Уродина
Шрифт:
Уехав из дому снежной холодной зимой, я вернулась в Ужгород, где уже пахло приближающейся весной. Были и новости, мы с Дашей получили места в общежитии, куда сразу перебрались.
Попали мы в комнату, где жили две подруги пятикурсницы, обе Симки. Сима чёрненькая, коротко стриженая, маленького роста, была похожа на подростка. Она появлялась в общежитии редко, у неё был кавалер с шестого курса, местный, и всё свободное время она проводила у него. Сима вторая - её полная противоположность: высокая, с большой грудью, круглым животом и крутой попой. На макушке у неё возвышались в три яруса завитки рыжих волос. Потом уже оказалось, что она цепляет шиньон, который делал её старше лет на десять. Эта самая Сима рыжая, которая называла себя не иначе
Сима рыжая, по привычке, заявилась около часу, включила свет и начала шуметь, двигать стулья и пыхтеть. Я её вежливо попросила:
– Сима, выключи свет, пожалуйста.
Даже не повернув голову в мою сторону, она отцепила шиньон, положила на тумбочку и вышла из комнаты. Я терпеливо ждала, пока она вернётся и развесит свои тряпки на моей кровати. Наступил час моего триумфа. Поднявшись, взяла в одну руку её нашлёпку, в другую - ножницы:
– Сима, перестань включать свет и шуметь, когда мы спим.
– А то что будет?
Проснувшаяся Даша, села на кровати и, с трудом сдерживая смех, молча переводила взгляд с меня на Симу.
А та, похоже, не отдавала себе отчёта, сколь решительно я настроена. Молча отстригла с края шиньона рыжий кусок, и он медленно спланировал, распадаясь на пряди. Это было красиво!
– Ты идиотка, уродина длинноносая...
– Она кинулась ко мне. Я сделала шаг назад:
– Сима, сними бельё с моей койки, я прошу тебя в последний раз.
– Ты больная, по тебе психушка плачет.
Схватив двумя пальцами её трусы, я открыла окно и выбросила их со второго этажа. Сима застыла.
– И учти, ещё раз это повторится, удушу тебя ночью подушкой.
С этого дня в комнате наступило холодное перемирие. Подозреваю, что Сима перестала спать по ночам.
За мартом наступил апрель, весна раскрасила деревья и кустики в зелёный цвет. Сбросив тяжёлую зимнюю одежду, девушки перешли на лёгкие плащики. Туфельки украшали стройные девичьи ножки в тонких чулках, освободившиеся от грубых сапог, либеральная мода на мини позволяла рассмотреть их во всей красе. Даже не верилось, что ещё несколько месяцев и подойдёт к концу первый курс нашей учёбы.
В тот апрельский день Даше нездоровилось уже с утра. Она еле отсидела три пары, за обедом поковырялась в тарелке с кашей. Когда мы вернулись в комнату, её уже знобило и болело горло. Симок, как назло, не было дома. Я стала рыться в тумбочке у Симки рыжей. Ну и бардак у неё! Конспекты вперемешку с драными чулками, пачки ваты, старый тапок... о, наконец, маленькая сумочка, в которой я нашла термометр и лекарства. Приняв жаропонижающее, Даша уснула. Собрав наши грязные халаты, я направилась в прачечную, когда в комнату громко постучали. Засунув свёрток под кровать, я приоткрыла дверь. На пороге стояли двое взрослых дядек...
Глава 9
Двадцать
шесть лет было этим "дядькам", но мне, восемнадцатилетней, они казались пенсионерами. Одного из них я знала. Тощий, лысеющий блондин, Эрик, друг Симы чёрненькой. Второго я видела в первый раз. Высокий упитанный брюнет, крупные черты лица, полные губы.– Симок нет, - заявила я и потянула дверную ручку на себя. Брюнет успел схватить меня за рукав:
– Слушай, это ты та самая Анастасия, которая грозилась удушить Симону?
– Он оглушительно расхохотался.
– Тише вы, у меня подруга больная, только что уснула...
– Больная!? Так мы же почти врачи. Эдик, где твоя сумка?
Бесцеремонно оттолкнув меня в сторону, они вошли в комнату и направились к спящей Даше.
– Эрик! Доставай шприц, скальпель, спирт, будем девушку оперировать. А ты принеси кипятку.
– Никуда я не пойду, и вас с ней не оставлю. И, вообще, у меня нет чайника.
Даша от шума проснулась и с удивлением смотрела по сторонам.
– Конечно, только ты выйдешь, мы её сразу вскроем. Тебе останется только зашить. Мы так всегда поступаем с первокурсницами.
– И он опять расхохотался. Клоун. И зачем он пошёл в медицину?
– Ладно, ты видно только с Симоной храбрая.
Он постучал кулаком в стену, высунулся в окно и проинструктировал соседей, что нужно делать. Пока, достав фонендоскоп и ложечку, послушал Дашу, посмотрел горло.
– Ничего страшного, вирусная инфекция.
Через несколько минут соседи доставили нам горячий чайник, баночку с мёдом, малиновым вареньем и, почему-то, солёными огурцами.
– А теперь нужно отпраздновать счастливое спасение тяжёлой больной. Эрик, доставай.
На столе появились кружок домашней колбасы, кусок сала, крашенные яйца, белый хлеб и бутылка с прозрачной жидкостью.
– Попробуйте, девушки, это сливянка, не какой- то бурачный самогон. Вы помните, что сегодня Пасха? Выпьем же и, наконец, познакомимся. Это - Эдик, а я - Зураб. Мы учимся вместе, коллеги. Вы, как уже знает весь медфак, Анастасия, а спасённая красавица...
– Даша, - почему-то ответила я. Зураб? Армянин, что ли? Похож...
– Ага, Зураб, так зовут всех злостных алиментонеплательщиков.
– Он опять рассмеялся, показывая белые зубы с маленькой щербинкой впереди.
– Злостные...что?
– у меня сегодня что-то с юмором было туговато.
Когда через час или два вернулись расфуфыренные, накрашенные и тоже не очень трезвые Симки, они застали живописную картину. Две пьяненькие девочки в компании с двумя парнями, успешно прикончившие бутылку сливянки. Эрик откровенно ухаживает за Дашей, гладит её по ручке, Зураб рассказывает обязательные анекдоты про морг и оживших мертвецов, все весело хихикают. Симка чёрненькая тут же уселась Эрику на колени и принялась его целовать, а рыжая подсела к Зурабу, чмокнув его в щёчку. Она то трогала его за руку, то касалась плеча. У меня вдруг испортилось настроение, да и Даша откровенно клевала носом.
– Так, концерт окончен. Девушка больная и хочет спать. Забирайте свою колбасу и сматывайтесь. Всё на сегодня.
Гости нехотя засобирались и ушли, захватив с собой Симу чёрную.
Уложив Дашу на дальней от окна кровати, укрыла всеми одеялами, распахнула настежь створки и, притащив ведро воды, собралась мыть пол.
– Ты чего расселась?
– повернулась к Симе рыжей.
– Не спать же нам в этом хлеву. Иди на кухню мыть посуду.