Урбанистика. Часть 1

Манчестер был не только промышленным городом. Внутри внешнего кольца фабрик было кольцо складских помещений, внутри него – биржа. Первая биржа была надстроена над залом рынка еще в 1729 г., но ее скоро закрыли, так как брокеры не желали проталкиваться через ряды мясников и толпу покупателей. Была построена новая биржа, и она еще дважды увеличивалась в размерах, в 1839 и к 1849 г. Тогда это было крупнейшее в мире крытое помещение для обменных операций, но к 1874 г. его еще увеличили в два с половиной раза. Если достаточно долго промышленники и торговцы города сохраняли верность средневековой традиции и жили при складах своих товаров или над ними, то с 1830-х годов именно Манчестер инициирует новый тренд. Эта богатая публика перемещается в пригороды, открывая тем самым новую эпоху развития города на Западе. Поскольку владельцы предприятий все еще проводили на них целый день, а жили на расстоянии от своих рабочих мест, прежний навык обедать на дому уступил место лондонской моде – клубам в центре города, доступным только для джентльменов.

В своем описании Энгельс был точен, однако именно к тому моменту, когда он печатал свой известный труд о положении рабочего класса, ситуация начала существенно меняться. Парламентские акты 1833 и 1847 г. сократили продолжительность детского труда, хотя и не устранили еще его в принципе. Рабочие манчестерских фабрик уже составляли своего рода аристократию, так как, во всяком случае, они зарабатывали в три раза больше, чем работники на ближних фермах. Сформировались рабочие жилые районы, которые строились либо самими фабрикантами, либо частными деве-лоперами. Это были таунхаусы с очень ограниченной площадью комнат, без удобств и, к тому же, квартиросъемщики увеличивали семейный доход, сдавая под жилье подвалы, совершенно не пригодные для проживания, подлинному городскому пролетариату, перебивавшемуся случайными работами.

Существенные перемены начались тогда, когда Манчестер перешагнул в ранг крупных, а затем и крупнейших городов – прежде, чем уже в середине ХХ в. началась его радикальная реконструкция.

Индустриальные районы всех крупных городов (здесь – Берлина) к середине XIX в. были настолько окутаны густым дымом, что сегодняшние жалобы на скверное экологическое состояние городов показались бы тогда шуткой. Когда власти Лондона в 70-е годы ХХ в. нашли средства чтобы отмыть город от вековой сажи, лондонцы были искренне изумлены. Оказалось, что город, который все привыкли считать черным, на самом деле многоцветен.

России того же времени ситуация была качественно иной. Здесь промышленное производство все еще было сосредоточено в обособленных поселениях при казенных, в основном, заводах, тогда как только два города преуспели выйти на второй план после столиц. Одесса – за счет статуса порта-франко, чему в наше время отвечает статус особой экономической зоны, и Нижний Новгород, бурно развивавшийся за счет оптовой торговли. Это все еще была торговля ярмарочная, то есть сезонная, так что город функционировал в особом, пульсирующем ритме. На время работы ярмарки ее рабочее и обслуживающее население достигало примерно 100 тыс. человек. Пятую часть составляли приказчики, вдвое больше – рабочая прислуга, до 15 тыс. торговцев. В разгар ярмарки, в августе, число ее посетителей доходило до 250 тыс. человек в день, к чему надо бы прибавить множество бурлаков, доставлявших к причалам до 2 тыс. барж, и множество сомнительных персонажей, привлеченных таким скоплением людей. Вне сезона постоянное население Нижнего Новгорода сжималось до скромных 30 тыс. человек.

Это важно помнить: российский опыт развития даже средних по масштабу городов на два века короче опыта ведущих европейских стран, однако не будем забывать, что он равен американскому, поскольку и у нас, и в США подлинный бум урбанизации отсчитывается от 60-х годов XIX в. и охватывает жизнь всего шести поколений.

В целом, в отличие от малого города, собирающего вокруг себя сельскую округу, или людей, занятых на разбросанных по обширной территории предприятиях, как это происходит, к примеру, с «нефтяными» городами, средний по масштабу город оказался не слишком устойчивой конструкцией. По мере быстрой урбанизации логика концентрации экономических и административных ресурсов выталкивала средние города в класс городов крупных. Особую роль в судьбе таких городов сыграла эвакуация заводов, или необходимость быстрого освоения минеральных ресурсов на восточных территориях в начале Великой Отечественной войны. Эта необходимая операция привела к ряду последствий, которые столь мощно отпечатались в структуре городов, включая и средние и крупные, что они будут осложнять их функционирование еще долгое время. В послевоенное время своего рода замораживание города в группе средних происходило во многом за счет оборонно-стратегических соображений, по которым таким городам отводилась преимущественно роль дублеров. Таковы нередко вторые города регионов, будь то Димитровград в Ульяновской области, или Кузнецк в Пензенской области, Миасс в Челябинской, или Чайковский в Пермской.

В самом деле, в Миасс, долгое время бывший малым, сервисным городом в ядре золотопромышленного района, еще в 1914 г. был эвакуирован завод по производству напильников из Риги. В 1941 г. сюда переводят производство грузовиков из Москвы, начиная с цехов, поблизости от которых (и вдалеке от старого Миасса) возводилось временное жилье. Наконец, уже в 70-е годы здесь возникает крупнейший в стране Ракетный центр – и вновь в стороне от прежних ядер застройки. Сообразно с логикой отраслевого планирования, два новых ядра разрастались и реконструировались автономно, в результате чего средний город являет собой конгломерат трех автономных поселений, растянувшись на 50 км. Еще протяженнее Копейск, отделенный от промышленной зоны Челябинска озером и пустырями.

И в 30-е годы, и во время войны, одна за другой здесь возникали шахты по добыче бурого угля. Следуя за дугой угольного пласта, близ каждой шахты возводился отдельный поселок, и теперь чрезвычайно трудно, и очень дорого справиться с цепью таких поселков, лишь с юридической точки зрения образующих единый город, удержать единую систему транспортных и инженерных коммуникаций.

Близкую по характеру картину дает Димитровград (Мелекесс), объединяющий старый уездный городок, автономный массив жилья и первичного сервиса, возникший при НИИ атомных реакторов, и новый жилой район, возникший при других заводах, включая сборочное производство моделей ВАЗа, снятых с производства в Тольятти.

Специфика таких городов в том, что хотя формально каждый должен был развиваться по единому генеральному плану, и такой план непременно утверждался, идея целостности городского организма непременно вступала в неразрешимое противоречие с ведомственной логикой финансирования и организации жизненных процессов. Старые городские ядра в эту логику не вписывались никак, и потому до самых 90-х годов именно эти, наиболее живописные и привлекательные части среднего по масштабу города оказывались вне ведущего процесса реконструкции и шаг за шагом продвигались к упадку.

Крупный город

В подавляющем большинстве случаев крупные города являются в первую очередь административными центрами регионов, что – в условиях повсеместного разрастания управленческого сектора занятости – автоматически означает наличие множества рабочих мест и в самих учреждениях, и в сфере их всестороннего обслуживания. В отличие от США, где университеты, как правило, являются ядрами малых городов, в России, в соответствии с европейской традицией, система вузов образует второй центр активности крупного города. Здесь наиболее ярким примером является Томск, где студенты уже составляют пятую часть населения, а с учетом кольца научно-производственных фирм, в последние годы образовавшегося вокруг академического центра, в ближайшее время можно ожидать, что доля жителей, прямо или косвенно связанных с этим кругом занятий, составит более половины трудоспособного населения города. Однако пока еще это скорее исключение из правила. В соответствии с коммунистической доктриной, основной целью существования крупного города было сосредоточение промышленного производства, тогда как сервисные функции сводились к обеспечению воспроизводства рабочей силы, согласно весьма скудным нормативам, но и их исполнение опаздывало на долгие годы.

Соответственно, в том, что касалось пространственной организации, крупный город оказался всего лишь разросшимся средним городом, с тем лишь отличием, что его транспортная и инженерная инфраструктуры оказываются существенно дороже. Та же оторванность новых промышленных районов от старого городского ядра, та же неизбежная расчлененность, тот же, начиная с 60-х годов, выход новых жилых массивов на ранее незастроенные (часто неудобные и продуваемые всеми ветрами) территории, при значительном растягивании коммуникаций. Существенным отличием стало то, что символические потребности режима накладывали дополнительные требования к формированию облика городских центров. Теоретически новые центры власти должны были формироваться в отрыве от прежних, дореволюционных, однако это удавалось сделать редко – как правило, в тех местах, где развитие регионального центра происходило скачком из малого города, как, скажем. В столице Бурятии Улан-Удэ прежний центр – торговая площадь остался в стороне, тогда как новый сформировался на существенном удалении, образовав своего рода выставку архитектурных стилей вокруг обширного пространства площади.

Обычно же практические соображения, вроде наличия крупных административных зданий, равно как традиция, заложенная локализацией центра всесоюзной власти в Московском кремле, приводили к весьма причудливому сочетанию унаследованного и нового. Несомненной особенностью крупного города советской эпохи стало то, что все его пространство, так или иначе используемое, формировалось вокруг пустоты – несоразмерно большой площади, предназначенной исключительно для военных парадов и демонстраций. Кафедральный собор уничтожали, и обширность центральной пустоты требовала укрупнения масштаба окружающих ее зданий, что в свою очередь толкало к всемерному укрупнению административных построек и новых театров, залы которых были, к тому же, нужны для проведения партийных конференций.