Урок

Через несколько часов после того, как задержали Автоносова, умер в больнице Юра.

На одном из первых допросов Автоносов показал: «Я имею охотничье двуствольное ружье Тульского завода, разрешение на него не оформил, у меня есть от первого брака двое детей, сын Юрий, родившийся в декабре 1960 года, числа не помню, и дочь Валентина, лет десяти, но числа, месяца и года рождения не помню…»

Мать Юрия и Вали, первая (а юридически и последняя) жена Автоносова, ушла из жизни при обстоятельствах не совсем обычных, а по мнению некоторых касимовцев, даже необъяснимых, наводящих на страшные мысли. Конечно, при большом желании и скрупулезном исследовании можно было необъяснимое объяснить. Но не исследовали и не объяснили.

Валентина Ивановна Автоносова работала кондуктором автобуса, ей надо было в четыре часа уходить на работу. А в два часа ночи она, по рассказу Автоносова, выкупалась в горячей ванне, вышла, упала ему на руки и умерла. Родственники Валентины, вызванные в три ночи, увидели, что лицо ее и шея покрыты багровыми синяками и ссадинами, которых накануне не было. Автоносов объяснил, что перед тем, как, выйдя, упасть ему на руки, жена, теряя сознание, в самой ванной обо что-то ударялась…

Касимовский судмедэксперт Савин дал наутро (тоже воскресенье было!) заключение, что Валентина умерла от острой сердечно-сосудистой недостаточности. Родственники Валентины потребовали повторной экспертизы. Судмедэксперт, уже областной, из Рязани, Орехов, подтвердил: острая сердечно-сосудистая недостаточность на фоне гипертонической болезни. Синяки и ссадины, по утверждению обоих экспертов, к исходу отношения не имеют.

Но весь город, маленький Касимов, видел эти ссадины и синяки, когда хоронили Валентину. Я их тоже видел на фотографии Валентины, лежащей в гробу. Конечно же это лицо, кажущееся жестоко избитым, отпечаталось в сознании, памяти людей (девятилетнего Юры тоже) и по эмоциональному воздействию было несопоставимо с сухими формулировками судебно-медицинских исследований.

После похорон Валентины ее родственники (ох уж эти родственники!) не успокоились и начали писать в касимовские местные организации, в Рязань и Москву с ходатайством о новом расследовании обстоятельств, кажущихся необъяснимыми, и новой экспертизе силами лучших медиков.

Ох уж эти родственники! Они все подвергают сомнению… Но письма эти (даже эмоционально взбалмошные) надо читать старательно, старательно во всех отношениях и во всех толкованиях, вплоть до самых первоначальных, забытых, напоминающих о старателях, намывающих, вымывающих бесценные крупицы из не имеющей ценности массы.

О чем же писали родственники Валентины Автоносовой?

О странном (разумеется, в их резко субъективном восприятии) поведении медэкспертов и Вячеслава Автоносова: о том, что он рано утром в то воскресенье сам поехал на дом к эксперту Савину, сам доставил его в морг и ждал, топтался у порога, а Савин выходил, и они то и дело шептались, советовались, а потом, когда назначили повторную экспертизу, Савин лично на аэродроме встречал рязанского эксперта Орехова, рязанский эксперт заявил, закончив исследование, что «с этим сердцем можно было бы жить сто лет», но через двадцать дней, непонятно почему, дал заключение, подтверждающее первую экспертизу; писали родственники и о том, что маленький Касимов видел экспертов и Автоносова в ресторане. И т. д. и т. п.

…Писали родственники и о том, что Валентина будто бы не раз говорила: «Найдете меня однажды холодной», — что муж ее унижал нестерпимо, бил и она жаловалась иногда соседям, сослуживцам, даже докторам. Назывались фамилии. Перечислялись разные истории. Душил… Замахнулся табуретом… Наставлял ружье…

Ружье… То самое охотничье, двуствольное, Тульского завода.

Да полно! Наверное, это я сегодня выхватываю из их писем строки о ружье, по-новому их читаю, а тогда тоже бы не заметил в ворохе бесчисленных подробностей?!

Нет, не заметить было невозможно. Вот они заканчивают письмо строгими и четкими строками: «Решите вопрос об изъятии у Автоносова охотничьего ружья. Таким людям, как он, нельзя доверять оружие».

При этом родственникам неведомо было, что ружье-то ему никто не доверял, оно было у него незаконно, тайно. И вот тайное стало в их эмоциональных письмах явным. И что же?

А то, что оно выстрелило. Через восемь лет. Совсем как в хорошей пьесе, о которой А. П. Чехов говорил: если в первом действии ружье висит на стене, то в четвертом должно выстрелить.

Оно и выстрелило. Из двух стволов. В Юру.

Читаю сегодня письма родственников Валентины и ответы, подписанные: «Государственный советник юстиции…», «Старший советник юстиции…», «Юрист первого класса…», «Юрист второго класса…».

Читаю: «Оснований не найдено…», «Оснований не усматривается…», «Оснований не имеется…»

А оно выстрелило.

Авторитетные юристы, заверявшие авторов писем, что «оснований не найдено», имели в виду, конечно, не изъятие ружья (которое вообще ускользнуло от их сосредоточенности), а новую экспертизу и расследование кажущихся неясными обстоятельств.

А вот посмотрим: действительно ли «не было оснований»? Не было оснований обвинять Автоносова в умышленном убийстве: их нет и сейчас. Но были основания для того, чтобы доказательно опровергнуть доводы родственников или столь же доказательно их подтвердить.

Существуют истории, которые нельзя оставлять (тем более в маленьком городе) недорасследованными, не исследованными до последней, максимально возможной степени ясности. Иначе вокруг них создается некое силовое поле, разрушающее человеческие отношения. Тут нужна полная ясность.

Когда речь идет о смерти самого дорогого для ребенка человека — матери, загадок и сомнений быть не должно. А если они остаются, то остается и вероятность новой катастрофы…

Мальчик рос в атмосфере вражды двух домов (автоносовского и родственников матери), рос в пересудах улиц, чувствуя на себе косые или бесстыдно откровенные, жалостливые или взывающие к мести взгляды касимовцев, рос нервным, порывистым, потаенным, с расколотым сердцем, с растущей агрессией к отцу (не о действиях, а о чувствах говорю). И Автоносов, видимо, жил с ощущением опасности, исходящей от сына. С годами силовое поле не расследованного до максимально возможной ясности дела становилось все насыщеннее, наэлектризовывалось все больше.

Дело об убийстве сына рассматривалось Касимовским судом дважды.

По статье 103 УК РСФСР (умышленное убийство без отягчающих обстоятельств) суд определил Автоносову десять лет в колонии усиленного режима (по данной статье наказание максимальное, потолок).

Далее было вот что. Адвокат, защищавший Автоносова, направил в Рязанский областной суд кассационную жалобу: он утверждал, что Касимовский суд не учел обстоятельств, резко уменьшающих вину осужденного, который положительно характеризуется во всех организациях, где он работал, совершил убийство в состоянии сильного душевного волнения и бесконечно в этом раскаивается…

Областной суд, оставив в силе обвинение по статье 103, снизил наказание до пяти лет, тоже в колонии усиленного режима. Однако это решение обжаловали родственники Юры со стороны покойной матери, и тот же Рязанский областной суд вернул дело на новое рассмотрение, опять в Касимов, отметив, что в первом разбирательстве были недостаточно исследованы обстоятельства убийства.

Касимовский суд — в новом составе — дело рассмотрел в январе 1978 года. И что же, обстоятельства были исследованы лучше?