался рядом бархатный бас Дмитрия. – Снова плачешь? Фи, малышка, куда только подевалось ваше мужество? Мы же улизнули от этих кровожадных бандитов, не так ли? И все целы и невредимы… Так это причина для ве­селья, а не для траура.

– Пожалуйста, Дмитрий, я бы хотела побыть одна…

– Ха! Я столько раз за прошедшие недели слышал эти слова, что скоро сойду с ума! По крайней мере вы, моя драгоценная, хотя бы вежливы, не то что этот невос­питанный грубиян и упрямец Шарль.

– О Дмитрий! А… что… тревожит капитана? Что… я сделала, что он вдруг возненавидел меня?

Дмитрий всплеснул руками.

– Возненавидел? Чушь! Только не изводите себя понапрасну, малышка. Это не вас Шарль презирает, а себя! Себя, понимаете? – Не обращая внимания на не­доверчивое выражение, появившееся на лице Рэйвен, он добавил: – Я точно это знаю, и это недоразумение про­сто необходимо исправить.

– Вы сами не знаете, что говорите, Дмитрий.

– Я? Да вы подумайте, малышка! Представьте себя на месте этого невыносимого гордеца, к тому же всегда прекрасно знающего, чего он хочет. А теперь рассудите: какое же он должен испытывать презрение к собственной персоне, если из-за его идиотской слепоты он чуть не отдал женщину, которую любит, в жены подонку Филип­пу Бэрренкорту! Хуже того, когда она попыталась все объяснить ему и умоляла о помощи, он в своей непомер­ной гордыне даже не выслушал ее! Это само по себе при­чинило ей немало страданий! Не забудьте и то, что Филипп зверски избил бедняжку и она могла погибнуть от рук мстительных сикхов!

Рэйвен по-прежнему недоверчиво смотрела на Дмит­рия своими огромными глазищами. Решив, что говорил недостаточно убедительно, Дмитрий поспешил добавить:

– Я уверен, малышка: капитан убежден, что и вы презираете его. В конце концов как можно сказать чело­веку, чью жизнь ты своей дурацкой гордостью поставил под угрозу, банальное «мне очень жаль»?

– Как бы мне хотелось поверить вам, Дмитрий. Вы уверяете, что он по-прежнему меня любит. Но Шарль никогда не говорит мне об этом. Тогда какое все это имеет значение? Скоро я возвращусь в Англию и выйду замуж за сквайра Блэкберна.

Она разрыдалась и убежала к себе в каюту. Дмитрий проводил ее взглядом и сокрушенно вздохнул:

– Чума побери этих англичан с их понятиями! Как могут честь, долг и гордость быть важнее, чем любовь?

Оказавшись в каюте, Рэйвен усилием воли подавила рыдания. Мысль о том, что Шарль может в любую мину­ту пройти мимо, чтобы принять вахту, заставила ее смол­кнуть. Как бы она хотела, чтобы слова Дмитрия оказались правдой! Но даже если и так, она боялась открыть ему душу – боялась быть снова отвергнутой.

Возможно, позже, когда ужасы прошедших дней за­будутся и исчезнут синяки, обезобразившие ее тело, она почувствует себя сильнее и скажет ему о своей любви. Но в груди ее царила безнадежность. Какая разница, откроет она душу Шарлю или нет? Даже если он любит её, все равно в его жизни нет места для женщины, мечтавшей о тихой жизни в Корнуолле и любившей свой Нортхэд. Скоро его корабль отправится в новое плавание. Возможно, Шарль продолжит поиски легендарного «Кохинора». Нет, в его жизни нет места для Рэйвен.

Слезы снова закапали из ее глаз. Она вытерла их и велела себе не забивать голову несбыточными мечтами. Все равно у них с Шарлем нет необходимых пятидесяти тысяч.

– Мисс Рэйвен!

Открыв дверь каюты, Рэйвен увидела Эвана Флетчера. Если стюард и заметил, что она плакала, он не под­ал и виду.

– Я зашел напомнить вам, что капитан устраивает сегодня прием. Мне почему-то подумалось, что вы могли и забыть об этом.

– Действительно забыла, – растерянно проговори­ла Рэйвен.

– Мы уже причалим к тому времени, и я лично отправлюсь на берег, чтобы закупить что-нибудь для ужина. Клянусь, я приготовлю отменнейший ужин. А сейчас дай­те-ка мне то платье, которое вы собираетесь надеть на вечер.

– Я бы и рада, мистер Флетчер, но то, что на мне… это и есть весь мой гардероб.

Эван с сочувствием оглядел платье, отлично подхо­дившее к ее чудесным волосам. Однако для торжествен­ного ужина требовалось нечто особенное. В конце концов мисс Рэйвен носила это платье уже больше недели.

– Мисс Рэйвен, может быть, вы позволите мне по­копаться в ваших вещах?

– Ради Бога. Но боюсь, вы ничего не найдете.

– Не стоит недооценивать ирландцев, – решитель­но возразил Эван.

Открыв шкаф, он занялся содержимым всех полочек и едва заметно покраснел, наткнувшись на нижнее белье. Рэйвен решила не смотреть на него, чтобы не смущать, ведь скоро он и сам убедится в тщетности своей затеи.

– Что это? – неожиданно спросил Эван, встряхнув лавандовый блестящий шелк, который расправился и ока­зался не то брюками, не то кальсонами странной формы. Рэйвен рассмеялась, увидев недоуменное выражение на обветренном лице стюарда.