Урод

— Лучше устрой охоту на хеггов, выводки уже достаточно близко подошли к городу.

— Бессмысленное убийство не дает ничего ни сердцу, ни руке. Пустая трата времени.

— В убийстве ремесленника не больше смысла, — тихо сказал Армад. — Ты мог избежать этой дуэли, мой шэл.

— Конечно, мог. — Крэйн улыбнулся, и в его глазах опять заплясал дьявольский огонь. — Но что с того? Это была единственная возможность разогреть кровь сегодня вечером. Не мог же я упустить столь славную возможность.

— Люди на улицах скоро станут шарахаться от тебя. У тебя слава убийцы.

— Только не женщины, — заметил дружинник, подмигивая молоденькой служанке, которая, посчитав себя удачно затаившейся за бочкой, впилась взглядом в лицо молодого шэла. — Только не они.

Служанка вспыхнула и поспешно отошла к стойке, но все-таки не удержалась, метнула последний взгляд в шэла. Но тот ее не заметил.

— Я не собираюсь быть шэдом, Армад. Довольно к того, что я — младший шэл Алдион. Мне нет нужды завоевывать любовь своих подданных.

— Но разве не...

— Нет. Мне не нужна их любовь, как не нужны они сами. Я их... — шэл сделал неопределенный жест, подбирая подходящее слово, — ... не замечаю. Могильные жуки, трусливые и злобные. Это не люди, это насекомые, разновидность хеггов. Посмотри, как смешно они косятся на нас — все слышат, но боятся до смерти. Удивительно забавное и гадкое зрелище! Добиваться их любви?.. Нет уж, я обойдусь без этого, заигрывать с чернью — удел Орвина, на мою жизнь хватит и других занятий.

— Дуэлей, кабацких гуляний и женщин? — Армад отвел взгляд от своего шэла. — Это хорошо в молодости.

— Именно поэтому ты и попытался привести меня в самый тихий трактир Алдиона, — хохотнул Крэйн. — Нет, мой друг, я не собираюсь тянуть жизнь, как карк тянет коку со своей добычи. Если дуэли и кабацкие гуляния — это моя жизнь, что ж, значит, это мой выбор. Это куда лучше и честнее, чем участвовать во всех интригах двора или добиваться трона шэда. Я доволен тем, что делаю, а значит, все идет правильно. Верить в любовь, прощение и сострадание — величайшая глупость, вера трусов и калек. Сильный человек свободен, потому что настоящая сила — это свобода. Свобода от писаных правил, добродетели, порядков, законов и традиций. Живи, как ты хочешь, — и ты будешь силен, подчинись чужой воле, позволь хоть единожды заставить себя совершить то, чего не желаешь, — и твоя свобода станет ничем. В этой жизни я не подчиняюсь никому: ни шэду, ни шаббэл, ни кому еще. Я по-настоящему свободен, именно поэтому многие меня столь ненавидят. Даже Ушедшие ничего не смогли бы со мной поделать.

Армад хмуро посмотрел на увлеченного Крэйна и качнул головой.

— Не поминай Ушедших, Крэйн. Если ты привлечешь внимание жрецов, неприятностей будет куда больше, чем ты привык к себе притягивать.

— Ерунда. Если хоть один черноголовый попытается осудить меня, ему придется нагонять своих богов настолько быстро, насколько я успею вытащить эскерт.

— Их влияние снижается, ты прав, но помни, что у них еще достаточно сильны позиции в Алдионе. Допустим, никто не осмелится тащить тебя на священный суд, Орвин при всей нелюбви к тебе не сможет допустить этого и позволить уронить честь рода Алдион, но даже твоя дружина не сможет охранять тебя постоянно до конца твоих дней, Крэйн. Артак в шею на темной улице — и все, в городе останутся только два шэла...

— Ты напрасно пытаешься меня запугать, Армад. Это бесполезно. Я знаю, что тебе не безразлична моя жизнь, но поверь, будет лучше, если я буду думать своей головой.

Именно в этот момент спокойствие посетителей второй раз за вечер было грубо нарушено. Входная дверь трактира, тяжелая, сработанная из толстых крепких досок и хитиновых гвоздей, с грохотом распахнулась, пропуская внутрь последние красные лучи догорающего Эно. Дыхание неожиданно ворвавшегося ветра растрепало волосы посетителей, кто-то от неожиданности разбил кувшин об угол стола, было слышно, как что-то медленно течет на земляной пол.

Ворвавшийся человек был грязен, взволнован и пьян. Он был достаточно стар и тем более жалок.

— Во имя Ушедших. — Он закашлялся, обводя трактир невидящим взглядом. — Я спешил... Там... Там ворожей. Настоящий. Только что...

Случайно наткнувшись взглядом на Крэйна, с безразличным видом пьющего фасх, он запнулся, и в глазах его, темных и пустых, как у всякого пьяницы, зажглась надежда.

— Шэл... — Он рухнул на колени, не осмеливаясь подойти ближе, Армад предупредительно поднял руку, другую демонстративно положил на рукоять эскерта. — Во имя Ушедших... Только что сам видел... Ворожей! Живой. Я глазам не поверил...

— Ворожей? — спросил Крэйн без всякого интереса. — И что? Найди черноголового.

— Мой шэл, это убийца!

— Убийца?

— Он призывал проклятия на род Алдион, я слышал это своими ушами. У него склет в половине этеля отсюда, там есть щель и...

— Дальше! — жестко приказал Крэйн, и голос его напоминал гудение хлыста. — Что?

— Он замышляет недоброе, — чуть не захныкал вошедший, с ужасом взирая снизу вверх на шэла и явно жалея о сказанном. — Я как раз шел мимо, а там... Котел, зелья, дым... Он хочет обрушить на нас проклятие!

Крэйн без слов вскочил со стула, и все посетители в едином порыве отпрянули от него, даже те, которые находились в другом конце трактира.

Глаза шэла Алдион пылали белым едким огнем.

— Крэйн... — Армад постарался схватить его за руку, но не успел. — Надеюсь, ты не думаешь...

— Ворожба против рода Алдион карается смертью. Если это правда, мне придется заняться этим.

— Даже и не думай! — Старый дружинник отшвырнул стул и встал во весь рост. — Если это действительно ворожей...

Но Крэйн его уже не слушал. В несколько огромных шагов он покрыл расстояние, отделяющее его от выхода, и бесшумной тенью исчез за дверью. Эно лишь успел на мгновение запечатлеть на полу его угловатую резкую тень, обрамленную багровым свечением заката. Дружинники, среагировав с запозданием, ринулись за ним, отшвыривая с дороги посетителей и врезаясь тяжелыми кассами друг в друга. Кто-то заорал, хватаясь за покалеченную руку, — дружинники шэла не собирались терять времени.

— За шэлом! — крикнул кто-то, разбивая об пол кувшин. — Смерть ворожеям!

Пьяная толпа качнулась, под ногами треснули, вминаясь в землю, разбитые доски столов, приглушенно захрустело стекло под толстыми подошвами.

— Факелы! Несите факелы!

— Смерть! Смерть!

— С дороги, разорви вас Ушедшие, он может...

— Убью, в стороны!

— Готовь стисы! На ворожеев!

— Слава Алдион!..

Кто-то захрипел, прижатый неудержимым людским потоком к стене, где-то звучно хрустнули ребра, а первые посетители уже выскакивали наружу и в руках их матово блестели трехрогие отростки стисов и изогнутые пластины кейров. Подхваченные бурлящей волной ненависти, обжигающей изнутри и едкой, как кровь хегга, они действовали как единый организм, огромное неразумное существо. У этого существа были сотни рук, бездна глаз.