Упырь
Шрифт:
Шульга заснул. Ему снился его родной хутор в степи, снились батько и мать, любимая его жена и бескрайнее поле, которое он любил так же, как свою родную Украину, как братьев казаков, как саму вольную жизнь.
Лишь только черный цвет травы начал меняться на зеленый, от упавших на нее первых лучей солнца, в казацком стане все задвигалось, зашевелилось. Лагерь наполнился звуками жизни. Шатры собрали и уложили на телеги. Туда же погрузили пушки и боеприпасы. Провиант укладывался отдельно. Хлопцы умывались прямо в Днепре, брызгаясь и, обливая друг друга. Кошевой проснулся еще до рассвета. Он сидел на крае скалы и смотрел за сборами в лагере. Ему
– так думал Иван Шульга, глядя на казацкий лагерь.
Когда солнце выглянуло из-за края земли, пехота уже выстроилась в колонны и двинулась по дороге. Впереди, верховые везли главную Запорожскую хоругвь: На кумачевом полотнище посредине был вышитый золотом казацкий православный крест, под ним - поверженный полумесяц, слева - лик Спасителя, справа - Пресвятой Богородицы. Когда пехота отошла от лагеря метров на сто, кошевой, который уже переправился с острова на левый берег, скомандовал конникам, стоявшим в полном вооружении возле оседланных коней.
— Садись!
Все, как один оказались в седлах.
— По три коня в шеренге в колонну становись!
Конница выстроилась в длинную линию.
— Вперед, браты казаки!
Длинная живая колонна тронулась в путь. Телеги по одной, как бы, прицепившись к хвосту конницы, продолжали достраивать звенья все удлиняющейся цепи. Войско растянулось по дороге на несколько верст. Поднятая им пыль уносилась ветром в степь. Кто-то из казаков затянул песню:
Сумно казаченьку, п”є він і гуляє.
Всіх братів загиблих з чаркой поминає.
Лицарі славетні голови ви склали
За Вільну Укра§ну життя не шкодували.
Шабля-моя жінка, а пістоль-мій батько,
А Січ Запорізька-рідна моя мати.
Підем ми до степу славу здобувати.
Неньку Укра§ну від лиха звільняти.
Йдуть до нас татари із Криму у гості,
Навіть не гадають, що будуть на погості.
Турецькому султану ми лист надіслали,
Щоб разом із ханом нас в зад цілували.
Вот уже все войско пело, все дальше и дальше удаляясь от берегов Днепра, и погружаясь в степь. В крепости остались двести человек для охраны, сотник Черняк и войсковой казначей Андрей Копейка. Перед отъездом, кошевой атаман наставлял их:
— Ваше дело собрать на Сичи войско к нашему возвращению. Ты, сотник, будешь формировать новый полк из всех, кто будет прибывать на Сичь. Бывалые казаки пусть обучают молодежь сабельному бою и стрельбе из пистоля и ружья. Не забудь научить также правилам и командам в бою; как строиться, как выполнять команды атаманов. Казначей, выдашь деньги из казны для вооружения вновь прибывших. Полк должен быть готов к походу, когда мы вернемся. После войны с татарами дел будет не меньше, а больше. Басурманин пришел, набедокурил и ушел. Это горе небольшое. А есть у нас враг поопаснее - князья польские. Эти хотят всех нас в холопов превратить. Они с Украины не уйдут. От них, даже не откупишься. Им хочется на нашей земле жить и управлять ею. Так что войск нам еще много понадобиться.
18. Поход на Крым.
Игнат и Степан проснулись рано утром. Позавтракали. Оседлали коней и стали прощаться с Петром Коцюбой. Дед обнял Игната, потом Степана. Все время, смахивая набегающую слезу.
—
Спасибо Вам, диду, за Вашу ласку, за заботу, за помощь, без которой не справиться бы нам с нечистой силой. Ей Богу и отец родной столько бы не сделал для нас, - поблагодарил старика Головань.— Мне Бог детей не дал. Вы, для меня, как сыны родные. Приезжайте ко мне, как к себе домой. Все, что у меня есть, считайте своим. А на войне голову “по-дурному” не подставляйте. Знайте, что, если с Вами, не дай Бог, что случится, то одному старику на свете очень плохо будет.
Хлопцы вскочили в седла и, переводя коней из шага в рысь, направились к выезду из села.
— К вечеру будем на хуторе Перекопченко, а завтра и на Крымский тракт можем выехать.
Игнат и Степан ехали по степи, наслаждаясь бескрайним простором. Нет, для казака лучшего способа развеять печаль, набраться новых жизненный сил; и, просто, отдохнуть, кроме, как выехать в поле и вдохнуть полной грудью свежий вольный ветер.
Солнце только собиралось залечь на отдых, прыгнув за горизонт, как хлопцы уже стучали в ворота хутора Перекопченко.
— Эй. Добрые люди! Впустите старых знакомых на ночлег!
С той стороны ворот кто-то смотрел через просвет между досками.
— А, да это наши спасители. Заезжайте, гости дорогие. Вам мы всегда рады, - весело проговорил дед Матвей, открывая ворота.
— Ручаюсь, что Вы еще больше обрадуетесь, когда послушаете, что мы вам расскажем, - интригующе сказал Степан, въезжая во двор следом за Голованем.
— Все послушаю. Только, сначала, умойтесь с дороги и айда вечерять. Там и поговорим, - засуетился Перекопченко.
Женщины быстро накрывали на стол, стараясь, как можно вкуснее угостить приехавших казаков. Были там колбаса, вареники со сметаной, сало, лук, большой каравай хлеба и кувшин меда.
— Попрошу Вас, пан хорунжий, и Вашего друга не отказать нам, и отведать нашего хлеба-соли, - сказал дед Матвей.
— Вы стол накрыли, как на свадьбе. Я бы подумал, что Вы знали, что мы сегодня приедем. Или, может, кого другого ждали, а мы не вовремя?
— Вас мы и ожидали. Ну, а узнали, что сегодня приедете - от Петра Коцюбы. Это он нам сообщил и еще кое-что передал.
— Вот, дед Петро! И тут он постарался! А как же ему удалось Вас уведомить? Мы ведь с ним еще сегодня утром виделись, - поинтересовался Игнат.
— Вчера, через наш, хутор проезжал нарочный от полковника Кульбаса в соседнее село. Он вез его приказ о сборе в поход. Вот, Коцюба и передал через него нам весточку. Ну, а то, что Вы к нам заедете, так это и так ясно было. Другой дороги на Сичь ведь нет, кроме, как через мой хутор, - разъяснил Перекопченко.
— А Вы ведь знали, кто ведьма в селе?
– спросил Головань и пристально посмотрел на Матвея.
— Знал!
– тихо проговорил хозяин.
— Почему же не сказал нам сразу. Да еще на жену полковника намекали?
— Я не сказал потому, что Вы все равно не поверили бы.Я уже один раз пытался сотнику Яворному об этом сказать. Так он драку со мной из-за этого затеял. Мол, я честных людей оговариваю. Да и Кульбасу тогда не понравилось, что я жену сотника ведьмой считаю. А мне об этом земляки пани Марыли рассказали. Я сам этого не придумывал. Про Ингу Вышинскую, жену полковника, я ничего такого Вам не говорил. Только думал, что она может быть как-то с ведьмой связана. Ведь они землячки. Хотел, чтобы пан хорунжий был осторожнее. Вот и все, - оправдывался Перекопченко, виновато опустив глаза.