Уроки Великой депрессии

Мировая революционная волна 1917–1923 гг., создание влиятельных коммунистических партий многому научили правящие круги стран Запада. Они поставили перед собой задачу приобщить широкие слои трудящихся к конструктивному решению социальных и политических проблем. Возникало новое общество, в котором власть осуществляется под давлением широких масс — массовое общество. Индустриальное развитие приобщало все новые миллионы людей к городскому образу жизни, создавая предпосылки для их общественной активности. Мировая война и последовавший за ней революционный подъем вовлекли в общественную жизнь миллионы людей. Бывшие фронтовики почувствовали себя сопричастными решению судеб своих стран. Миллионы простых людей не хотели больше быть бессловесным населением, они хотели участвовать в общественной и политической жизни своих стран.

Для правящих кругов это означало, что теперь они должны убеждать большинство населения в правильности проводимой политики. Крайне важной становилась задача управления мнением миллионов людей, навязывания им предпочтений, вкусов и взглядов, выгодных руководящим группировкам и классам (манипулирование массовым сознанием). Для этого широко использовались средства массовой информации — газеты и получавшие все более широкое распространение радио и кинематограф.

Благодаря большей, чем до Первой мировой войны, гибкости политической системы стран Запада, энергию протеста удавалось «интегрировать», направить в направлении, нужном системе. Но в 1930–1933 гг. напор недовольства стал значительно сильнее. Отсутствие революции снизу, явно надвигавшейся на страны Запада, можно объяснить радикальной реформой сверху. В резерве у правящей элиты был козырь государственного регулирования — ограниченного капитализма. И все же правящие элиты опасались вводить в действие решительные меры государственного регулирования. Было неясно, насколько далеко может зайти бюрократия в расширении своих полномочий, если зажечь перед ней зеленый свет. Большинство революций провоцируются отказом правящей группы провести назревшие реформы. Но лишь задним умом можно понять, какие реформы назрели, а какие — только провоцируют распад системы. А пока это не решено — страна продолжает балансировать на грани революции. Именно это происходило в сердце капиталистического мира, в США в 1930–1933 гг.

*

Судьбы мира в 1929–1933 гг. решались в США. Нью-Йорк обрушил мировой рынок, Вашингтону предстояло показать выход пострадавшим. Иначе этот выход, оправившись от собственных трудностей, покажет Москва или Берлин.

В США Великая депрессия приняла свои классические формы. Промышленное производство сократилось почти вдвое, а производство автомобилей — почти в пять раз. Потерявшие работу, вклады или часть зарплаты люди могли покупать меньше товаров. Образовался замкнутый круг — сужение рынка приводило к падению производства, а падение производства — к дальнейшему ухудшению покупательной способности населения и сужению рынка.

Толпы разорившихся вкладчиков и безработных бродили без дела по улицам городов в поисках хоть какого-нибудь приработка. Работодателем миллионов людей стала мафия, мощь которой небывалым образом выросла в период Великой депрессии. Главной отраслью нелегального бизнеса стала торговля спиртным, запрещенная еще в 1920 г., когда в США был введен «сухой закон». Нелегальная торговля алкоголем предоставила мафии широкое поле деятельности, а Великая депрессия — армию готовых на все работников. Но даже мафия не могла обеспечить работой всех нуждающихся, тем более, что и ее рынки сбыта были ограничены, и за них шла кровавая борьба.

Нищета особенно возмущала, потому что соседствовала с изобилием. Голодные люди, которые готовы были трудиться, сидели под витринами, ломившимися от продуктов. При этом никаких шансов найти работу не было. Отчаяние охватывало миллионы и миллионы.

Безработица достигла 17 миллионов человек, средняя зарплата упала на 60 %. В этих условиях цены на сельскохозяйственную продукцию упали в 3–4 раза. Разорилось около миллиона фермеров. Совокупные доходы фермеров упали в 1929–1932 гг. с 9,9 млрд. долл. до 4,4 млрд. долл., причем в среднем на ферму с 1522 до 663 долл. «Свободный рынок превратил к тому времени американское сельское хозяйство в арену периодических катастроф» [77] — комментирует историк А. Шлезингер ситуацию 20 — начала 30-х гг.

77

Шлезингер А. Циклы американской истории. М., 1992. С.343.

*

Публицист Б. Борисов поставил вопрос о том, что в США имел место такой же по масштабам голод, как и на Украине. Он обращает внимание на ряд несуразностей в американской официальной статистике времен Великой депрессии. Доклад US Department of commerce «Statistical Abstract of the United States» фиксирует резкое падение прироста населения в 1930–1931 гг. Десять лет статистика «фиксирует» одни и те же данные прироста, после чего они возвращаются к прежним показателям. В результате демографическая яма в 1931–1940 гг. с учетом возросшей эмиграции составляет 7 миллионов 394 тысячи человек. При этом «в поколении рождённых в 30-е бросается в глаза недостача в 5 миллионов 573 тысяч». При этом официальная статистика фиксирует падение смертности в США в годы депрессии. Речь идет о времени, когда безработные американцы стали есть листья кустарника и лягушек. Это вызывает подозрение в фальсификации данных. Ссылаясь на аналогии с российской депрессией 90-х гг., Б. Борисов делает вывод: «Мы определённо можем говорить о как минимум двух миллионах погибших лиц старше 10 лет, и примерно половине из пяти с половиной миллионов детских демографических потерь, которые разделены между смертностью и некоторым естественным снижением рождаемости» [78] .

78

Борисов Б. Голодомор по-американски. // http://novchronic.ru/1322.htm

Постановка проблемы Б. Борисовым интересна и нуждается в полноценном ответе со стороны американских исследователей. Официальные данные о том, что и смертность существенно не росла, вступают в противоречие с современными демографическими исследованиями, проведенных американскими демографами «без задней мысли» провести аналогию между социальными катастрофами в США и СССР. Так, например, ожидаемая продолжительность жизни в США в 1933–1936 гг. упала с 65 до 61 лет у женщин и с 62 до 57 лет у мужчин [79] . Это может свидетельствовать как раз о значительном росте смертности в 1933 г. Даст Бог, честные американские специалисты обратятся к серьезному исследованию статистических архивов — как историки России и Украины после падения коммунистического режима.

79

Death-registration States, 1900-28, and United States, 1929–1996, National Vital Statistics Report, Vol. 47, No. 13, December 24, 1998. 17; fathersforlife.org/population_politics/US_population_figures_80-96.htm

Согласно официальной американской статистике, опубликованной в сводном труде, вышедшем под эгидой Общественной службы общественного здоровья США, Федерального бюро безопасности и Национального бюро жизненной статистики в 1947 г. (то есть в годы, когда сохранялась власть партии Рузвельта, и уже началась «Холодная война»), смертность на 1000 (без новорожденных) в штатах, где производится регистрация, составила в 1925 г. — 11,7; 1929 г. — 11,9; 1930 г. — 11,3; 1931 г. — 11,1; 1932 г. — 10,9; 1933 г. — 10,7; 1934 г. — 11,1; 1936 г. — 11,6; 1940 г. — 10,8 [80] . Даже без голода в собственном смысле слова, в годы социально-экономических бедствий это невероятно.

80

Linder F. E., Grove R. D. Vital statistic rates in the United States 1900–1940. Washington, 1947. Р.124.

Рождаемость в США во время Великой депрессии упала, но все же не так, чтобы объяснить демографические парадоксы. Уточненные данные рождаемости на 1000 человек населения в 1930 — 20,7; 1931 — 19,7; 1932 — 19,1; 1933 — 18,1; 19,4 — 1940 [81] .

Часть статистических парадоксов (например, резкий прирост населения (на 6 миллионов) в 1932–1933 гг. связан с расширением территорий, где осуществляется регистрация. Бюро статистики стало собирать данные по всей стране только с 1933 г. [82] Полнота регистрации по штатам составляла 75,9 — 99,4 % (но в большинстве — более 90 %) [83] . Однако эти данные — оценочные. Если есть неполнота регистрации смертей, откуда точно известно — какова она? Подсказку дает пояснение к некоторым таблицам рождаемости и смертности — «по месту жительства» [84] . Возможно, в этом и кроется разгадка американских демографических парадоксов. Своих, постоянных жителей регистрируем, а проходящие мимо толпы нищебродов можно и так закопать. Уйдя с места жительства в поисках лучшей жизни, человек мог пропасть из статистической жизни и статистической смерти.

81

Op. cit. Р.100.

82

Op. cit. P.1.

83

Op. cit. Р.99.

84

Например, Op. cit. Р.704.

Однако, пока Америка хранит свои тайны, мы все же не можем согласиться во всем и с Б. Борисовым. Когда его статья еще готовилась к публикации, у меня была возможность сообщить автору некоторые сомнения, которые я готов повторить и сейчас. Б. Борисов применяет в критике США те же методы, которые осуждает в тенденциозных оценках масштабов голода в СССР и, в частности, на Украине.

Не значит ли, что одинаковые демографические ямы СССР и США в 30-е гг. свидетельствуют об одинаковых потерях от голода? Только гипотетически. То есть мы можем подозревать, что США потеряли от голода сотни тысяч жизней. Но сколько?

Демографические потери страны никак нельзя отождествлять с числом погибших от голода. Поэтому безграмотными являются транслируемые по телевидению утверждения, что в СССР погибло от голода 7 миллионов человек. Это — демографические потери. Они включают собственно рост смертности (но не только от голода, а от социальных потрясений вообще), недоприрост населения, в том числе от снижения рождаемости. Снижение рождаемости всегда происходит во время социальных потрясений — люди не уверены в завтрашнем дне, с трудом могут прокормить уже имеющихся членов семьи — не до прибавления. Однако снижение смертности нельзя записывать в «жертвы голода». Хотя бы потому, что снижение смертности может происходить и во вполне благополучных обществах — как результат урбанизации. Нельзя вывести точную цифру погибших и из разницы в «недостаче» рожденных детей и общей «недостаче» населения, если бы оно росло прежними темпами (даже с учетом статистики падения иммиграции). Здесь может быть множество составляющих такой недостачи. Дело в том, что часть населения могла покинуть США, не попав в статистику (из США легче выехать, чем въехать). К тому же, зафиксировав, что в США не приехало докризисное количество иммигрантов, мы должны добавить к ним и число детей, которые не были рождены этими иммигрантами в Америке. То есть, чтобы констатировать ориентировочное число жертв социально-экономического бедствия в США, требуется более тщательное, более многофакторное исследование.