Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Уроки сектоведения. Часть 1.
Шрифт:

Как Блаватская читает источники, можно увидеть на примере цитирования ею “Исповеди” Августина. Предлагая убедиться, что христианство несравненно кровожаднее языческих культов, она приводит слова Августина: “Дивна глубина твоих слов, о Боже мой, дивная глубина! Страшно заглядывать в нее; да... благоговейный ужас почитания и дрожь любви. Врагов твоих (читайте — язычников) поэтому ненавижу неистово; о, если бы ты убил их своим обоюдоострым мечом, чтобы они больше не могли быть врагами ему; ибо я так бы хотел, чтобы были они убиты” {1277} .

1277

Блаватская Е. П. Разоблаченная Изида. Т. 2 — М., 1994, с. 47.

Теперь приведем полный текст: “Удивительная глубина слов Твоих! Вот перед нами их поверхность — она улыбается детям, но удивительна их глубина, Боже мой, удивительна глубина! с трепетом вглядываешься в нее, с трепетом почтения и дрожью любви. Ненавижу неистово врагов Писания. О, если бы погубил Ты их мечом обоюдоострым — да не будут они врагами его. Так хочу я, чтобы они погибли для себя, чтобы жить Тобой!” (Исповедь. 12,14).

Это текст в защиту Писания, насыщенный аллюзиями на Писание. “Меч обоюдоострый” — это отнюдь не меч палача, но Евангелие: “Ибо слово Божие живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого; оно

проникает до разделения души и духа, составов и мозгов и судит помышления и намерения сердечные” (Евр. 4,12). Смерть в жизни для себя ради возрождения в жизни во Христе — это традиционная метафора крещения и обращения ко Христу (“Я сораспялся Христу, и уже не я живу, но живет во мне Христос” — Гал. 2,20; “Ибо никто из нас на живет для себя, и никто не умирает для себя; а живем ли — для Господа живем; умираем ли — для Господа умираем” — Римл. 14,7).

Знаток и защитник «мистерий» должен был бы знать, что не всегда слово «смерть» в религиозном тексте означает смерть физическую. Оно может означать сакральное рождение (ибо любая мистерия проводит посвящаемого адепта через смерть к новому, «духовному» рождению). Таков смысл, которым язычники наделяют свои мистерии, так же понимают христиане смысл и своих таинств. И любой проводник, ведущий неофитов по лабиринту посвящения скажет так же, как Августин – «Так хочу я, чтобы они погибли для себя, чтобы жить Тобой». Как же это вдруг Блаватская все это забыла?

Это молитва об обращении еретиков, а отнюдь не призывание скорейшей их смерти. И речь идет именно о еретиках, а не о язычниках. Августин долго был у манихеев, долго питался оккультными толкованиями Писания, пока наконец не услышал собственно церковного учения. Отсюда его крик: пусть Слово Божие образумит и выпрямит сердца тех, кто пытается искривить Писание для нужд оккультной проповеди! Язычники — не враги Писания. Они его не знают, не используют и не перевирают. У них есть своя совесть и свой закон. Их Церковь не судит. Но полуязычники-полухристиане уродуют христианское Евангелие, чтобы наполнить его нехристианскими и даже антихристианскими доктринами. А для христианской совести надругательство над Евангелием есть кощунство. Отсюда — “ненависть” Августина к гностикам... Книга Августина — именно исповедь, а отнюдь не “черная магия”. Продолжи Блаватская свою цитату из Августина на три слова дальше — и это стало бы очевидно [338] .

338

Блаватская не дает ссылки на “Исповедь”. Возможно, она ее не читала. Августина она цитирует по антихристианской книге некоего Дрэйпера. Это довольно странно, потому что “Исповедь” Августина — классическая и вполне доступная книга, легко находимая как в оригинале, так и во всевозможных переводах в любой библиотеке Европы, Америки и России. Возможно, Блаватская ссылается на Дрэйпера, а не на первоисточник, чтобы затруднить сверку цитаты. Если же это сделано неумышленно, то здесь все равно научная недобросовестность: столь тяжкое обвинение, которое Блаватская бросает в лицо всему христианству (цитата сопровождается восклицанием Блаватской: “Удивительный дух Христианства!”) необходимо было бы проверить... Я так понимаю, что Л. Шапошникова, набредя на это место в моей книге «Сатанизм для интеллигенции» и будучи не в состоянии ничего возразить по существу, решила этот же «источниковедческий» аргумент обратить против меня. Она уверяет, что «ряд цитат диакон искусно уводит от проверки. Ссылаясь на известный труд Блаватской «Разоблаченная Изида», он избегает ставить даты издания, довольствуясь лишь страницами. Известно, что в последнее время «Разоблаченная Изида» выходила, по крайней мере, раз десять в самых различных издательствах. Вот и ищите…» (Шапошникова Л. В. Подвижничество диакона Кураева // Защитим имя и наследие Рерихов. Т.1. Документы. Публикации в прессе. Очерки. М., 2001, с. 365). На деле точная ссылка на издание «Разоблаченной Изиды» была у меня при первом же ее упоминании – на 11-й странице первого тома в подстраничном примечании (а также на сс. 51, 102, 188). Так просто принято в издательском деле: полное библиографическое описание обязательно только при первом упоминании источника… Впрочем, и в списке источников в конце книги под 171-м номером указывается «Изида» с упоминанием места и года издания.

Вот еще обращение Блаватской к патристическим текстам: «Не исходили более поучения из уст “Богом наученного философа”, но другие заповеди проповедовались воплощением самого жестокого зверского суеверия. “Если твой отец”, — писал Св. Иероним, — “ляжет на твоем пороге, если твоя мать обнажит перед тобою ту грудь, которая вскормила тебя, — растопчи безжизненное тело своего отца и грудь твоей матери и с глазами неувлажненными и сухими мчись к Господу, который тебя призывает!!”. Эта сентенция равноценна, если не превзойдена, другой сентенции, произнесенной в подобном же духе. Она исходит из другого отца ранней церкви — красноречивого Тертуллиана, который надеется увидеть всех “философов” в огненной геенне Ада. “Какое это будет величественное зрелище!.. Как я буду хохотать! Как я возрадуюсь! Как я восторжествую, когда увижу такое множество прославленных царей, про которых говорили, что они вознеслись на небо, — стонущими во тьме в Аду вместе со своим богом Юпитером! Затем солдаты, преследовавшие Христово имя, будут гореть в более жарком пламени, чем то, которое они возжигали для святых”. Эти кровожадные выражения иллюстрируют дух христианства до нашего времени» {1278} .

1278

Блаватская Е. П. Разоблаченная Изида. Т. 2 — М., 1994, с. 297 (в этом издании текст о Тертуллиане испорчен; восстановлен по интернет-версии).

Приведя цитату из Иеронима, Блаватская не сочла нужным сказать, кому адресовано это письмо. Уже его заголовок многое прояснил бы – «Письмо к монаху Илиодору». Речь идет не о юноше, которого Иероним выманивает из родительского дома. Речь идет о уже пожилом человеке. «Пусть малый внук повиснет у тебя на шее, пусть, распустив волосы и растерзав одежды, мать покажет сосцы, которыми питала тебя, пусть отец ляжет на пороге, — ты перешагни седовласого старца и с сухими глазами воспари к знамени креста. Единственный способ оказать родственную любовь — быть жестоким в этом случае… У нас не железная грудь, не твердые предсердия. Мы не из камня родились, и не гирканские тигрицы питали нас. Я и сам прошел через эти препятствия. То беспомощная сестра обоймет тебя нежными руками, то домочадцы, с которыми ты вырос, скажут: кому же мы будем служить? То прежняя нянька, уже старуха, и дядька, второй отец в силу естественного почтения, воскликнут: подожди немного, пока мы умрем, и похорони нас. Может быть, и мать с иссохшими сосцами, с морщинистым челом будет стенать о тебе, припоминая, как она убаюкивала тебя у груди. Легко разрешает эти узы любовь к Богу и страх генны» {1279} .

1279

Иероним Стридонский. Письмо 2 (14) К монаху Илиодору // Диесперов А. Блаженный

Иероним и его век. М., 2002, сс. 124-125.

Как видим, у адресата письма уже есть внук, а, значит, и взрослые самостоятельные дети, которые могут взять на себя попечение о старейшем поколении. Адресат письма – уже монах, который уже дал монашеские обеты – опять же во взрослой, сознательной поре («оставив военную службу» {1280} ), но затем «расслабился». Он сам предупредил Иеронима при расставании, чтобы тот напоминал ему о монашеском призвании («Так как ты, удаляясь, просил меня, чтобы я, переселившись в пустыню, прислал к тебе пригласительное письмо, то я зову тебя: поспеши» {1281} ). Иероним просто призывает его вспомнить былые стремления его совести. Нет в письме и никакого «растопчи»…

1280

Там же, с.127.

1281

Там же с. 123.

И еще два обстоятельства стоило бы учесть, прежде чем делать глобальные выводы о безнравственности христиан вообще и Иеронима в частности (“Была ли когда-нибудь так называемая религия Христа после смерти этого Великого Учителя чем-либо иным, как не бессвязным сном?” {1282} ).

Первое: сам Иероним потом сожалел об этом письме в послании к внуку Илиодора: «Когда я был еще юношей, можно сказать, почти отроком, и среди суровой пустыни обуздывал первые порывы страстного возраста, тогда я писал деду твоему св. Илиодору увещательное письмо, полное слез и жалоб, чтобы он мог видеть взволнованное положение души своего товарища, оставшегося в уединении. Но в том письме по молодости лет я выражался без надлежашей серьезности: риторика была свежа в памяти, и кое-что я разукрасил схоластическими цветами» {1283} .

1282

Блаватская Е. П. Разоблаченная Изида. Т. 2 с. 295.

1283

Иероним Стридонский. Письмо 12 (52) К Непоциану Илиодору // Диесперов А. Блаженный Иероним и его век. М., 2002, с. 190.

Второе: а разве не так же поступил тот, кого Блаватская называет «наш Господь Будда», перешагнувший и через любовь престарелого отца, и через любовь молодой жены и еще маленького сына? [339] Разве не буддистские проповеди велят – «Оставь жену и сына, отца и мать, богатство и жито, оставь все, что порождает желания, и иди своим путем одиноко, подобно носорогу» (Сутта-нипата, 26(59))?

Что же касается текста Тертуллиана, то он и в самом деле предвкушает суд над язычниками как необычайное представление: «Это будет пышное зрелище. Там будет чем восхищаться и чему веселиться. Тогда-то я и порадуюсь, видя как в адской бездне рыдают вместе с Юпитером сонмы царей, которых придворные льстецы объявили небожителями. Там будут и судьи – гонители христиан. Будут посрамлены и преданы огню философы, учившие, что Богу нет до нас дела, что души или вовсе не существуют, или не возвратятся в прежние тела. С большим удовольствием погляжу на тех, кто свирепствовал против Господа. Вот он, - скажу я, - сын плотника и блудницы, осквернитель субботы. Вот тот, кого вам предал Иуда, кого вы били по лицу» (О зрелищах, 30).

339

«Видение исчезло, а душа Сиддхарты была исполнена восторга. Он сказал себе: "Я пробудился для Истины, и я решаю выполнить мое назначение. Я порву все связи, привязывающие меня к миру, и оставлю дом мой, чтобы найти путь спасения. Истинно, я стану Буддою". Царевич вернулся во дворец, чтобы в последний раз взглянуть на тех, кого любил превыше всех земных сокровищ. Он направился в покои матери Рахулы и открыл дверь. Там горела лампа благовонного масла. На ложе, усыпанном жасмином, спала Яшодхара (жена Будды – А.К.), положив руку на голову сына. Стоя на пороге, Бодхисаттва смотрел на них, и сердце его разрывалось от тоски. Боль разлуки пронзила его. Но ничего не могло поколебать его решения, и мужественным сердцем подавил он свои чувства и оторвался от самого ему дорогого» (Рерих Е.И. Основы буддизма. // Рерих Е. И. Путями духа. М., 1999, с. 32).

Цитата Блаватской на этот раз более–менее верна. А вот понимание ее оказывается совершено неисторичным. Если бы такая фраза встретилась у проповедника VII века – проповедника победившей Церкви, - то она действительно была бы возмутительна. Но этот эмоциональный срыв понятен и простителен у Тертуллиана, на глазах которого язычники убивали его единоверцев. И совсем уж подлостью выглядит пинание Тертуллиана Блаватской за этот его болевой выплеск – «Впав в экстаз от предвкушения удовольствия увидеть всех философов, «подвергавших гонениям имя Христа, горящими в самом страшном адском огне», этот святоша, отец христианской Церкви восклицает: «Как я буду хохотать! Как я буду ликовать! Как я буду торжествовать» и т.д» {1284} . На мой вкус, «святошей» был бы тот, кто, стоя у крестов, на которых язычники распинали христиан, умильно говорил бы: «как я буду рад видеть этих палачей в райских обителях, мирно беседующих со Христом и мучениками!».

1284

Блаватская Е. П. Дэвакхан. Западная критика и восточная интерпретация // Гималайские братья. М., 1998, с. 30

Но для Блаватской вся история христианства сводится к истории инквизиции. По ее просвещенному мнению, например, православие было “насильно введено Иринеем, Тертуллианом и другими” {1285} .

Св. Ириней Лионский был казнен в 202 г. Насильно навязать свою веру другим он даже если бы и хотел — не мог (перед Блаватской же он провинился тем, что активно выступал в защиту апостольского христианства против гностиков).

Делать же религиозного насильника из Тертуллиана, чья "Апология" - гимн свободе совести, значит просто издеваться и над ним, и над здравым смыслом. Приведу лишь две цитаты из этого христианского писателя III века: "Посмотрите, не виновны ли в безбожии те, кто отнимает свободу веры и запрещает свободный ее выбор?" (Апология, 24,6). "Относительно других существ, которых вы именуете богами, мы знаем, что они не что иное, как демоны. Однако ж право естественное и общественное требует, чтобы каждый покланялся тому, кому хочет. Религия одного человека ни вредна, ни полезна для другого. Но не свойственно одной религии делать насилие другой" {1286} .

1285

Блаватская Е. П. Разоблаченная Изида. Т. 2, сс. 151-152.

1286

Тертуллиан. Послание к Скапуле, африканскому проконсулу // Творения. ч.1. Спб., 1849, с. 107.

Поделиться с друзьями: