Уравнитель. Спецназ по-боярски. Том 1

Хотелось бы еще глаза закрыть, чтобы не видеть этого уродства — ползающих червей, доедающих прогнившую плоть нападавшего.

— Гадство.

— Князь, не выражайтесь при отце, и при покойнике.

Ну да, как это я не подумал, что нахожусь в обществе, и за мной, возможно, следят.

— Я точно помню, что положил ему на грудь амулет заморзки, — отец внимательно разглядывает то, что когда-то было грудью, а потом протягивает руку и засовывает ее туда, где по его мнению был амулет.

Если бы на моем месте был тот я, старый, я бы выразился жестко, но здесь я Дмитрий Тимофеевич и мне не пристало грубо разговаривать.

От отвращения я только отвернулся и сплюнул, подумав о том, как сильно мне повезло, что я не успел съесть ничего, кроме одного пирожка.

— Какое-то сильное заклинание разъело амулет, — выругался отец, выуживая руку из ящика.

Я протянул князю платок, но он лишь усмехнулся.

— Да, вы Дмитрий Тимофеевич шутить изволите?

— Ах это! — проследив за взглядом отца, я открыл свою дорожную сумку и достал из нее прозрачный пакет, в котором бултыхались три бутылочки с разноцветными жидкостями, которые передал мне перед отъездом лекарь со словами: — В добрый путь, барин.

По наитию я выбрал пузырек с прозрачной жидкостью и вылил несколько капель на руку отца. Черви и всё остальное тут же растворились, и от них не осталось и следа.

— Возможно, это не заклинание, — произнес я деловито со знанием дела.

— Имеешь что сказать, говори.

— Если эти люди заклинатели животных, то этот представитель боевого братства даже после смерти смог вызвать какое-то млекопитающее, чтобы оно сожрало амулет.

— Да, у тебя богатая фантазия!

— А то! — горделиво задираю подбородок.

— Ладно, отвезем в лабораторию к старичкам-боровичкам, они разберутся.

— Сдается мне, без некроманта здесь не обойтись, — говорю осторожно.

— Об этом не может быть речи! — голос отца становится жестким.

— Ну как знаете, — поджимаю зло губы. Не нравится мне то, что отец слушает только себя любимого.

Ловлю себя на мысли, что хочу поскорее пройти чертову инициацию, чтобы стать самостоятельным. А лучше сразу, вырасти и стать главой клана.

Как же я ошибался в своем стремлении поскорее всего достичь, особенно в желании стать главой клана. Не отдавая себе отчет в том, куда денется тот, другой, которого сейчас я называю князем Тимофеем Романовичем, отцом, которому обязан жизнью и полученной от клана магией горячего огня.

Я снова занимаю место кучера, а отец остается один на один с воином, чьего хозяина мы до сих пор не знаем, и, возможно, так и не узнаем, если старший Трубецкой не позволит обратиться к некромантии.

Спустячас захожу в лабораторию, где обитают лекари, как и утром они заняты всякой фигней — переливают один состав зелья в другой, радостно хлопают в ладоши или ругаются на чем свет стоит, если приходится доставать огнетушитель в виде самого настоящего огнетушителя, и тушить пожар.

— Есть настоящая работенка, — говорю, не подумав, тут же получаю злой взгляд в ответ. Такой, что почище их зелья сработает.

— А мы по вашему мнению князь, чем заняты?

— Ладно, проехали.

— Куда поехали?

— Вниз по лестнице, — продолжаю шутить, хотя настроение у меня такое себе — отвратительное.

— Там в ящике труп врага, за несколько часов он разложился так, будто несколько месяцев прошло. Надо узнать, из каких он будет, кто на него клеймо накладывал, ауру посмотреть.

— Дмитрий Тимофеевич, а вы все шутите? Настроение хорошее? Значит, вас не отчислили за проделки?

— Нет, меня не отчислили, — отчитываюсь как школьник. — И, нет, я не шучу, он разложился, а мне нужна по нему и его клану вся информация! Кто он — наемник или член клана, заклинатель животных или холодного огня повелитель. Не сходятся детали, понятно объясняю?

— Как же мы увидим ауру, если он мертв? — закипает Кирилл, но Мефодий его одергивает.

Братцы исчезают за ширмой, появляются спустя мгновение.

Старички Кирилл и Мефодий одеты так будто рядом с ними труп умершего от чумы — кожаные перчатки, кожаный намордник с клювом, на худеньких плечах белые костюмы из прочной ткани, и фартуки кожаные спереди.

Выглядят уморительно, но ситуация сейчас совсем не веселая — нас с батей пытались убить, и мы должны точно знать, кто стоит за этим

В руках у Кирилла толстая книга в кожаном черном переплете, надеюсь не книга мертвых, и оживлять он врага не будет, чтобы провести беседу за чашкой чая.

У второго в руке прозрачный пакет, большой такой литров на пятьдесят. Представляю, как он останки протащит в прозрачном пакете через весь двор и дом. Становится страшно за всех женщин, живущих в нем.

К моему удивлению или разочарованию старички проводят эксгумацию тела очень быстро, чистят ящик растворами, и берут мешок с двух сторон.

Мешок-то с изюминкой — не видать в нем ни черта, что несут, само тело тащат не в дом, а огибают его и спускаются в подвал.

Ступени здесь хлипкие, и ни черта не видать.

Машинально подношу палец к стене и тут же в кончиках пальцев начинает колоть и нити огненные идут к факелам, развешанным по стенам.

Вспыхивают все по очереди, становится светло как днем, только мне от этого всё равно не по себе, потому что веет здесь смертью и плесенью.

Спускаемся очень долго, то и дело кости врага бряцают об землю.

Наконец, оказываемся в огромной зале с холодильниками у стены, железными столами, крестами с прикрученными к ним цепями.

До меня быстро доходит, что место это непростое — для врагов клана, живых и мертвых.

Пока старички пронырливо орудуют с мешком, я разглядываю пространство, и ловлю себя на мысли, что хочу уйти отсюда.

Нет, я не эмпат, ни черта не чую, что чувствуют живые.

Я не ясновидец, чтобы видеть тех, кто будет в будущем.

Не некромант, чтобы связаться с душами усопших здесь врагов.

Делаю вдох-выдох. Похоже, мне просто воздуха не хватает здесь, я птица вольная, люблю на свежем воздухе бывать, а не вот это всё!

Я стою у них за спинами, наблюдаю как братья –лекари-аптекари работают, не покладая рук.

В ход идут все настои, что собраны здесь. То и дело в кожаной перчатке мелькает то зеленый флакон с лягушкой внутри, то прозрачный с бурлящей жидкостью и костью, то фиолетовый, больше похожий на духи матушки.

Тяжело вздыхаю.

Ни печати, ни какой другой информации так и не видно.