Ур, сын Шама

Ждать пришлось долго. Успел припустить и перестать дождь.

Наконец в ковчеге отворилась дверь, вниз сама собой поехала лестница, а на лестнице стояла Кааданнатум. Лицо у нее было растерянное. Но, увидев толпу и самого Хозяина воды с сыновьями, дерзкая женщина уперла одну руку в бок, а вторую выбросила вперед, просунув большой палец сквозь сжатый кулак. Люди ахнули, а Хозяин воды сделал вид, что не замечает дурного знамения. Но подумал, что надо наказать строптивицу.

— Вот тебе! — крикнула Кааданнатум, сошедши с лестницы на землю и шевеля большим пальцем в сжатом кулаке. — Я отведала пищи богов! Теперь они меня защитят! Вот, вот тебе!

Однако она осталась подле ковчега, остерегалась подойти к Хозяину воды ближе. И правильно делала. Потому что Шудурги недобро смотрел на нее, щуря рыжие глазки. Уж он-то, Шудурги, не побоялся бы того, что женщина вкусила пищу богов, уж он-то поучил бы ее порядку. Да и не врет ли она про пищу?

И тут произошло великое событие в жизни Рода. Боги явились людям.

Когда бог вышел из ковчега и ступил на лестницу, которая все бежала и бежала сама собой, люди с громкими криками пали ниц кто где стоял. Хозяин воды грузно опустился на колени. Он зажмурился — так страшен был бог. Но, превозмогая страх, открыл глаза и сказал своим надтреснутым голосом:

— Я Издубар, великий охотник, Хозяин воды, дающий жизнь Роду. Помилуй меня и моих людей.

И все люди закричали!

— Помилуй нас!

Бог молча сошел с лестницы, постоял немного возле Кааданнатум, которая тоже распростерлась на мокрой земле. Случившийся тут бодливый козел, угрожающе выставив рога, бросился на бога. Однако, не пробежав и двенадцати шагов, животное вдруг подскочило вверх и повисло, мотая длинной бородой и испуганно блея, а потом рухнуло вниз, и запуталось рогами в кустарнике.

— Помилуй нас! — опять закричали люди, лежа на земле.

Бог медленно обошел лужу и приблизился к колодцу, полному мутной дождевой воды. Из прозрачного бычьего пузыря, в который он был одет, выдвинулась блестящая палка и погрузилась в колодец — как будто бог хотел измерить его глубину. Потом бог подошел к жертвенному камню и осмотрел глазом, помещавшимся на темени, ожерелья из золоченых пластинок.

— Это я, Издубар, принес тебе в жертву, — сказал Хозяин воды, не спуская с бога немигающе-настороженного взгляда.

Бог не взял ожерелий. Ничто не шевельнулось на ужасном его лице, на котором не было ни губ, ни малейшей щели вместо рта. Но откуда-то, вроде со стороны, раздался вдруг голос бога:

— Кто это сделал?

Тихий ропот прокатился по толпе. Уж не навлек ли гончар-искусник на себя гнев богов за тайное свое ремесло?

— Это сделал человек из моего Рода, — ответил Хозяин воды. — Вот он.

Он указал на отца Шамнилсина, который, сам не свой от испуга, лежал неподалеку в своей закопченной длинной юбке.

— Покажи, как делаешь это, — сказал бог.

Отец Шамнилсина, почтительно горбясь и пятясь, пригласил бога к своему очагу. Идти к нему было недалеко, но бог шел не скоро, потому что на дороге было много луж и он старательно обходил их. Многие люди двинулись было за богом, но Хозяин воды остановил их и, блюдя нужное расстояние, пошел за богом сам.

Бог уставил страшный свой взгляд и осмотрел горшки с оцетом и медные веревочки, связывающие пластинки и рыжие камни, а потом велел искуснику привести все в действие. Неподвижно стоя, смотрел, как вспыхивают голубые молнии, как становится темная медная пластинка сверкающей, золотой.

— Я, Издубар, принес тебе такие пластинки…

Хозяин воды не успел договорить, осекся, потому что бог вдруг, не повернувшись, пошел назад. Как стоял, так и пошел назад. Поравнявшись с обомлевшим Хозяином воды, бог сказал, и опять как бы со стороны ковчега донесся его глухой голос:

— Ты посадил человека в яму. Освободи его.

На другой день после своего освобождения из узилища Шамнилсин отправился к серебряному ковчегу, чтобы поблагодарить богов за милость к себе. На жертвенный камень он положил плетеный поднос с горкой сушеных плодов смоковницы и войлок, из которого можно было сделать хороший плащ. Все это он прикрыл пальмовыми листьями от дождя, а сам простерся на мокрой земле и попросил богов принять жертву и продлить свое благоволение к нему, Шамнилсину. И он уже собрался уходить, когда увидел, что из ковчега побежала лестница. Поняв, что боги зовут его, Шамнилсин ступил на лестницу.

В ковчеге пробыл он недолго. Вскоре он спустился с большим сосудом в руках, сверкающим, как серебро, и наполнил сосуд землей, но не до верха. Туда же он положил ветки терновника и ветки смоковницы, пальмовые листья и стебли тростника и всякой травы, растущей тут и там. Старательно сделал он все, как велели ему боги, и отнес сосуд обратно в ковчег. Потом, довольный тем, что хорошо послужил богам, он пришел к своему отцу, искуснику, чья хижина стояла поблизости, и, сев на циновку, сказал:

— Я исполнил волю богов. Боги благоволят ко мне.

Мать, радуясь и гордясь сыном, погладила его по плечу и подала чашку с квашеным молоком. А отец, сутулясь, положил высохшие от огня и солнца руки на скрещенные ноги и сказал:

— Боги возвратили тебя к жизни и велели поднять из узилища. Они отличают тебя своей милостью, и это радует меня. Но боги не живут долго рядом с людьми. Что станется с тобой, когда они улетят?

Шамнилсин, попивая вкусное квашеное молоко, ответил:

— Все равно люди знают, что на мне милость богов, и не посмеют меня тронуть.

— Люди не посмеют, а Шудурги посмеет. Он никогда не простит того, что ты высыпал его зубы на землю. Ом убьет тебя и заберет твою жену к себе в дом.

— Не будет этого! — крикнул Шамнилсин.

А сам помрачнел и задумался, почесывая одной ногой другую. Потом сказал еще вот что:

— Будет большая вода. Так сказали боги. Дожди будут лить много дней и затопят долину. Боги сказали, чтобы ты ушел.

Отец смотрел на Шамнилсина, не понимая того, что услышал.

— Боги велели мне уйти? — переспросил он. — Куда?

— В горы. На восток или на север.

— А ты? А другие люди?

— Боги велели тебе уйти в горы с женой и детьми, — повторил Шамнилсин. И только тут сообразил: — Если большая вода затопит долину, то надо уходить всему Роду…

В тот же день весть эта облетела Род: будет большая вода, надо уходить из долины. Так сказали боги.

Но разве просто это — бросить поля и виноградники, покинуть обжитые хижины и скитаться, перегоняя стадо от травы к траве, как скитались когда-то предки? Уйти в дикие горы, на чужие пастбища, под стрелы и копья жестоких горных людей?