Уроки жизни

Мы как-то заняли узловую станцию и знали, что немцы пойдут в атаку, чтобы её отбить. Был приказ, за станцией окопаться и отбить немцев. Мы быстро окопались, со мной как всегда пулемёт и много патронов, да несколько гранат. Мы приготовились, но немец стал нас обстреливать из орудий, взрывы рвались повсюду. Недалеко от меня сразу убило моего знакомого Петра – бронебойщика и его напарника, Ивана. Я это увидел после обстрела. А тут фашисты пошли в лобовую атаку. Ну, я их и начал из своего станкового пулемёта косить, как всегда. А они прут и прут, одни залягут, другие встают и снова идут на нас. Накосили мы их порядочно, мои сослуживцы тоже постарались. В общем, отбили мы эту атаку. А они решили нас танками раздавить. Смотрю, восемь танков на нас прут, не сбавляя хода, пехота залегла и ждёт, когда танки выедут вперёд.

Вот я и схватил противотанковое ружьё погибших моих товарищей. В первый танк прицелился и ударил по гусенице. Он остановился и завертелся как уж на сковородке. Второй был уже совсем близко, и я выстелил прямо в щель смотровую, он и загорелся. Смотрю, справа второе ружьё бьёт по танкам, и один загорелся. Ну а третий танк я тоже в гусеницу попал. Четыре остальных ещё проехали немного и стали пятиться назад. Пехота отползала под нашим огнём и ребята из соседнего взвода ещё два танка подожгли бутылками с зажигательной смесью.

В это время, наш ротный выскочил из окопа и закричал:

– «В атаку, за Родину, ураааааааааа», – и мы, кто остался живой, выпрыгивали из траншей с криком «ура» пошли в атаку. Рукопашный бой – это самый страшный бой. Бежишь и уже ни чего не соображаешь, только одна злость и ненависть в тебе кипит без устали. И бьёшь ты этих паразитов, чем придётся, душишь, давишь, режешь, рвёшь зубами, бьёшь прикладом, колешь штыком или рубишь сапёрной лопатой. И ни жалости у тебя нет и ни сострадания, просто уничтожаешь этих гадов, « не людей» проклятых. Так и тогда было, в том рукопашном бою. Положили мы их огромное количество, что после этого они больше не сунулись.

После боя ротный вызвал меня, посадил и говорит:

– Ты Шевченко, три танка подбил?

– Я, товарищ капитан, – отвечаю.

– Ну, молодец, дали мы им сегодня жару, надолго запомнят, и крепко пожал мне руку. Мы закурили, а ротный продолжал:

– Да, Степан, видел я как ты эти гадов бил из пулемёта, а потом стрелял виртуозно по танкам. А уж когда в рукопашную атаку пошли, я увидел, как ты орудуешь штыком и прикладом, рвёшь их зубами и душишь руками, мне стало страшно. Где ты этому научился? – спросил ротный.

– Были учителя хорошие в плену, – с ненавистью и злостью ответил я.

– Представлю тебя к награде, – сказал он и по-отечески обнял меня.

А через некоторое время, мне перед строем вручили медаль «За отвагу».

Потом меня сильно ранило в ногу, сильно задело кость. Я долго лежал в госпитале, рана гноилась и не заживала. Я постоянно просился да фронт, что бы добить эту поганую нечисть, но медкомиссия была непреклонна.

– Как ты будешь воевать? – всё спрашивал пожилой военврач, – ты же ходить без костылей не можешь? Но я всё твердил, что научусь, смогу. А одна врачиха пожилая со слезами на глазах промолвила:

– Как же нужно было исковеркать твою судьбу, что бы так рваться на фронт уничтожать эту нечисть, – не можем мы тебя отправить на фронт, пойми ты наш дорогой человек.

Короче, меня комиссовали подчистую. Так я добрался домой в 1944 году на костылях. Добирался долго, на чём только не пришлось ехать, а из Андреевки, соседнего района, знакомый казах Жокен на бричке привёз. Мир не без добрых людей. По пути все помогали, кормили, давали ночлег, продукты в дорогу, помогали, как могли. После того, как я насмотрелся на войне, здесь жизнь мне казалась раем. А сколько добрых людей у нас живёт, никогда не забуду эту доброту, – у деда снова на глазах заблестели слёзы.

– Нога ещё долго не заживала, гноилась, Санька с девчонками выхаживали меня, лечили народными средствами. Так и выкарабкался, вот теперь хромаю, можно сказать ковыляю. Да и, Слава Богу, на своих ногах хожу, – закончил дед и замолчал.

– Деда, да ты же герой, воскликнул я.

– Да ладно внучек, какой я герой, я простой рабочий человек. Таких как я у нас миллионы, а сколько было геройски погибших на этой войне, о подвигах которых мы вообще ничего не знаем. Нет внучек, я не герой, а один из тех, кто уничтожил эту нечисть, этот фашизм и победил в этой страшной войне.

Наступила пауза и каждый думал о своём, сна не было.

– Деда, а про Наточева Павлика расскажи, – не унимался я.

– Да я внучек был на войне, может вон бабуля твоя расскажет? – баба Саня встрепенулась.

– Да мало что я знаю, только из его писем, – начала она, – вообще Павлик, братишка мой, был очень способным и грамотным парнем, сочинял стихи и очень хорошо рисовал. Ушёл он на войну добровольцем, писал письма редко. Был он разведчиком, три раза они переходили линию фронта с заданием. Последнее письмо пришло в 1943 году. Он писал, что третий раз они идут в тыл немцам, написал стихи и на листочке карандашом нарисовал свой портрет. Я эти стихи как сейчас помню:

«В селе черты уж всем знакомы, когда-то вместе жили мы,

Теперь разъехались надолго во все концы нашей страны.

Конец ознакомительного фрагмента.