Ураган
Шрифт:
Мертвая рука мертвого бомбардира продолжала сжимать рычаг, управляющий сбросом пятимегатонного снаряда. Глаз бомбардира мог сколько угодно щуриться на мигающую красную лампочку. Остатки самолета с укрепленной в его фюзеляже пятимегатонной ядерной бомбой с визгом и завыванием неслись к земле, туда, где был любимый сэром Томасом «тихий старый Дорнемут».
4
Хенсхену не доводилось спасать утопающих. Одно дело сдать в школе экзамен первой помощи, другое — хотя бы сказать, что ты вытащил из воды живого человека или мертвое тело, на которое не стоит тратить усилия. И Арно возня с утопленником казалась бесполезной. Только для очистки
— Продолжай искусственное дыхание. А мы с Мути запустим двигатель
— Пожалуй, из двигателя будет больше толку, — согласился Мути.
Скоро Хенсхен услышал первые хлопки. Жизнь вернулась к двигателю. «Скорее, чем к моему утопленнику», — подумал Хенсхен и зажмурился от яркого пламени, поднявшегося над горизонтом за кормой «Летающей рыбы». Загорелось все небо. Исчезли море, звезды, облака. Все к северу от лодки представляло собой ослепительное оранжевое зарево. Поток пламени и ярко освещенных газов возносился вверх. Его поток был шире канала, шире всего моря и неба — он был огромен, как мир. Все трое схватились за лица, чтобы спасти глаза от света. Став багрово-лиловым, свет разливался ввысь и вширь, затопляя всю вселенную.
В это же самое мгновение находившийся далеко к северу от «Летающей рыбы» сэр Томас почувствовал, что кто-то с ужасающей силой ударил его по глазам. Это было невыносимо. Словно солнце среди ночи сорвалось с неба и обрушилось на бедную старую голову старого тори. В мире не осталось ничего, кроме убийственного света. Свет мчался по небу, уничтожая ночь. Над сэром Томасом метались полосы лилового, желтого и алого света. Один свет, только свет, свет на земле и в небесах. Свет прожигал череп, заливал мозг, жарким сиянием заполнял все существо сэра Томаса. Сэр Томас закричал от боли и страха. Ему показалось, что вспыхнула вся его кровь. Сэр Томас вытянул руки, пытаясь удержаться, но тут же поспешно прижал их к глазам: глаза, его глаза!..
Появившись над каналом, лиловая завеса, величественная, как сказочное чудо, взлетала все выше. Ее нижний конец окрасился в желтый, потом в яркий оранжевый цвет и, наконец, стал багровым, словно выброшенное вулканом высоко в небо зловещее облако дыма. Оно окрасилось в красно-бурый цвет и, медленно оседая, делалось все шире, стало похоже на волшебный по размерам и краскам гриб. С потемневшей шапки гриба стали стекать грязно-бурые струи. Самый вид этих дымных струй был страшен. По острову, сотрясая его, волнами разбегался грохот, в надрывной судороге сотрясалась земля. Зная сэра Томаса за богобоязненного человека, можно с уверенностью сказать, что если он слышал это, и видел, и не утратил способности соображать, то при этом, наверное, подумал: «Боже всеправедный, великий, помилуй мя в судный день твой!»
5
Первые сигналы Хенсхена о спасении Лесса попали в наушники Карлхена — юноши, всю ночь дежурившего у приемника Штральзундского яхт-клуба. Рядом с Карлхеном в старом плюшевом кресле дремала Лизхен. Вероятно, не столь важно то, что Карлхен был отличный радист-коротковолновик, сколь то, что он был влюблен в Лизхен, а Лизхен была влюблена в Хенсхена. Сейчас оба — Карлхен и Лизхен — думали об одном: не прозевать сигналов Хенсхена, в которых не будет ничего ни о любви, ни о дружбе, а только о «Летающей рыбе» и о том, что на ней происходит.
Галич был очень слаб и не мог говорить в микрофон, поэтому Хенсхен передавал его сообщения знаками Морзе. Радиограммы были скупы, но ясны. В них шла речь о провокации такого масштаба, что ее смысл не укладывался в сознании молодых людей.
Они с ужасом смотрели на радиограмму Хенсхена и не сразу поняли, что с нею делать.6
Если датировать события одним и тем же временем, избрав для простоты среднеевропейское, то всего лишь тремя минутами позже сообщение Хенсхена, принятое Москвой, лежало перед генерал-полковником Черных. Просмотрев его, Алексей Александрович скептически покачал головой.
— Возьмите-ка на прицел все каналы, ищите подтверждений и разъяснений, — сказал он офицеру. — Уж очень невероятно, даже при их способности на любую гадость. Эти радиограммы могут оказаться грубой провокацией.
7
— Посмотрите-ка, Цвейгель, — сказал Хойхлер, проглядев радиограмму Хенсхена, — какой-то Галич хочет опровергнуть то, что через полчаса от нас узнает весь мир. Я думаю, что это игра русских. Притом не слишком умная. А?
Как добропорядочный начальник разведки, оберст Цвейгель нередко знал больше, чем сам Хойхлер. Покачав головой, он сказал:
— Как бы этот Галич не наделал нам хлопот.
— Вы думаете? Но каким чертовым ветром его занесло на эту «Рыбу»? Что смотрели ваши люди?
— Очень просто, экселенц, — проговорил Цвейгель. — Пьяный командир, пьяный экипаж и, наконец, пьяный уполномоченный вашего превосходительства Шандепляц.
— Недостает, чтобы и вы стали попрекать меня этим типом.
— К сожалению, экселенц, и это обстоятельство имеет уже академический интерес. Важнее, что Леслав Галич побывал в самолете, он жив и у него теперь есть передатчик.
— Так пусть же у него не будет передатчика. Пусть он не будет жив!
8
Пока оберст Цвейгель отдавал свои приказания, генерал-полковнику Черных доложили, что передатчик «DM8RZ», посылающий сообщения от имени Леслава Галича, запеленгован Москвой. Очевидно, он находится на судне: точка перемещается по каналу с запада на восток.
Второе сообщение Галича было более обстоятельным. Оно передавалось уже голосом в микрофон: «Всем, всем, говорит «DM8RZ», говорит «DM8RZ», волна 35,05 мегагерц. Я Леслав Галич, я Леслав Галич. Выбросился с самолета УФРА, вылетевшего с базы Ингольштадтхаузен вчера в 22 часа 25 минут. Бомба, упавшая на остров, не случайность. Это заговор, провокация. Все слушайте меня на волне 35,05 мегагерц. Слушайте меня все. Я Леслав Галич.
Мощная помеха то и дело нарушала работу операторов Черных и, вероятно, всех, кто слушал «Летающую рыбу».
По мнению Черных, принятое сообщение являлось звеном, которое можно уверенно включить в цепь: «План-операция «Звезда» — поездка Хойхлера в Ингольштадтхаузен — бомбардировщик с эмигрантами — фиги Хажира. И вот теперь еще взрыв над островом».
9
«Говорит «DM8RZ», «Летающая рыба»! Говорит «DM8RZ». Слушайте меня все. Моя волна 35,05 мегагерц. Слышите меня? Дайте подтверждение. Перехожу на прием…»
Какофония пущенных в ход станциями УФРА трещоток оглушила Хенсхена.
— Если этот Галич не сумасшедший и не выдумал всего, что говорит… — сказал Мути.
— Как ты можешь? — возмутился Хенсхен.
— Мало ли что бывает, — Арно пожал плечами. Он рассуждал, как всегда, обстоятельно. — Что, если провокация действительно имеет место, но не там, а здесь? — и Арно ткнул пальцем в сторону Галича.
10
Такого бурного совещания в штабе УФРА еще не бывало: