Уроки ведьмы. Книга вторая

– Это для песочной терапии, – дружелюбно пояснила психолог. – Ну, это с детишками такую проводим.

Я прошла вперед и выбрала кресло слева, которое было ближе к окну. Светлана Николаевна расположилась в кресле напротив.

– Ну, что же, Нина. Давайте начнем, – сказала она. – Если хотите, я налью вам воды или чаю.

Я отказалась.

– Я посмотрела анкету, которую вы заполнили. Вижу, вы многое пережили. Хорошо, что вы решили не справляться в одиночку с этим, а обратиться к специалисту. Я очень постараюсь вам помочь.

Я молча кивнула.

– Может быть, вы что-то еще хотите сказать в дополнение к анкете?

– Ну, да, есть. Я потеряла способности.., – я замялась. Она с сочувственным интересом выжидающе смотрела на меня. – То есть, я кое-что умела, у меня было… хобби, любимое занятие. То, что очень хорошо у меня получалось, – я медленно подбирала слова, чтобы держаться ближе к правде. – И как будто разучилась. У меня больше не получается.

Светлана понимающе кивала и слушала. Слова, поначалу дававшиеся мне с трудом, вдруг начинали литься легче и легче.

– В общем, я словно потеряла часть себя, – продолжала я. – Как будто целый пласт жизни куда-то ушел, смысл пропал. Это было очень важно для меня. И на этом месте теперь пустота, и еще мой любимый, там тоже пустота…

Я замолчала, чтобы собраться и не расплакаться. Я первый раз это рассказывала кому-то, кроме себя в пьяных монологах.

– Простите, что я спрашиваю, но мне нужно знать. Он умер? Это про него вы писали в анкете?

Я закивала. Взгляд Светланы был настолько понимающим и теплым, что даже не вызывал сомнения в своей искренности.

– Да, он погиб. Несколько месяцев назад. После этого у меня и пропали… после этого я перестала заниматься своим делом. А вместо этого я стала, – я глубоко вздохнула, потому что это сказать было нелегко, – я пить стала. Не думаю, что я уже прям совсем алкоголичка. Но такого никогда со мной не было, и это тоже меня беспокоит. В общем, все навалилось! – Я махнула рукой и, наконец перестав сдерживаться, заревела.

Светлана быстро достала с нижней полки столика коробку с салфетками и пододвинула ко мне. Я выудила одну салфетку.

* * *

Я лежала в постели и тщетно пыталась заснуть. Сна не было ни в одном глазу. Я находилась в смешанных чувствах. С одной стороны, очень радовалась, что отважилась в конце концов на поход к психологу. Одновременно с этим мне казалось, что меня заваливает со всех сторон лавинами песка, и из него невозможно выбраться.

Дело в том, что я, хотя и вкратце, но рассказала обо всем, что меня мучило и беспокоило, и наконец сама осознала, под каким гнетом я живу. Мне даже показалось, что Светлана Николаевна сама была слегка шокирована, хотя, я уж думаю, она за время своей работы психологом повидала немало. Но когда я все написала в анкете, а потом озвучила и дополнила, то мне безумно стало жалко саму себя. Я была такой несчастной!

Про предательство подруг я тоже поведала, разумеется, не вдаваясь в подробности. Рассказывая о всех своих злоключениях я почему-то вдруг вспомнила первого кадавра из повести Стругацких, который назывался «модель человека, полностью неудовлетворенного». Прямо про меня. Он там, кстати, почти сразу издох. Вспомнив кадавра, я прямо на сеансе посреди своего же рассказа начала смеяться взахлеб, а потом залилась слезами. Светлана принесла воды и терпеливо пережидала мою истерику.

Так прошла первая часть нашей встречи. Затем, когда я немного успокоилась, мы продолжили. От Светланы я узнала, что существует такое понятие как «запрос». Это то, с чем мы будем работать. И на каждом сеансе он у нас будет один. Поэтому из всех своих бед и проблем мне надо выбрать ту, которую я хочу разобрать первым делом, с которой хочу справиться в первую очередь. Это и будет мой запрос. И когда мы проработаем его, мы перейдем к следующему.

Надо сказать, что это меня не то что бы ошарашило, но расстроило. Я все-таки надеялась, что есть быстрое решение, что психолог успокоит меня, скажет, что делать и куда двигаться, как справиться с тоской, как перестать мучиться из-за Антона, и сделает что-то, после чего мне не потребуется справляться с горем с помощью вина.

На деле все оказалось намного сложней. От меня, оказывается, тоже требовалось немало усилий, вплоть до выполнения каких-то домашних заданий, что мне показалось совершенно абсурдным. Но эта женщина мне нравилась, я ощущала необъяснимую приязнь к ней и доверие. При этом я видела, что сама она сомневается в моих словах, не полностью верит им, чувствует, что я хожу вокруг да около. Тем не менее она не давила на меня, и я решила, что попробую. Всегда ведь можно отказаться.

С запросом в этот раз я определиться не смогла, и Светлана предложила мне поразмышлять дома, что для меня сейчас является самым важным, и с чем я больше всего хотела бы справиться.

Под конец она достала карты. В первый момент я чуть не подскочила, потому что мне показалось, что выстроенный между нами мост понимания и доверия сейчас рухнет, как карточный дом, и плевать, что получился каламбур. Но она, увидев возмущение в моих глазах, поспешила успокоить, сказав, что это никоим образом не относится к гаданиям, и эти карты вовсе не мистификация, а разговор с подсознанием.

– Нина, не волнуйтесь, это просто ассоциативные картинки. Иногда вы не можете что-то рассказать, и даже не потому, что скрываете, а потому что сами об этом не знаете. Но когда посмотрите на картинку, у вас возникнет ассоциация. И это может оказаться тем, что вы прячете даже от самой себя. Не я буду говорить, глядя на карты, что вас ждет. А вы сами будете говорить то, что видите тут. И это совершенно не имеет отношения к магии. Это просто очень хороший инструмент для работы психолога.

Она перевернула карты и раскрыла их веером, показывая мне изображения. В них не было ничего общего ни с таро, ни с гадальными картами. Действительно, просто какие-то странные рисунки, без символов и подписей.

– Я хочу попробовать эти карты, чтобы понять, сможем ли мы использовать их дальше в работе, – пояснила Светлана Николаевна. – Есть люди, которые не могут с ними работать. Например, если совсем нет воображения. Они видят только то, что изображено на картинке, и воспринимают это совершенно буквально. Если там нарисован мальчик в лохмотьях, идущий с вязанкой хвороста, то для них это мальчик с вязанкой хвороста. Понимаете?

Я нерешительно кивнула.

– Попробуем?

Я пожала плечами и снова кивнула. Светлана показала одну из самых простых методик по трем картам. Так как пока я не знала, с каким запросом хочу работать, она предложила просто посмотреть на линию времени: прошлое – настоящее – будущее. Я вытянула наугад три карты и положила их рядом. Первая должна была показать мне мое прошлое, вторая – настоящее, третья, соответственно, будущее. Но не как гадание, а как мое понимание: как я видела события прошлого. Как я ощущаю себя в настоящем. Как представляю себе будущее. Это было безумно похоже на простейшее гадание на Таро, я часто так раньше делала. Но там предсказание строилось на символах и смыслах, заложенных в самой карте. Тут мне предстояло посмотрев на какой-то схематичный размытый рисунок рассказать о своих ощущениях.

Я перевернула карты рубашками вниз, и передо мной легли три картинки. На первой были изображены несколько детских лиц, они вроде бы улыбались или что-то весело кричали, но рисунок был настолько неприятным, что эти лица вызывали скорее ужас и отторжение. Я еще не успела посмотреть на вторую картинку, как в голову мне ударилось: «Ведьмы!» Мое прошлое – ведьмы, виновницы происходящего со мной настоящего.

Я почувствовала внимательный взгляд Светланы. Похоже, она поняла, что я у меня сразу возникла ассоциация. Она просила, чтобы я делилась тем, что чувствую, глядя на эти рисунки, но я не могла ей сказать про ведьм. Я буркнула, что-то про предательниц-подруг, которые принесли мне много горя, и похоже, ее этот ответ удовлетворил. Но она просила, чтобы я не держала все в себе. Я должна была все ей рассказывать, и это было неимоверно трудно.