Уроки Лагона: Бей или умри

– А Соул – гениальный испепелитель, и он тоже перешёл к Эфанге от другого мастера, – вздохнула я. – Правда, он не красивая женщина, но кого это волнует… Можешь не продолжать, принцип я уяснила.

– История Соула сложней и печальней, – возразил вдруг Лао – и умолк, явно не желая развивать тему.

Настаивать я не стала, благо вопросов у меня ещё оставалось предостаточно.

– Значит, Соул намекнул Ригуми Шаа на слишком активный интерес Эфанги к нам с Тейтом. Допускаю, хорошо. Интересно только, как после такого предупреждения поединок вообще состоялся.

Итасэ протянул руку; несколько золотистых сияющих птиц, что кувыркались над тёмной гладью воды свернули и закружились над ним. И одна, самая маленькая, села на запястье. Острые коготки проткнули кожу, и выступили капли крови – тягучие, остро пахнущие железом, тёмные, солоноватые…

Я прерывисто выдохнула и отсекла себя от восприятия Лао.

Хватит с меня чудес, пожалуй.

– Шаа никогда не вмешивается грубо, – внезапно заговорил Итасэ, и выражение его лица смягчилось, стало мечтательным. – Он считает, что ученики взрослеют только тогда, когда сами справляются с бедами. Учитель не должен бесконечно оберегать их от всякой боли, от любых трудностей. Но обман и подлость Шаа презирает. Если бы ты ушла к Эфанге сама, он бы тебя отпустил. Если бы ты хоть раз подумала об этом… Однако ты желала остаться с Шаа, и он не мог бы позволить никому обращаться с тобой как с игрушкой. Это было бы… некрасиво. Поэтому он послал меня. Если бы Тейт проиграл, Трикси-кан… – Итасэ искоса взглянул на меня; в его тёмных, как ночное озеро, глазах жили тысячи пылающих золотистых птиц. – Я бы вызвал Соула. Не из-за добычи. А потому что он оскорбил ученицу Ригуми Шаа, и я, подмастерье, не смог оставаться в стороне… Потому что он оскорбил моего друга Трикси Бланш.

В горле образовался комок.

– Спа… спасибо.

– Не стоит, – дёрнул он плечом неопределённо. Птица испугалась и вспорхнула с запястья, оставив на память глубокие царапины. – Ты и сама справилась не хуже.

Вот это был удар в самое сердце.

– Не справилась.

– Справилась, – шёпотом возразил Лао, обжигая дыханием. Загибаться от боли, когда нечто непостижимое в прямом смысле дышит тебе в затылок – непростая задача. Наверное, только поэтому я и сумела взять себя в руки – в который раз за вечер. – Потому что вы выжили. Это главное. Смерть – единственная непоправимая ошибка. Но ты жива, и он жив, а значит, всё можно исправить.

С ответом я замешкалась – никак не могла выровнять дыхание. И лишь спустя полминуты вспомнила о биокинезе.

Вскоре стало значительно легче. Всё-таки непостижимое непостижимым, магия магией, а правят примитивным человеческим организмом гормоны.

– Я не понимаю, – вырвалось у меня, хотя начинать с жалоб я не собиралась. – Что вообще произошло? Почему моё вмешательство причинило ему такую боль? Я эмпат, я чувствую, что он не лгал и не преувеличивал, его это действительно подкосило… Разбило ему сердце, вот правда. Но почему?

Итасэ вытянул ноги; теперь волны с энтузиазмом вылизывали не только прибрежную полосу, но и его пятки.

– Если тебя это успокоит, я тоже не понимаю, – задумчиво произнёс он наконец. – Танеси Тейт всегда был одержим силой. Но он не похож на человека, который совершенно не способен принять чужую помощь.

– Тейт часто ищет союзников, – согласился Лао. – Но кое в чём ты ошибаешься, Ран. Он не одержим силой. Он и есть сила.

– Если ты знаешь ответ, то просто скажи. Многозначительные намёки хороши только для…

Для кого хороши многозначительные намёки, я так и не узнала, потому что меня внезапно осенило.

«Только верь мне».

«Я тебе верю».

– Доверие, – хрипло произнесла я. Итасэ замолчал на полуслове. – Нет, я и раньше видела, что у него пунктик на доверии. Один раз он меня чуть не утопил, чтобы я прониклась…

– А что, разве утопленники начинают безгранично доверять своему убийце? Или это чувство беспомощности заставляет жертву проникнуться к мучителю симпатией? – сдержанно удивился Итасэ. – Не знал. Надо как-нибудь попробовать.

Ирония и вежливый интерес в его интонациях были замешаны в таких совершенных пропорциях, что даже я оценила – не выдержала и улыбнулась, несмотря на то что на душе по-прежнему шрахи скребли.

– Самое смешное, что в действиях Тейта был смысл, это правда работало. Есть определённые тонкости, конечно, и в основе там лежит один несложный психологический приём… Неважно. Важно, что Тейт никогда от меня ничего не требовал, кроме одного – доверия. Он повторял это с нашей первой встречи, когда только вытащил меня из логова свободных, и мы даже не были толком знакомы. Собственно, мы и сейчас толком не знакомы, – добавила я с горечью. – И я начинаю понимать это. Шрах, а ведь всё случилось именно поэтому: я совершенно не знаю Тейта, а он – меня. Мы до сих пор довольствовались теми жалкими огрызками друг друга, которые называются «здесь и сейчас». А у нас есть прошлое, и оно определяет многое… Больше, чем хотелось бы.

Кажется, я не сказала ничего особенного – банальности, очевидные вещи. Итасэ половину пропустил мимо ушей, пытаясь вновь подманить сияющую крохотную птицу. Но Лао вдруг вспыхнул от радости – резко, жутко и ослепительно, как молния.

– Хорошо, что ты об этом задумалась, Трикси, – безмятежно рассмеялся он и подул мне в затылок; стало щекотно, и дурные мысли отступили. – Вы действительно пока ещё незнакомцы, но твоей вины в том нет. Тейт никого не пускает в своё прошлое, а тех обрывков, что известны всем, слишком мало. Даже я не знаю ничего наверняка. Многое чувствую, да… Но не знаю. И подсказать могу немного. Только одно имя – Ингиза.

С озера налетел порыв холодного ветра, и я поёжилась. То ли от неожиданности, то ли от озноба…

– Я уже слышала его.

– Ингиза – ученик мастера Лагона, – вмешался внезапно Итасэ. – Вблизи я видел его однажды, когда только… когда только пришёл в Лагон. Ингиза был не подмастерьем, но чем-то большим. Самый сильный, самый талантливый, лучший – так о нём говорили. А потом вдруг начали говорить как о предателе.

– Говорили? – эхом откликнулась я. – Он что, умер?

Идиотский вопрос. Собственно, ответ я уже знала, но почему-то очень боялась, что его озвучат – и одновременно хотела этого.

– Можно сказать и так. – Впервые на моей памяти Итасэ испытывал неловкость. – Но ходили слухи… Тебе лучше спросить у кого-нибудь, кто знает лучше. Девять лет назад я не интересовался никем, кроме себя.

Лао просто промолчал; но мне не нужны были подсказки. А я вспомнила Тейта – и обжигающие образы, которые таились в бездне его разума.

Океан бесцветного огня.

Череп, осыпающийся пеплом.

Опалённые мальчишеские ладони.

«Верь мне»…

Фрагменты головоломки никак не желали складываться в цельную картину, но часть истории я уже могла прочитать.

– Тейт убил его, верно?

– Так говорили, – ответил Лао очень-очень мягко, словно боялся спугнуть правду. – Я не знаю, так ли это. Но многие верят. Сперва те, кто силён, но неразумен и горд, испытывали его. Тейт был вынужден сражаться и убивать – тогда, когда нуждался в помощи и в близости сильнее всего. Он выжил. И потому теперь одни его боятся, а другие верят глупой игре.