Урал атакует

Маленькая порция водки плюс сытный обед сделали свое дело. Муконин ощущал, как тяжелеют веки. Глаза закрывались сами собой, против воли.

— Ладно, я, наверно, вздремну, — пробормотал он, откинул спинку сиденья и отключился.

— Твое право, — услышал он уже сквозь полудрему.

И пришло что-то теплое и ясное. Тонкие ласковые пальцы мягкими расческами ворошили ему волосы, сочные губы впивались в шею, гнущееся тело будто обвивало его скользкой чарующей русалкой.

Он осторожно выпростался из объятий и увидел ее лицо. Необычный рисунок тонких бровей, чувственные влажные губы с легким изгибом.

«Маша?! Откуда ты здесь?» — сорвалось с уст, а она лишь загадочно улыбнулась.

«Значит, между нами ничего плохого не произошло?» — то ли спросил он вслух, то ли пробормотал про себя.

«Ну конечно. Все, что было, — это сущий бред. Я ждала тебя здесь. Разве ты не видишь, как я соскучилась?»

«Где это — здесь?» — Он огляделся по сторонам, но, кроме ярких лучей солнца и серожелтого песка, ничего не было.

Она молчала и улыбалась той нежной детской улыбкой, которую он успел запомнить. И ему показалось, что вот оно — счастье. Неважно где. И он снова обнял ее, прижимая к себе.

«Теперь мы всегда будем вместе, правда?» — с обескураживающей простотой маленькой девочки произнесла она.

«Да, Миша. (Помнишь, я хотел так тебя назвать? Только не смейся!) Мы всегда будем вместе. Я обещаю».

Странные, пугающие звуки, врезаясь набатом, быстро разорвали сон в клочья. Костя ощутил себя раскачивающимся в кресле — благо, что не побрезговал после границы ремнем безопасности. Машина, визжа колесами, сновала по трассе то в один бок, то в другой. По стенкам отвратно долбили очередью. Сон развеялся вмиг, и пришел страх. Обжигающе холодная волна прокатилась вниз, к ступням, инстинктивно ищущим педали. Костя покосился на товарища. Тот отчаянно выкручивал баранку, вдавив голову в плечи.

— Эй, что за черт?! — услышал Костя свой голос.

— Да, бля, на горе засада, оттуда хреначат из пары АКМ, — затараторил Ганя.

Костя глянул в боковое стекло. Дождя с градом как не бывало. Мимо, в отдалении,

бежала, покачиваясь, подмокшая гора со скалистым рельефом и жиденькими серыми зарослями. В кистях кустов мелькали два дымчатых пучка — оттуда и лупили автоматчики.

— Так жми быстрей, проскочим! — выкрикнул Костя.

Стрелка на спидометре тряслась около отметки восемьдесят километров в час.

— На фиг, вдруг шипы бросили, — выпалил Ганя.

И будто бы накаркал. Внизу, под днищем, глухо клацнуло, машину повело вообще на обочину. Ганя резко сбросил скорость, правый бок накренился, их развернуло на триста шестьдесят градусов. У Кости стало покалывать в легких, в больном ребре. Муконин решил: сейчас они будут переворачиваться. И крепко ухватился за пластиковую ручку на двери обеими руками.

«Вот так все и кончилось, — промелькнуло в голове, — не успев начаться. И Маша даже не узнает о том, что я погиб!»

Все закрутилось перед глазами — серая дорога, скалистые горы, грязная обочина. «Семерку» вроде бы снова прокрутило. И кончилось все только тогда, когда она утонула в грязной жиже на склоне обочины, так и не перевернувшись.

Ганя заглушил двигатель. Костя почувствовал, как тело наполняется невесомостью. Ура, мы живы!

Но радоваться, естественно, было рано. На горных мотоциклах, жужжащих, как осы, с прыгающими колесами, имеющими, видно, невероятные амортизаторы, — подкатили трое или четверо. По крайней мере перед капотом «семерки» остановились два мотоцикла: один — мутно–желтый, с черными кляксами грязи, другой — серый и весь грязный. С желтого слез детина в походном костюме цвета хаки, с серыми наколенниками и серыми локтевыми чашечками. Со второго спешились двое таких же. Сзади кто-то еще долбанул по багажнику, Костя резко оглянулся. Там тоже возникли люди. Или, правильнее говоря, разбойники с большой дороги.

— Ну вот, встряли по самые уши, — обреченно сказал Ганя. — А ведь Джон обещал, что в Башкирии все будет хорошо.

Первый детина приблизился к лобовому стеклу и заглянул в салон. Между налипшими комьями грязи Костя увидел пронзительные европейские глаза, беспорядочные смолистые патлы и маленькая козлиная бородка не вязались с мужественным обликом. Тип осклабился и поманил приятелей пальцем.

Костя потянул руки под кресло, где лежал теперь трофейный автомат Калашникова.

— Не стоит, это глупо, — осадил его Ганя.

Посмотрев на друга, Муконин прикрыл веки в знак согласия.

— У нас есть другой выход? — секунду спустя спросил он.

Ганя пожал плечами.

Беспорядочное броуновское движение тревоги одолевало Костю. А нужно было сосредоточиться и хладнокровно принять решение. Он глубоко вдохнул и выдохнул — обычно это помогало.

Пауза затянулась на две–три секунды. Костя повернулся к приятелю:

— Предлагаю пустить дымовую завесу и начать отстрел.

— Думаешь, прокатит? — недоверчиво спросил Ганя.

В лобовое стекло настойчиво постучали, одновременно подергали заблокированную дверь, разбойник с «козлиной бородкой» опять поманил пальцем.

— Некогда спорить, — бросил Костя и нажал кнопку пуска дымовых шашек.

Сразу зашипели форсунки. Плотный дым заполонил окна в несколько секунд. Костя увидел, как задергался тип с бородкой и как забавно преобразилось его лицо, быстро растворившееся, впрочем, в дымчатой мути.

Муконин натянул респиратор, выуженный с полки под «бардачком», достал-таки трофейный АКМ, открыл люк в потолке и начал палить без разбора. Лопастью он перемахнул ствол вбок и выдал еще пару очередей. Дым потихоньку рассеялся. Уже открылось черное месиво обочины и в нем — два тела рылом в грязь. Едва Костя окунулся обратно в машину, понеслась ответная очередь с ближайшей скалы.

И вдруг бабахнуло около правой двери, в районе ручки замка, и, похоже, лопнули перепонки, и все поплыло перед глазами. Автомат вывалился из обмякших рук. Костя ощутил себя поролоновым, в ушах прорезался свист. Кто-то потянул его за руки и выволок наружу через проем. И нога почему-то споткнулась о валявшийся рядом большой камень. Или не камень?

Все происходящее как бы перестало быть реальностью, а сделалось чем-то сторонним. Он не понял, почему упал животом на землю, лишь повернул голову вбок. Однако не сразу появившаяся резкая боль в руках заставила прийти в себя. Руки неумолимо жестоко выворачивали сзади и чем-то сцепляли на запястьях. Костя понял, что Ганя подает звуки рядом, и с ним, видимо, делают то же самое. Их немного попинали (теперь уколы боли стали тупыми, незлобными). Затем подняли и повели к небольшой скалистой горе. Часть бандитов умчалась туда на мотоциклах.

Свист в ушах стихал. Ноги спотыкались о ледяные камни. Сзади время от времени грубо подталкивали стволами автоматов.

— Давай, пшел!

— Резче копытами шевели!

— Мля, надо было их прикончить, — ругался кто-то писклявый за спиной.

— Мудаки, в натуре, выпустить кишки, и писец, — вторил другой, басовитый.

— Эй, че, не ясно, что ли? Атаман приказал живьем привести, — осадил матерый сержантский голос.

«Атаманом» оказался худой каланча лет тридцати с мелочью, в клетчатых брюках, в темносиней летной куртке–штормовке. На голове у него была облегающая черная вязанка. Под шапочкой угадывался бритый череп неправильной формы. Лицо его выражало спокойствие и надменность. Легкая щетина, словно налет золы, покрывала впалые скулы.