Упущенные Возможности

Но капитан Чашников, попросил ее не возводить на меня напраслину, и рассказал ей историю Коня Василия.

Однажды, Семен Михайлович Буденный поделился с несколькими избранными, которых охранял Чашников, главным секретом успешного коневодства.

Мол, это только на первый взгляд нет ничего сложного, больше коней –лучше конница. Но в увеличении поголовья есть тонкости.

Вот, например, на каждой приличной войсковой конеферме существует штатная должность Коня Василия. В его непосредственные служебные обязанности входит проверка — готова ли кобыла к таинству любви или все еще ждет кого-то белого, с принцем на шее, и со стойлом возле приличного замка.

Выглядит это примерно так — в рабочем порядке Коня Василия подводят к кобыле. А дальше наступает непосредственно личная жизнь — либо кобыла дубасит его копытами, что есть сил, и тогда его уводят обратно. Радуясь, что ловко уберегли от увечий дорогого племенного производителя. Или же, кобыла оказывается благосклонна. Но и тогда Коня Василия все равно сразу утаскивают прочь, чтоб не смел, лошара позорная, портить породу.

— Боб, — сказал Чашников — отлично справляется, Ира. Почти святой. И предъявить ему нечего, кроме телесной чистоты.

Ирка, не сумев сохранить мрачный серьез, ржала, а я заявил:

— Вы все озабоченные, не понимаете простейших вещей. Тот утюг, что у меня дома нужно греть на плите, мне страшен и ненавистен. И у меня нет другого способа быстро погладить и почистить брюки кроме как в бане.

— Мне кажется, Боб, моя версия правдоподобней — захохотал Чашников.

— С чего это, Витя? — ну ты у меня получишь — мало того, что ты меня обозвал замухрышкой. Породистый производитель это ты, что ли? — мы подъехали к главному вхожу в Парк Горького…

В бане уже были Бертольд Лапиньш, и Ваня Петрухин. Пока Чашников считается больным, его подчиненных распихали кого куда. Вот они и сибаритствуют.

— Привет, Боб- обрадовался мне Берт- а говорили, что ты в Останкино теперь живешь.

— Нафик мне эта дыра, Берт? — я поздоровался с мужиками за руку, и скинул пиджак.- там ведь что за жизнь? Если тебе нечего делать- зарежь свинью. А мне это не близко.

— Хм, знаешь, Боб — Бертольд неторопясь разлил по рюмкам — у человека, что давит мух в прокуренном кабинете посреди Отечества, не бывает такого счастливого лица. Так что, во-первых не прибедняйся. А во-вторых, не зарекайся. Подумай об этом.

— Нет уж, Берт, неохота мне думать. Вся суть бытия крайне убедительно доказывает, что вот думать как раз никак нельзя.

— Зато о твоем первом свидании, по Москве уже легенды ходят- Ваня поставил пустую рюмку на стол.

— Ну, не я первый, у многих первое свидание тяготеет к агрессии и вандализму.

— Ты не первый из тех, Боб, кто обзаведясь девушкой, ударяется в философию. — Чашников бросил мне простынь — вот объясни, это женщины так действуют на сознание? Берт вон- вообще одни мудрости изрекает. И ты туда же.

Ванечка заржал, но я все ж ответил:

— Вам не понять. Вы- холостяки. То есть люди, лишенные многих радостей из страха обрести их навсегда. И не пытайтесь. Потом, если чо- обращайтесь, проконсультирую.

И мы пошли в парилку. Самое смешное, что никаких баб звать не стали. Парни как то не рвались, а мне было как то и неохота. Ходили, парились, да сидели, трепались обо всем понемногу. Мне с людьми этого времени интересно.

Ванечка Петрухин был встревожен. Прошел медосмотр в части. И как-то, маститому доктору, что-то не понравилось в его голове. Тренируй мозг, Петрухин, говорит. Читай больше, стихи учи. А то вас тут столько по голове бьют, что совсем без нее можно остаться. С твоими, говорит, сотрясениями- нужно внимательно. Поменьше алкоголя, беспорядочных баб, и драк. И вы знаете, мужики- помогает! Взял в библиотеке томик стихов Державина. Сложно. Но это и хорошо! Пока вот через эти шампанские с вафлями продерешься, пока все эти внемли, объемли и зиждет расшифруешь- все, голова как чугунная чушка. А потом идешь в парк культуры на танцы. Выпьешь чуть, для куражу, и зовешь девку погорячее. Ну там в бубен кому дашь, чтоб отдыхать не мешали. Наутро прям понимаешь — работает методика! Сильна наука! В голове одна ясность, легкость, и стихи Гавриил Романовича!

Чашников опять разлил и заявил:

— Когда у меня будут дети, я их от бокса и борьбы буду держать подальше. Глядя на вас, товарищи, я думаю что пусть занимаются музыкой или наукой какой. Опять же, будут знать что такое логика.

На это все, Бертольд Язепович меланхолично рассказал что двое его детей, сейчас отдыхают с его женой в Ялте. И совсем забросили книжки с докладом по математике, что готовят к школе. И играют в футбол и плавают. А еще — подрались с местной шпаной. И когда отец попытался их вразумить по телефону, логично объяснили, что хотят теперь быть умными и сильными как дядя Иван Петрухин.

Ваня мучительно покраснел, а Чашников поведал мне, что в начале лета в части был праздник. Даже Калинин на целый час заехал. Ну, семьи комсостава и бойцов, спортивное представление и концерт в клубе. Петрухин, левой рукой выжал двухпудовую гирю шестьдесят раз. Рекорд. И нет бы, взять грамоту, да идти спать. Он на танцах дочке Берта весь вечер оттаптывал ноги. Очень красивая девочка, Боб, ей четырнадцать. Вот, товарищ Лапиньш и отправил семью подальше. А они видишь, там Ваню за эталон интеллекта держат.

— Вот я и думаю теперь, Боб — не сказать, что бы Берт был сильно раздражен. Разве что прибалтийский выговор стал более слышен — что мне с Ваней делать? Может кастрировать, так сказать превентивно? А что? службу он нести сможет, даже лучше прежнего. Не будет школьницам мозги романтикой забивать, и дополнительные смены станет ходить без проблем. Зачем ему тогда личное время?

— Не хватало нам еще в Балашихе Элоизы и Абеляра- Чашников вообще-то, это не про деликатность, нет — лучше поговори с командиром, я добро дам, пусть Ваня в Норильск едет.

Не только я, но и простой как лом Петрухин наконец сообразил, что его позвали не только париться, а еще и на порку.

— Ты, Бертольд, не думай ничего такого –пробрурчал Ваня — ей еще школу заканчивать, и вообще…

— А вот про это твое «вообще», хотелось бы поподробнее, Ванюша — не отставал Чашников.

— А сам то! Думаешь, никто не знает про эту твою? — Петрухин сменил тему, наехав уже на Витю.

— Да ты что?! — мне стало смешно и интересно — наш Витя –жертва чувств-с? И ей тоже четырнадцать?

— Да есть там одна, пахнет зефиром и обещаниями, как нам говорил товарищ капитан. Только она его бросила. Он и пустился во все тяжкие.

— Ты, Боб, никого не слушай. — Виктор Петрович совершенно спокоен — особенно Ваню. Потому что, я думаю, ты прав Берт. Не только кастрировать, но и язык отрезать.

— Давайте я тогда, товарищи, пойду, и просто брошусь под поезд, раз вы такие…

— Ну уж нет, Иван — Берт тоже хладнокровен, хотя по нему никогда и не скажешь –это у нас вечер в кругу товарищей по службе. Так что страдай до конца. И, ты меня понял?